всё. Силой её заберу и принесу домой, она привыкнет, а я устрою для них с ребёнком самую лучшую жизнь.
– Сын, – мирную тишину разрывает голос отца.
– Как тебе? – спрашиваю, так и не повернувшись к нему.
– Неплохо, – устало отвечает он, и я, улыбнувшись, поворачиваюсь.
– Неплохо? – прищуриваюсь. – По-твоему, что-то не хватает? Я размышлял над тем, чтобы поставить тут небольшой диван или кресло-качалку, но подумал, что решу этот вопрос с Анной…
– Это вряд ли, – говорит он, сжав губы в тонкую линию.
– Лишнее? Ну, может, ты и прав, место много может занять, – продолжаю рассуждать, ещё не уловив настрой отца.
– Остановись, – мотает головой и бросает серую папку на кровать. – Прочитай!
– В чём дело? – недоуменно смотрю на него, но за чёртовой папкой всё же тянусь. – Что здесь? – спрашиваю, открывая. – Я ведь сказал, не возьмусь ни за какие проекты, пока… – замолкаю, когда в глазах бросается имя девушки, что носит моего ребёнка.
В папке обнаружилось медицинская карта Анны, несколько справок из больницы, заключения врача и рецепты с какими-то препаратами. А также снимок УЗИ, и всё о том, как протекает беременность. Прочитал всё с улыбкой на лице, пока не дошёл до копии какого-то договора и заключения о смерти ребёнка в утробе матери.
– Это что ещё за бред? – нервно закрыв папку, я бросаю её обратно на кровать и засовываю руки в карманы брюк, чтобы спрятать внезапную дрожь.
– Это не бред, а факты, сынок, – равнодушно отвечает отец. – Эта девушка не уберегла твоего сына, – он делает шаг ко мне, но я отступаю назад.
При слове «сын» у меня ноги подкосились, и я с трудом удержался на них. В ушах начало шуметь, а больное сердце неровно биться.
– Ты видел справку, ребёнок бы родился инвалидом, а когда она об этом узнала, сделала всё, чтобы он умер ещё до рождения, об этом тоже написано в бумагах. Она вела безобразный образ жизни, а поняв, что у неё ничего не получилось, нашла семью, которая готова заплатить, чтобы взять ребёнка…
– Что ты несёшь? Какая ещё семья?! – срываюсь на крик, не выдержав этого словесного поноса. – Кто будет платить за больного ребёнка, я что, совсем идиот, по-твоему?
– Вот, – отец поспешно берет папку и, достав пару бумаг, тычет ими мне в лицо. – Семья врачей, у них несколько детей с различными диагнозами…
– Иди к чёрту! – ору во весь голос. – Она не могла!
– Ты о ней ничего не знаешь! – в тон мне говорит отец. – Думаешь, ей нужен ребёнок от наркомана?
– Тогда почему она не сделала аборт? Почему носила его всё это время?
– Потому что денег с тебя стрясти хотела, а когда поставили диагноз, поняла, что денег она не увидит, если принесёт тебе больного ребёнка…
– Бред, – сажусь на кровать и потираю лицо руками. – Я не могу в это поверить…
– Но это так…
– Почему? Почему он умер?
– Она переходила дорогу на красный и, судя по заключению врачей, была под чем-то.
Горько усмехаюсь, опустив голову. Что это ещё за сказки? Да, я мало что о ней знаю, но вот это вот всё…
– Я должен сам у неё спросить, – резко встаю на ноги и собираюсь на выход. – Должен посмотреть в её глаза и вытрясти все ответы…
– Нет! Я тебя никуда не пущу! – отец впивается в мой локоть, тем самым останавливая меня.
– Я тебя не спрашиваю…
– Ты на взводе, тебе надо успокоиться, у тебя больное сердце и, не дай Бог, что-то случится по дороге…
– Я тебя однажды послушал…
– И правильно сделал. И сейчас послушай. Я твой отец и хочу для тебя только хорошего. Поверь, – последнее слово он говорит, устремив взгляд на дверь.
Поворачиваюсь и вижу нашего семейного доктора.
– А он что здесь делает? – спрашиваю и вырываю руку из хватки отца.
– Я знал, что ты занервничаешь, это меры предосторожности.
– Я в порядке, не стоит…
Мне в плечо втыкают шприц, и перед глазами моментально мутнеет.
Проведя полгода в больницах, от запаха лекарств тебя начинает тошнить, и уж тем более ты этот запах ни с чем не спутаешь. Ещё до того, как я открыл глаза, понял, что нахожусь в больнице. Пытаясь прийти в себя и догнать, какого чёрта происходит, в моей палате обнаружился охранник, что мирно листал какой-то журнал, сидя на узком диване.
На секунду мне показалось, что я только пришёл в себя после того, как получил пулю от брата Анны, но воспоминания последних событий обрушались как летний ливень.
Поднял чугунную голову с подушки, намереваясь выйти отсюда и поехать к Анне.
– Вам лучше не вставать, – прогремел грубый голос охранника.
– Я сам знаю, что для меня лучше, – хрипло проговорил я, а потом отцепил от себя капельницу и провода, что были приклеены к груди.
– У меня приказ, – раздалось над головой. – Никуда вас не выпускать.
– Я тебе что, маленький ребёнок? – говорю и тут же морщусь.
Я должен был стать отцом. Я, мать вашу, морально был готов, представлял, как буду держать его. Я кроватку ему купил!
– Мне приказали, я выполняю, – говорит этот громила и, сжав моё плечо, толкает меня на кровать. – Это моя работа, – пожимает плечами.
– Ты с дуба рухнул? – возмущённо смотрю на него. – Тебя вышвырнут отсюда в два счёта. Отпусти! – требую и снова делаю попытку встать.
– Не могу, – бросает коротко, разворачивается и встаёт у входа, закрывая путь своим медвежьим телом. – Ваш отец дал чёткие инструкции.
Да кто бы сомневался, что отец приложил к этому руку.
– Набирай его, я сам поговорю.
Осмотревшись, не обнаружил своих вещей в палате, что тоже не удивительно.
– Пожалуйста, – протягивает мне телефон, и я буквально вырываю его из рук охранника.
Подношу трубку к уху и терпеливо слушаю длинные гудки. Вру, нет у меня никакого терпения, у меня только вопросы.
– В чём дело, Игорь? – наконец-то раздаётся голос отца по ту сторону. – Он проснулся?
– Проснулся, – недовольно бросаю я.
– Филипп? – удивляется мой собеседник. – Ты как себя чувствуешь?
– Так же, как и до того, как проснулся в больнице. Какого чёрта? – нервным тоном спрашиваю.
– У тебя был приступ, и мне пришлось…
– Хватит мне врать! – перебиваю его и встаю с кровати. – Взрослый человек, а всё глупостями страдаешь. Что я здесь делаю, я тебя спрашиваю? – наматываю круги по палате, не видя себя от злости.
– Успокойся, тебе нельзя нервничать, – мирно обращается он ко мне, чем только сильнее раздражает.
– Какого чёрта ты приставил ко мне охрану? – игнорирую его слова. – И почему он не разрешает мне выходить? Мне что, десять лет?! Что
