— Здравствуйте, Павел Викторович, — сглатывает Даниэлька, — Касаткина, пройдите на место!
Марьяна аж краснеет от злости. Как же такую красоту прервали, по достоинству не оценили. Но я уже на нее не смотрю, все мое внимание приковано с вошедшему проректору и незнакомке.
— Присаживайтесь. — царственно кивает Павел Викторович. — Даниэль Александрович, вы Кудряшкину не ругайте и пропуск не ставьте…
Остальную речь проректора я просто не слышу. Что?! Что он сказал?! КУДРЯШКИНА?! Вот эта красавица?! Это она — бывшая подавальщица в ночном клубе, которую я оприходовал когда-то по пьяни?!
Я смотрю на нее во все глаза. И не только я. Волков так же заинтересован вошедшей. Сейчас его очки запотеют, так быстро и тяжело он дышит, и как болванчик кивает Павлу Викторовичу, хотя на самом деле, миллион ставлю, что вообще не понимает, о чем тот говорит.
Павел Викторович уходит. Кудряшкина вопросительно смотрит на Волкова.
— Виктория! — расплывается молодой препод в дурацкой восхищенной улыбке. — Я уж думал, что сегодня не увижу вас.
— Можно присесть? — смущенно улыбается Кудряшкина.
А у меня от ее смущения аж дух захватывает.
— Конечно, Виктория, присаживайтесь, куда вам будет удобно.
Кудряшкина кивает. На ее лице какая-то загадочная полуулыбка. Мона Лиза, ей Богу!
Но, похоже, ни я один сражен на повал ее эффектным появлением. Волков без зазрения совести пялится на ее зад, когда она поднимается к сидениям. Я отодвигаюсь еще дальше, чтобы она заметила и села рядом.
Но нет, она даже не смотрит в мою сторону. Не доходит до меня каких-то несколько ступеней и садится рядом с Веником. Вот подвезло чуваку сегодня! Я едва ли кулаком по парте не бью с досады. Ловлю полный злости взгляд Марьяны, отворачиваюсь. Кудряшкина достает из сумочки тетради, ручки. Какие у нее миниатюрные пальчики с аккуратным маникюром. И вся она какая-то ладная теперь, правильная, и очень кхм… как бы это объяснить? Спокойная что ли? Или полноценная?
А потом она как бы невзначай поправляет волосы, и я вижу обручальное кольцо на безымянном пальце. Вот и причина ее спокойствия и полноценности — у нее мужик постоянный. Бабам же только этого и надо. Почему-то мне становится досадно. Прямо шквал эмоций за последние пять минут. Кудряшкина одним своим появлением заставляет меня то летать в облаках, то ненавидеть всех баб. Удивительная девушка!
Венику же вообще пофиг, что рядом с ним присела ОНА. Сидит в развалочку, чуть ли не в носу ковыряет. На Кудряшкину ноль внимания, ноль эмоций, будто каждый день ее видит.
Так, стоп!
Чего там сверкает у него на безымянном?! Обручалка?!
Черт, ну и идиот же я! Ну конечно, они же поженились! Прямо перед обменной программой! Два года назад я об этом слышал, а потом мне было настолько пофиг и неинтересно, что я забыл.
Это что… получается, Кудряшкина из-за него себя такой полноценной чувствует? И поэтому к нему села?
Тут же начинаю представлять их в постели. Зад горит, нет, не то слово, полыхает адски. Как она может спать с этим обмылком?! Да еще они небось каждый день жахаются! И не по одному разу. Моих детей спать уложат, и вперед теребонькаться! А чем еще им заниматься?
Похоже, что «шипперю» Кудряшкину с Веником не только я. Даниэль Александрович глаз с женатой пары не сводит. И на лице его удивление, очень похожее на мое. Что, блин, такая девушка как Кудряшкина, могла найти в этом увальне Венике?! Если только у него этот самый «веник» не метровый? Хотя, по довольному жизнью виду Виктории, «веник» у Веника о-го-го какой…
***
ВИКА
Вхожу в аудиторию и стараюсь никуда не смотреть. Чувствую на себе взгляды. Много тяжелых, пристальных. Женских, и мужских.
Павел Викторович без зазрения совести врет Волкову, что сам задержал меня на полпары.
Мне разрешают присесть. Сразу замечаю яркое пятно в общей серой массе. Это — он!!! Рустам Громов! Ошибки быть не может! Я всегда его узнаю! С любого расстояния и ракурса!
Отец моих детей ерзает, вроде даже как пытается отодвинуться, но… не буду же я садиться рядом с ним. Тем более, после всего, что он мне сделал! Сажусь рядом с Веником. С ним ходя бы безопасно и нейтрально. Чувствую на своей спине тяжёлый пристальный взгляд. Небось Громов дыру мне там высверливает…
Спереди же, меня атакует Волков. И так глазками стрельнет, и сяк, и на декольте посмотрит, и на губы… Прямо харассмент какой-то от препода.
— Виктория! — вдруг снова обращает на меня внимание препод, — Вот вы были в Америке! Вы нам и расскажете! Выходите сюда, не стесняйтесь! И не переживайте, что что-то не успели, мы повторяли материал, — лучится улыбкой препод. — Смелее.
Делать нечего, я встаю иду к кафедре. Принципиально в сторону пятна Громова не гляжу. Даниэль Александрович же облокачивается на свой стол, присаживаясь на самый край, закладывает руки в карманы дорогих брюк и начинает атаковать меня дурацкими вопросами, как там в Америке, да и что.
Я не привыкла, чтобы на меня все смотрели, да и уставшая с утра, поэтому несу откровенный бред, но препод не перестает терзать меня за кафедрой.
— Спасибо, Вика, — подводит итог Волков. — может у кого-то есть вопросы к нашей замечательной студентке?
Вот за что он так со мной, а? Мало мучал вопросами своими дурацкими?! Теперь меня будут терзать собственные однокурсники?
— Можно! Можно я?! — тянет руку девушка Громова, как там ее? Я даже имена их позабыла за два года, настолько они мне были безразличны.
— Касаткина. — разрешает ей Волков.
— Скажите пожалуйста, — зло скалится Касаткина, выставляя свои красивые ноги напоказ: — Как можно было работая подавальщицей в ночном клубе, — девица говорит это с таким пренебрежением, будто речь идет о проститутке, не меньше, — выиграть стажировку в Америке?
Волков на секунду впадает в ступор, но потом быстро берет себя в руки:
— Вы решили задеть свою одногрупницу? Или в чем причина пренебрежительного тона? Зависть?
Но мне не нужны теперь никакие защитники. Я сама могу за себя запросто постоять.
— Позвольте, Даниэль Александрович! — встреваю я, очаровательно улыбаясь.
Скажи мне это Марьяна два года назад, и я бы обиделась, стушевалась, поплакала бы ночью в подушку… Но теперь я — взрослая самодостаточная девушка с двумя детьми, повидавшая мир, и заработавшая себе на квартиру.
Даниэль кивает.
Я очаровательно улыбаюсь на все тридцать два зуба, и отвечаю Касаткиной:
— Секрета тут никакого нет. Просто надо совмещать и успешную учебу, и работу, и вовремя выйти замуж, и родить детей! А у кого-то ни работы, ни мужа, ни стажировки в Америке! Интересно, почему? Не умеет совмещать человек! Вот в чем дело!
В аудитории повисает тишина, а потом ее оглушает звонок с пары. Студенты поднимаются с мест, я тоже иду к Вениамину, собрать конспекты и ручки.
— Ну ты и стерва! — шипит Касаткина, с ненавистью глядя на меня.
— Я?! — очаровательно хлопаю глазами, — Да я — милейшее создание, дамочка, а вы лучше юбочку одерните, а то трусики видать.
Касаткина идет красными пятнами, но мне все равно. Ничего себе, какой уверенной я стала! И это произошло как-то извне. Я никак над собой не работала, чтобы перебороть прошлые комплексы, и вот…
Пока я внутренне любуюсь собой, меня кто-то пребольно задевает по плечу, сумка падает, ручки и ключи весело подпрыгивая на ступеньках летят вниз.
— Ох, прости! — раздается позади меня до боли знакомый голос, от которого у меня мурашки повсюду бегут. — Я помогу.
Разворачиваюсь. Громов! Собственной персоной! Возмужал за два года. Стал выглядеть более взрослым, окреп. Прическа стильная, форму бороды поменял. Стоит лыбится белоснежными зубами. Благоухает парфюмов в радиусе километра. Считает, что полностью неотразим в женских глазах.
Как же мои сыновья похожи на него… это просто не передать словами, будто ксерокс у него вместо детородного органа. Из-за сравнения я полуулбаюсь, но моментально стираю улыбку с лица.
