что случилось со мной. Чувствуешь себя таким виноватым из-за этого дерьма, что не можешь позволить себе заботиться о других людях, потому что если ты не смог защитить своего брата, то почему ты заслуживаешь каких-то других значимых отношений? Ну, ты должен избавиться от этого.
— Чувствую, что я должен лежать на кушетке на приеме у психолога.
— У тебя действительно куча эмоциональных проблем, вызванных травмой, если хочешь, чтобы я в них разбирался.
Я бросил на него взгляд: пошел ты.
Он улыбнулся.
— Если уж на то пошло, я должен был быть рядом с тобой чаще. Я старший брат. Я не должен был уходить в ту же секунду, как меня освободили — особенно зная теперь, как ты облажался.
— Это действительно терапия.
— Хорошо. Теперь ты можешь перестать бить людей и начать репетировать, как собираешься сказать Миле, что любишь ее.
Я усмехнулся.
— К сожалению, здесь нет зеркала, а я должен видеть себя во время репетиций.
— Кстати, добро пожаловать в клуб, — сказал он с удовольствием. — Я ждал того дня, когда смогу назвать тебя подкаблучником.
Блядь.
Я всегда избегал слова «любовь», будто это болезнь, но теперь он заставил меня смириться с правдой.
Все те слова, которые слетели с моих губ, когда я думал, что она может умереть, были правдой. Я сражался со смертью больше раз, чем мог сосчитать, но знал, что буду приветствовать ее, если она когда-нибудь встанет между мной и ней. Я предупреждал ее о самоотверженности, и теперь, похоже, я был практически жертвенным по отношению к ней.
Болезненно-милая девушка с мягким сердцем и любовью к желтому каким-то образом заполнила пустое пространство внутри меня. И я не мог вынести мысли о том, что она где-то еще, кроме меня.
Плюсы: мои хрустальные бокалы в безопасности.
Минусы: это может быть действительно безответно.
У меня не было времени размышлять об этом дальше. Дверь распахнулась. Мы с братом молча смотрели, как Костя притащил отрубленную голову и бросил ее на пол. Она покатилась, как шар для боулинга, прежде чем потерять инерцию и замереть в центре комнаты.
— Что это за блядь? — спросил я раздраженно.
Мой кабинет уже в гребаном беспорядке.
Костя тяжело дышал, весь в крови с головы до ног. Она капала с ножа в его руке на пол. Агитация работала через меня. В этот момент мне понадобится совершенно новый ковер.
— Дмитрий Михайлов.
Я тупо уставился на него, хотя внутренне был на расстоянии секунды от того, чтобы убить его этим ножом в его руке.
— У тебя проблемы со слухом? — прорычал я. — Или просто чертовски глуп?
Я приказал своим людям держаться подальше от Михайловых. Желание отомстить угасло в тот момент, когда Мила чуть не умерла из-за этого. Это даже не было вопросом после того как я увидел ее истекающей кровью: Я нуждался в ней в своей жизни, живой и без слез, которые заставляли меня чувствовать себя беспомощным. Убийство ее отца может оттолкнуть ее навсегда, и я не позволю этому случиться.
Я не мог видеть, как Алексей отмахивается от этого, и ярость захлестнула меня от удара, который это вызовет. Я не мог вернуть Милу, пока воевал с ее отцом.
Костя стиснул зубы, но в глазах его блеснула боль.
— Дмитрий был тем, кто убил Пашу по приказу Алексея. И так как ты не сделал ничего, кроме как трахнул его дочь, я взял это в свои руки.
Я улыбнулся, но это была не дружеская улыбка. Мне не хотелось убивать Костю и оставлять Вадима с двумя погибшими братьями, но другого выхода, похоже, не было.
Нож выскользнул из пальцев Кости, голос его был хриплым.
— Паша был моим младшим братом… — по его окровавленной щеке скатилась одинокая слеза. — Я должен был это сделать. И я готов принять наказание.
Он был готов умереть за своего брата. Я взглянул на своего, который наблюдал за мной с сухим удивлением. Он хотел знать, как я собираюсь справиться с этим, потому что он и я сделали бы то же самое друг для друга.
В дверях появился Альберт, его глаза мрачно смотрели поверх фингала, который я влепил ему сегодня утром. Он просто принял удар, будто он сопровождался обычным «спасибо», прежде чем отвезти меня сюда.
— У нас гости, — сказал он.
Ему не нужно было говорить, кто в гостях.
— Дай нам минутку, — сказал я Альберту, прежде чем бросить на Костю тяжелый взгляд. — На этот раз ты здорово облажался. Еще раз ослушаешься моего приказа и скажешь о Миле нечто подобное, и я сам прикончу тебя самым мучительным способом, какой только смогу придумать. — Костя сглотнул. — А теперь убирайся отсюда, — прорычал я. — Ты мне противен, и если Алексей здесь, чтобы убить тебя, я ему это позволю.
Он исчез за дверью, оставляя кровавый след, похожий на крошки.
Через минуту Альберт вернулся с Алексеем и Иваном. Мои плечи напряглись при виде отца Милы. Я чуть не убил его, когда он появился в ее больничной палате — не из-за Паши, а из-за Милы. Она наткнулась на мой ресторан и изменила мою точку зрения на все.
Алексей остановился в дверях и долго смотрел на лежащую на полу голову сына, на его лице отразилась смесь боли и ярости. Мужчина выглядел так, словно за один день постарел на двадцать лет.
Не говоря ни слова, он пересел на диван напротив Кристиана. Алексей всегда выражал свое разочарование в сыновьях. Я даже видел, как он однажды выстрелил Дмитрию в бедро за то, что он что-то испортил. Я ожидал мести по простому принципу. Но не ожидал, что этот человек уткнется лицом в ладони и…
Алексей Михайлов плакал.
И это было чертовски неловко.
Я встретился взглядом с братом и кивнул на голову Дмитрия, говоря ему сделать что-нибудь с ней, например, спрятать ее за диван. Но он этого не сделал. Он сухо посмотрел на меня и отхлебнул водки.
Пока Алексей находился в своём моменте, Иван прислонился к стене и пристально посмотрел на меня.
— Давно не виделись, — протянул я легко, но потом задумчиво нахмурился. — Хотя, был один день, когда ты явился ко мне домой и ушёл голым, чтобы приползти обратно к своему хозяину… — мои глаза сузились. — И мы не можем забыть тот раз, когда ты чуть не убил Милу своей неудачной попыткой прикончить меня. Но в остальном, я бы сказал, что давно не виделись.
Его взгляд стал жестче.
— Если бы ты не похитил Милу, она никогда бы
