их совместными фотками, да и статус «встречаемся» говорил сам за себя.
– Швабра! – заключила Ната. – Богатая и пустая швабра. Он с ней почпокается и забудет.
– Чего? – не поняла я, завистливо разглядывая фотографии. Столько лет сдерживалась, не искала вестей о Вите, жила воспоминаниями, греющими душу и сердце. А теперь увидела, и словно кипятком по открытой ране.
– Ты гораздо красивей, Риточка! Надо просто стянуть с тебя этот дурацкой мешок!
– Я всегда думала, что друзья нужны для того, чтобы говорить правду.
– Ничего себе, – засмеялась неожиданно Ната. – Ты стала дерзить, мне нравится!
– Кажется, ты заражаешь меня стервозностью. Отодвинься, я еще хочу спастись.
– Ладно, – махнула рукой Наташа. – Но мы еще вернемся к этому разговору! Если есть хоть один шанс вытащить золотую черепаху, надо его использовать.!
– Рыбку, – поправила я. – У Пушкина была рыбка, а не черепаха.
– Да какая, к черту, разница? – вспыхнула Краснова. – Хоть золотое авокадо. Главное, чтобы парень твоей мечты любил и хотел тебя, а не какую-то пустую фифу.
Я засмеялась, но идею с захватом парня мечты все же пришлось отложить. Попросту на это не было ни сил, ни времени, Да и мама неожиданно забеременела. Вот уж чего-чего, а пополнения в семье я не ожидала никак. Не с нашим бюджетом, да и не с папиными методами воспитания.
Что будет ждать маленького ребенка в этом месте? Обрадуется ли он…
Наверное, надо было рассказать матери про отца. Но я не смогла. Увидела их вместе, как они улыбаются друг другу, с каким удовольствием папа трогает живот мамы. Как тут скажешь, что твой муж – тиран, бьющий периодически собственную дочь?
Беременность, правда, протекала не очень хорошо. Маме пришлось уйти в декрет преждевременно, а отцу, наоборот, перестать просиживать штаны на диване. Он устроился охранником в какую-то крупную фирму в дорогом элитном офисе и наконец-то перестал сидеть дома, хотя я не была уверена, надолго ли его хватит на этой работе. Синяки у меня на теле перестали появляться, и в какой-то момент я даже забыла про уроки силы и жестокость, сверкающую в глазах родителя.
Думала, счастье пришло и на нашу улицу. Однако когда мать положили на сохранение, отец будто взорвался. Кто-то ему на работе испортил настроение, суп, который он сам же и забыл поставить в холодильник, прокис, носки порвались, ну и под руку подвернулась я. Опять ремень, опять крики и чертовы извинения. После пришлось покупать таблетки и два дня сидеть дома, натираясь мазями, потому что, откровенно говоря, я чувствовала себя ужасно.
Наташа позвонила мне, и пока папа поехал забирать маму из больницы, заглянула в гости. Она опешила, увидев под одежной отметины на моем теле.
– Дьявол! – крикнула она, сжав руки в кулаки. – Зарезать его мало! Ащ! Как же бесят эти мужики! Уроды! – подруга содрогалась от ругательств, а я молилась, чтобы мама не заметила ничего. Ей нельзя волноваться. Пусть бы никогда не узнала, каким жестоким бывает ее муж.
– Однажды мир рухнет, – сказала я, вспоминая слова Вити. Каждый раз, когда отец меня бил, я думала о нем: о его теплой улыбке и нежном голосе, о глупых шутках и глазах, в которых поселился целый океан. Только мысли о Вите помогали не сломаться, верить в лучшее, в то, что дождь не бывает вечным.
Летом мама родила мальчика. Матвей. Матюша. Самое безобидное и невинное существо на всем свете. А через неделю мы узнали, что у Моти слабое сердце. Скорее всего, через год ему придется делать операцию, на которую у нас не было денег и вряд ли в ближайшем будущем они могли появиться. Оставалось надеяться только на квоту, и мы молились, чтобы случилось чудо. Хотя я помнила – верить в чудеса чревато разочарованием и болью. Надежда может ранить больше, чем ее отсутствие.
Следом добавилась и другая проблема – школа, в которой я училась, не прошла какие-то критерии касательно безопасности, была слишком старой – со стенок, порой, валилась штукатурка. В итоге ее закрыли на неопределенный срок, учеников распределили по районным школам – пристроили, куда смогли.
Я думала, меня переведут к Нате, которая не особо мечтала сдавать экзамены и поступать в универ, ведь у нее попросту на это не было времени. Парни, парни и еще раз парни. Однако мне повезло, в кавычках. Место выделили в элитном лицее. По закону подлости – в том самом, в котором учился Шестаков. И не просто в одном здании, меня определили в его выпускной класс. Сказать, что я была в шоке от матушки судьбы, значит, не сказать ничего.
____
Дорогие читатели! В сл.главе мы с вами встретимся уже с 18ти летними героями, окажемся вместе с ними в выпускном классе. Как думаете, Витя узнает Риту, спустя столько лет?
– Да ладно? – засмеялась Наташа, провожая меня до автобусной остановки. Первое сентября – самый ужасный и душный день осени. Я еще и очки надела, с недавних пор зрение совсем упало.
– Молчи, просто молчи!
– Рит, давай переоденем тебя. Ну, колхоз, ей богу, – Краснова закинула руку мне на плечо, скользнув взглядом по моей белой, на два размера больше, рубашке, застегнутой под самое горло, и черной юбке широкого покроя, длиной по щиколотку.
– Зато синяков не видно.
– Твой шизанутый папаня опять махал кулаками?
– Последние два месяца он меня почти не замечал, а позавчера узнал, в какую школу перевели, так разошелся. И мамы с Мотей, как назло, дома не было. В общем… – я вздрогнула, вспомнив удар ремнем по спине. Даже летом я не ходила в чем-то открытом. Отец поднимал руку не часто, но если уж выходил из себя, меры не знал.
– Дерьмо, – фыркнула Ната. – Мой тоже вчера нажрался. Но я ему пригрозила.
– Ты умеешь, мне бы твой характер, – вздохнула, с завистью взглянув на подругу. Она была боевой и с отцом часто говорила на равных. Могла и ножом махнуть, и стул в него закинуть, и бутылку об голову разбить. Ната, может, и сбежала бы, но ждала окончания школы, чтобы никто не прикопался. У нее и план был: устроиться в зоомагазин и снять комнату в общаге рядом с озером. Я часто завидовала ее бесстрашию перед будущим.
– Слушай,
