class="p1">– Закрой рот! – рявкаю и встаю на ноги. – Это всё больше похоже на бред, чем на реальность.
Сердце громко бьётся в горле, воздуха катастрофически не хватает, и я начинаю задыхаться, но старательно этого не показываю.
– Нет, это жизнь, и такие люди бывают. Ты и понятия не имеешь, на что способны такие как она, чтобы добиться своей цели. Ты рос в другом мире, окружённый достатком и заботой…
– Заботой? – нервно усмехаюсь и сажусь обратно на кровать.
Мне надо немедленно успокоиться, иначе дам ему повод закрыть меня тут надолго.
– Не начинай, – машет рукой. – У тебя было всё, и Алёна всегда к тебе хорошо относилась и старалась найти с тобой общий язык.
– Она старалась тебе угодить, на меня ей было плевать…
– Так, всё, – останавливает меня. – Я желаю тебе только хорошего, был неправ и виноват в том, что не уделял тебе время, но я это исправлю и сделаю из тебя человека. А про эту дешёвку забудь, она недостойна тебя, особенно после той халатности к моему внуку.
На это я смог только усмехнуться.
– Ты думаешь, я не жалею об этом?! Ещё как! – не дождавшись ответа, продолжает он: – Жалею, что не узнал раньше, что не привёз её к нам, не отвёз к хорошим врачам. Нет, на девку мне глубоко плевать, скрывать не буду, но внук…
– Хватит! Я тебя понял, не подкидывай дров, мне и так хреново, – прервал его я.
Есть правда в его словах, и не знаю, чем я сейчас руководствуюсь, но ему верю. Ведь то, что я ничего об Анне, кроме того, что она работала в том чертовом ресторане, не знаю. Сердце у меня неспокойное – это факт, и лучше, чтобы оно работало как надо, потому что мне нужны силы.
И раз ребёнка нет, то и её нет. Она для меня умерла вместе с моим ребёнком. А если я когда-нибудь её встречу… Лучше бы ей не попадаться мне на глаза.
Анна
Крупные капли дождя бьют по стеклу и мгновенно создают множество маленьких ручейков. Стекают и превращаются в небольшие лужи на широком подоконнике по ту сторону окна. Бьющие капли, словно кто-то кидает в окно крошечные камушки, единственный звук, что наполняет просторный кабинет психотерапевта.
– Анна, – мирным тоном обращается ко мне Ксения, как просила она её называть. – Ты подумала о том, а чём я тебя просила?
Думала! Только об этом и думаю с тех пор, как меня сюда привели, и я очень бы хотела не думать. Одной минутки покоя мне было бы достаточно, но не могу. Артур постарался, привёз меня в этот центр, где, по его словам, невероятно красиво. Может быть это и так, я вижу только серое небо и пелену дождя.
– Твоё молчание не решит проблемы, – Ксения снова разрывает тишину, в которой слышен только бьющейся по стеклу дождь.
Поворачиваю голову и смотрю на молодую женщину с широкого кресла, куда я уселась с ногами, обняв коленки. У неё доброе лицо и успокаивающий голос, и она пытается мне помочь. Здесь все пытаются мне помочь, только мне не нужна помощь. Мне ничего не нужно.
Я всегда любила солнечную погоду, а сейчас не слезаю с подоконника своей комнаты, непрерывно продолжая смотреть на дождь. Я полюбила дождь, серость и одиночество. Как говорится в той песне: тишина мой друг и мой враг.
Мне сложно покидать стены своей комнаты, потому что за дверью люди, и гул их голосов вызывает страх. Страх, что я снова услышу детский плач, как в тот день, когда меня впервые вытащили из палаты больницы, в которой я лежала после…
Я знаю, что это был не мой ребёнок. Знаю, что он не может плакать, звать маму, потому что его нет.
Седой мужчина, который приходил ко мне каждый день, говорил со мной как с умалишённой. Он помог мне выйти из той чёрной дыры, в которой плавала, но я всё равно одной ногой там. Меня тянет в темноту, свернуться калачиком на полу и ждать, когда весь мир исчезнет, когда угасну совсем – это всё, что я хочу.
– Анна, ты помнишь, что я говорила на прошлом сеансе? – спрашивает Ксения, внимательно изучая моё лицо.
Киваю, как и на всех предыдущих сеансах. Я уже и не помню, сколько их было, как и какой сегодня день, и сколько нахожусь в этом месте.
– Тебя всё ещё беспокоит это?
Снова киваю и возвращаю взгляд к окну.
– Ты самонаказываешь себя? – её голос звучит на фоне шелеста бумаг. Она опять делает заметки, а это значит, что на следующем сеансе мы опять поговорим о моём чувстве вины.
– Сегодня можешь определить долю своей вины по шкале от нуля до ста процентов?
– Сто! – говорю, продолжая смотреть на стекающие по стеклу капли дождя.
– Объясни мне, как можно было бы изменить ситуацию?
– Я… не знаю…
– В тот день у тебя были планы? Скажешь, какие?
Почему? Почему она заставляет меня пережить снова этот кошмар? Она ведь прекрасно всё знает, знает, как прошёл тот день поминутно.
– Нет, – мотаю головой, чувствуя, как начинаю дрожать.
– Хорошо. Ты думала, что кто-то мог бы понести долю вины за произошедшее? – этим вопросом Ксения привлекает моё внимание.
– Кто? – с интересом смотрю на неё.
– Подумай, кто может быть виноватым в этой ситуации, и на следующем сеансе ты мне ответишь на этот вопрос.
На этом мы закончили сегодняшнюю встречу, и, едва заметно кивнув, я выхожу из кабинета Ксении и прислоняюсь к стене. В это время коридоры центра не людны, но меня всё равно сковывает паника.
Обняв себя за плечи и опустив голову, быстрым шагом направляюсь к своей комнате в надежде, что меня никто не увидит и никто не тронет.
* * *
Сегодня погода радует солнцем. Радует всех, кроме меня, потому что заставили выйти на улицу. Я предпочла бы оставаться в своей комнате и не видеть одинаково одетых людей, которых привезли сюда родственники.
Приватный реабилитационный центр в Подмосковье для состоятельных особ. И если бы не парень моего брата, я бы лежала в городской психиатрической, а не в месте, что клиникой назвать язык не поворачивается. Это место больше похоже на санаторий. По факту мне абсолютно всё равно, хоть в психиатрической, хоть в могиле, что было бы намного лучше.
Впервые вышла на задний двор центра и, опустив голову, быстрым шагом иду в противоположенную сторону ото всех и сажусь на землю, прислонившись к
