Я даже не помню, как мы уснули. Даже не уснули, нет — вырубились, не в состоянии пошевелить пальцами рук и ног. Помню только, как прижал Лисёныша к себе, пробормотав, что она выжала из меня все соки…
— Доброе утро.
За мыслями я не заметил, как Алиса проснулась. Она ведёт своими пальчиками по моему подбородку и улыбается.
Я скольжу взглядом по её лицу:
— Как ты?
Малышка тянется к моим губам:
— Я — самая счастливая.
Целую, подминая её под себя.
— Знаю. Ты говорила об этом. Во сне.
Алиса удивлённо распахивает глаза:
— Я?
— Ага, — хитро прищуриваясь, киваю. — Сначала ты говорила, что любишь меня и что я — лучший, — Алиса стыдливо прикрывает глаза, а я расплываюсь в самодовольной улыбке. — А потом что-то бормотала про волосы на ногах, — любимая в ужасе распахивает глаза. — Но я не понял, про чьи волосы речь, и решил проверить.
Алиса мотает головой из стороны в сторону.
— Нет, Саш, скажи, что ты шутишь!
— Нисколечко! — беззаботно отвечаю я. — Я залез под одеяло и начал исследовать сначала твои ноги, а потом свои. Но у тебя никаких волос не нашлось, поэтому я решил, что ты говорила про меня. Или про кого-то ещё, а?! — грозно спрашиваю я и начинаю в шутку кусать Лисёныша за шею, от чего девушка хохочет и пытается увернуться.
Внезапно Алиса громко вскрикивает.
— Что?! — я испугался, что сделал её больно. — Больно?
— Саш, сколько времени?
Тянусь за часами.
— Полдевятого.
— НЕТ!!! — кричит Алиса, вскакивает и начинает судорожно собираться. — У меня же с девяти приём.
— Вот об этом, Лисёныш, я, кстати, тоже хотел поговорить.
— О чём? — любимая замирает и внимательно смотрит на меня.
— О твоей работе, — я, натянув домашние штаны, встаю и, уперев руки в бока, смотрю на девушку. — Я бы не хотел, чтобы ты так много работала. Тем более, с подработкой. Девушка моей мечты не такая.
Алиса расплывается в улыбке и кокетливо смотрит на меня:
— А какая девушка твоей мечты?
— Босая, беременная и на кухне, — резанув рукой воздух, безапелляционно заявляю я, а Алиса, запрокинув голову назад, начинает хохотать.
— Ой, Пушкин, моя прелесть, — девушка смеётся, а я ничего не понимаю. — Я, конечно, не хочу тебя расстраивать, но, по-моему, я совершенно не подхожу под “девушку твоей мечты”.
— Почему это? — хмуря брови, спрашиваю я.
— Потому что я не соответствую ни одному из названных критериев, — пожимает плечами Алиса. — Я — жуткая “мерзлячка” и никогда не хожу босиком — это раз. Я не умею готовить и знаю всего лишь несколько стандартных блюд — это два. А по поводу беременности, — Лисёныш робко смотрит на меня. — Думаю, нам рано говорить об этом и… — её взгляд падает на мобильный телефон, — ох, блин! И если ты сейчас меня не отвезёшь, то я точно лишусь даже основной работы.
— Отвезу! — я с готовностью беру ключи от машины. — Но к этому разговору мы ещё вернёмся.
Кир уже убежал в школу. Мы быстро кидаем в себя завтрак, который для нас уже любезно поставила Дарья Андреевна, и я отвожу Алису. В машине долго не могу её отпустить. Целую до тех пор, пока она не начинает покусывать меня острыми зубками за нижнюю губу. Спрашиваю, до которого часа она работает, и обещаю её сюрприз. Потом я заезжаю на работу, еду на пару объектов, раздаю там “всем сестрам по серьгам”, вновь заезжаю на работу, а потом еду за Алисой. Сажусь напротив её кабинета и долго сканирую взглядом табличку с её именем. Наконец, дверь открывается и оттуда выходит щупленький “ботан” в очках, который заявляет на весь коридор:
— Спасибо, Алиса Сергеевна, большое! Так, как Вы берёте, так никто не берёт. Я теперь буду только к Вам ходить.
Он бросает на меня быстрый взгляд и оставляет дверь открытой. Я встаю и сжимаю руки в кулаки. Ловлю недоумённый взгляд Алисы, выглянувшей из кабинета, и решаю, что сделать в первую очередь: то ли устроить любимой допрос с пристрастием, то ли догнать очкарика и засунуть его очки в то место, которым он, по-видимому, думает.
Глава 20. Алиса
Проводив последнего пациента, выглядываю в коридор и вижу совершенно злого и полного негодования Пушкина. Он провожает диким взглядом моего пациента, а потом поворачивает голову в мою сторону. В его взгляде только два чувства — ревность и желание немедленно услышать мои оправдания. Я выхожу в коридор, беру его за руку, завожу в кабинет и закрываю дверь.
— Только не говори, что ты сейчас подумал то, что мог бы подумать в этой ситуации, — обнимаю мужчину за шею и тянусь за поцелуем, но Пушкин обиженно поворачивает голову, а я, тем не менее, чмокаю его в подбородок.
— Объяснишь? — Пушкин поджимает губы, так старательно делая вид, как он оскорблён. — Что это ты так замечательно берёшь у этого “запрещено цензурой”?
Я ахаю и демонстративно повожу кончиком языка по нижней губе, с удовольствием отмечая, как темнеет радужка зрачков мужчины.
— Завидуете, Александр Сергеевич? — кокетливо интересуюсь, прижимаясь к Пушкину всё ближе. — Дак я и у Вас могу это взять.
Мужчина смотрит на меня так, что, кажется, из его ноздрей сейчас повалит густой дым, как у быка при виде красной тряпки. По лицу Пушкина начинает ходить “желваки”, а я добавляю масла в огонь:
— Снимайте штаны, Александр Сергеевич, и я с удовольствием у Вас это возьму. Поверьте: так, как беру я, так никто не берёт. Вы же слышали.
Лицо Пушкина мрачнеет и, постепенно, превращается в непроницаемую маску.
— Что “это”? — глухим, хриплым голосом спрашивает он, испепеляя меня взглядом.
Я невинно хлопаю глазками:
— Мазок, разумеется. А Вы что подумали?
Пушкин с шумом выдыхает. Морщинки на его лбу разглаживаются, но мой рыцарь всё ещё напряжён.
— То есть, ты берёшь мазок “оттуда”? — ошарашено уточняет, а я держусь из последних сил, чтобы не расхохотаться. — Ты видишь его… голым?
Всё. Не выдерживаю и начинаю громко хохотать. Так сильно, что даже на ногах устоять не могу: шпилька на моей туфельке подворачивается, и я оступаюсь, но тут же сильные, крепкие руки подхватывают меня. Пушкин бесцеремонно усаживает меня на стол, расталкивает мои колени в разные стороны и устраивается между ними. Я обнимаю его за шею и с улыбкой смотрю в глаза:
— Это моя работа, Саш, — глажу по щеке. — И ничего более. Я же не ревную тебя к твоей работе.
Пушкин закатывает глаза:
— А я не рассматриваю на ней голых мужиков.
Смеюсь и притягиваю его к себе:
— А кого ты там рассматриваешь, а?
Вместо ответа получаю ядерный взрыв в виде жадного, яркого, классного поцелуя. Одной рукой Пушкин держит меня за спину, а другой совершенно по-хамски задирает подол моей юбки.
- “Запрещено цензурой”, ты в чулках… — хрипит он прямо в мой рот и намеревается продолжить свои совершенно бесстыдные действия, но в этот момент у него звенит телефон, оповещая об смс.
— Алиса… прочти… — не отрываясь от моих губ, отдаёт голосовую команду.
“Привет, зайчонок. Ещё не забыл меня? Давай встретимся. Жду тебя в нашем отеле, в номере четыреста два”, - весёлый голос механической помощницы читает текст сообщения, от которого внутри всё замирает.
Я поднимаю глаза на Сашу, а он крепко держит меня.
— Даже не думай сейчас что-то подумать, — предупреждает он, но я опускаю глаза. — Алиса. Посмотри на меня.
А я не хочу. Смотреть.
— Я ничего не подумала, Саш, — отстраняюсь от него. — Поехали домой.
- “ЗАПРЕЩЕНО ЦЕНЗУРОЙ!!!” — взрывается Пушкин и достаёт телефон. — Смотри, — показывает мне, что звонит автору сообщения, который записан у него как “Настя рот”. Ставит на громкую связь.
— Котик, привет, — мурлыкает девушка в трубку.
— Здравствуй, — прокашливаясь, говорит Пушкин, исподлобья поглядывая на меня. — А напомни мне: когда мы с тобой виделись в последний раз?
— Ой, котик… — пауза. — А, вспомнила! Перед Новым годом. Ты прилетал в Москву и мы…
