– Не переживай, – утешил сестру Егор, – ты вовсе не толстая. Зато очень злая.
Когда мама Соня водрузила на стол очередное блюдо, Ксения поинтересовалась, где она научилась так великолепно готовить. «Или это природный талант?» Невинный вопрос почему-то вызвал у мамы Сони замешательство, она горько махнула рукой и вышла из гостиной.
– Я сказала, что-то не то? – растерялась Ксения.
– Понимаешь, готовить ее научил мой отец, – сказал Егор и замолчал.
– Он умер? – испуганно предположила Ксения.
– Нет, слава богу, жив, но о нем в присутствии мамы Сони лучше не говорить…
Ксения поняла, что невольно коснулась семейной тайны, о которой Савельевы предпочитают молчать, и поспешила перевести разговор на другую тему.
В этот вечер, помимо воспоминаний и вкусной еды, было много вина. Надо сказать, оно чудесно дополняло и еду, и беседу. Правда, поначалу Ксения от вина отказалась, честно признавшись, что алкоголь не жалует. В ответ мама Соня взглянула на нее едва ли не с обидой и воскликнула: «Зачем алкоголь? Кто говорит про алкоголь в доме, где пьют только домашнее вино?!» «Пригуби, – дипломатично предложил Ксении Егор, – это вино делали мы с мамой». Ну, раз так – пришлось согласиться. Егор налил ей бокал белого вина из пузатого кувшина. Глотнув, Ксения зажмурилась – вино показалось ей кисловатым, к тому же она никогда не любила сухие вина, предпочитая полусладкие, или даже десертные. Ей тут же предложили попробовать чернильное шави-гвино из черного винограда. Оно неплохо сочеталось с десертом, и совсем хорошо – с фруктами. Потягивая черное вино, Ксения с любопытством слушала рассказы мамы Сони.
Оказалось, в роду Софьи Петровны есть кахетинцы, и в ее семье домашнее виноделие было незыблемой традицией.
– Считается, что именно в Кахетии люди впервые стали возделывать виноградную лозу и делать вино, – с гордостью сообщила мама Соня. – Представь, что технология его производства не менялась на протяжении многих веков! Из года в год мы «ставим» вино, как это делали наши прадеды – сначала дробим виноград, потом выливаем получившееся сусло в квеври – большую глиняную бочку, и вскоре получаем легкое и очень полезное вино, не содержащее никаких добавок. Кстати, шави-гвино лучше закусывать моим фирменным сливовым пирогом!
– О нет! – взревела Анька. – Мой любимый сливовый пирог! Этого я точно не вынесу!
Мама Соня, победно взглянув на дочь, ушла за десертом.
– Вино – это же чистая поэзия! – Егор подлил себе белого. – В этом напитке сконцентрированы солнце и радость юга.
– Жаль, что с нами нет Петровича, – вздохнул Влад. – Виноделие – его коронная тема!
Это вполне невинное замечание вызвало у Ани странную реакцию – она испуганно оглянулась и, убедившись, что мамы Сони нет в гостиной, зашипела на Влада:
– Не говори больше о нем! Вдруг мама Соня услышит?!
Влад виновато кивнул, как будто понял, о чем идет речь. А вот Ксения ничего не поняла. Впрочем, она уже знала, что у Савельевых есть темы, которых по каким-то таинственным причинам запрещено касаться.
…Перед сном она вышла на крыльцо. Из садовой беседки доносились голоса Егора и Влада. Ксения всмотрелась в небо, отчего голова чуть закружилась. Ей подумалось, что на море сейчас должно быть очень красиво, и лунный след уходит за горизонт. Раздалось настойчивое мяуканье, и об ее ноги потерся огромный полосатый кот. Ксения погладила его, и к ней тут же подскочило еще несколько кошек. Она немного постояла в кошачьем обществе и пошла спать.
Утром, проснувшись, Ксения спустилась на первый этаж и увидела на веранде Аньку, завтракавшую в обществе котов и пса Мальчика. Приветливо поздоровавшись, Аня кивнула на кофейник и пригласила гостью позавтракать вместе с ней.
– А где все? – поинтересовалась Ксения, глотнув ароматный, потрясающе вкусный кофе.
– Уехали в город по делам. – Аня пододвинула Ксении блюдо, на котором лежал солнечный круг хачапури. – Мама Соня испекла рано утром…
– А ты чего не ешь?
– Мне тесто нельзя, – не без сожаления сказала Анька и запустила ложку в тарелку с овсяной кашей.
Присмотревшись к девочке, Ксения едва не поперхнулась кофе – несколько прядей Аниных волос были ядовито зелеными.
Уловив ее вопросительный взгляд, Анька беспечно махнула рукой:
– Захотелось поменять имидж. Покрасила зеленкой. Правда, переборщила немножко. Как думаете – ничего?
Ксения вежливо улыбнулась:
– Ничего. Я бы сказала… весьма необычно!
Заметив лежавшую перед Аней книгу, Ксения полюбопытствовала, что та читает. Узнав, что это «Бегущая по волнам» Грина, обрадовалась так, будто встретила очень близкого человека. В юности она сама зачитывалась Грином, а «Бегущая» была ее любимой книгой.
…Попивая кофе, они вели задушевные девичьи разговоры. Из этого утреннего диалога Ксения поняла, что Анька – интеллектуалка (читает Шекспира на английском, смотрит артхаусные фильмы), бунтарка (отсюда ее стремление постоянно возражать матери, брату и вообще всем вокруг), глубокий интересный человек с весьма оригинальными «взрослыми» взглядами на жизнь, и… одинокая девочка с большим количеством комплексов. Вспомнив, как Егор назвал сестру треугольником, о каждый край которого можно пораниться, Ксения внутренне согласилась с его хлестким определением. Аня и в самом деле казалась грубоватой, зачастую излишне прямолинейной, вспыльчивой, но при этом было очевидно, что ее ершистость и нарочитая грубость – этакая сознательно нарощенная броня, защита от мира.
Ксения прекрасно понимала пятнадцатилетнюю Аньку, поскольку хорошо помнила собственные переживания в этом сложном возрасте. Он действительно сложный – кажется, что весь мир идет на тебя войной, а вокруг ни одного понимающего или хотя бы сочувствующего человека. Видимо, она кивала слишком часто, потому что в какой-то момент Анька взглянула на нее с явным подозрением: «А ты откуда знаешь?!»
Ксения усмехнулась:
– Откуда… Проверено эмпирическим путем, считай – на собственной шкуре.
– Может, еще скажешь, что ты была толстая? – с надеждой спросила Анька.
– А то! – великодушно подтвердила Ксения. – Настоящий жиртрест! Семьдесят кг!
– Значит, и у тебя были комплексы? – обрадовалась Аня.
Ксения не выдержала и расхохоталась:
– Были? Да они никуда и не исчезали!
– И ты с ними живешь до сих пор?
– А что мне еще остается? Нет, конечно, какие-то мне удалось придушить, к некоторым я привыкла, но отдельными – болею до сих пор.
