ручку. Знакомый федерал стоял спиной ко мне, лицом к большому окну, сверкающему городскими огнями. Он прижимал к уху телефон, и до меня доносились его ровные, глубокие слова. Что-то насчет контракта и ужасной ситуации. Звучит интригующе. Я вошла в комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней. Спина Аллистера слегка напряглась от тихого
щелчка, но в остальном он не заметил моего присутствия.
За годы, прошедшие с тех пор, как мы познакомились, он отрастил верхнюю часть своей выцветшей стрижки. Теперь она была достаточно длинной, чтобы погрузить в нее пальцы и схватить. От этой мысли мне стало тепло и странно, и я быстро отогнала это чувство.
Он повесил трубку и обернулся.
Мы уставились друг на друга, и густая, почти удушающая напряженность наполнила воздух. Две ночи на террасе единственные, когда мы оставались наедине. Теперь, с закрытой дверью, потолком и четырьмя стенами, окружавшими нас, казалось, что в маленьком пространстве не хватало кислорода для нас обоих.
— Уже надоела твоя вечеринка?
За последний год мы сыграли в несколько игр, на тех немногих мероприятиях, где сталкивались друг с другом. Мое любимое: мы полностью игнорировали присутствие другого, даже если наш знакомый решил представить нас друг другу. Другая игра состояла в том, что я притворялась безумно влюбленной в него. Этот он ненавидел больше всего, и потому что надоедливый Аллистер был бы слаще, чем мой торт ко дню рождения, это та игра, в которую я решила сыграть.
Я скинула каблуки.
— Может, я пришла сюда, чтобы побыть наедине с мужчиной.
Что-то темное мелькнуло в его глазах, но как только он прислонился к стеклу, это исчезло.
— Будем надеяться, что на этот раз ты не оставишь это в семье.
Мой желудок налился свинцом, а в груди началась дрожь. Он знал. Он знал обо мне и Нико. За последний год я несколько раз видела федерала с Тузом, но не верила, что они настолько близки, чтобы делиться секретами друг с другом. Как много ему рассказал Нико? Казалось, что меня сейчас стошнит.
Я сглотнула и постаралась, чтобы мой голос прозвучал ровно.
— Мы с тобой не родственники, офицер.
Его губы приподнялись.
— Так ты пришла, чтобы побыть со мной.
Беспокойство внезапно поднялось, чтобы задушить меня, и я больше не могла притворяться нормальной. Забыв о каблуках, я повернулась и схватилась за дверную ручку, но прежде, чем я смогла полностью открыть дверь, его рука появилась над моей головой и захлопнула ее. Эхо послало дрожь сквозь меня.
Его плечи заслонили свет. Его присутствие, тяжелое и осязаемое, скользнуло по моей спине.
— Ты начала эту игру, — сказал он с грубым гневом. — Закончи ее.
Я не могла думать, когда он стоял у меня за спиной, прижимая меня к двери. Мы всегда стояли близко — достаточно близко, чтобы наблюдать за комнатой и с легкостью бросать оскорбительные взгляды и унижать интеллект друг друга. Но сейчас все было по-другому. Настоящий, изменчивый гнев хлынул из него, и это было чертовски страшно.
Просто и мягко, как черствый хлеб, я произнесла:
— То, что я чувствую к тебе, ну, это поставило меня в затруднительное положение.
— Узкое место, — мягко поправил он.
Я ничего не ответила, потому что внутренне дрожала. Его близость, необъяснимый гнев, тот факт, что я находилась в ловушке, и не выйду, пока он не решит отпустить меня. Одна только мысль о том, что он может прикоснуться ко мне, заставляла каждое нервное окончание в моей спине покалывать в ожидании.
Его рука соскользнула с двери, и он отступил.
Я медленно вдохнула. Отпустила это.
Обернувшись, я увидела, как он подошел к мини-бару и взял стакан с прозрачной жидкостью, стоявшей на деревянном подносе.
— Иди и развлекай своих гостей, Джианна.
По мне пробежала волна раздражения. Я ненавидела, когда он говорил мне, что делать. Как будто он был моим господином и хозяином, а я просто еще не знала об этом.
— Именно это я и пытаюсь сделать, но, полагаю, некоторые гости просто мудаки.
Он оперся руками о стойку бара и перевел на меня мрачный взгляд. Он находился здесь не из-за моего дня рождения, а из-за какой-то встречи внизу. И выражение его лица предельно ясно давало это понять. Но пустословие меня не интересовала.
— Где мой подарок? — спросила я, подходя к нему босиком.
— Что? Комнаты по соседству, переполненной подарками, тебе мало?
— Оу, это тебя бесит? Что у меня есть друзья, а у тебя нет?
— Тебе необходимо подтверждение, что все тебя обожают, не так ли?
— Да, — ответила я с невозмутимым видом. — Так где мой подарок? — я постучала по циферблату его часов, и он прищурился, заметив движение. — Неужели твои часы это слишком? Это Ролекс. — когда он только сухо посмотрел на меня, я вздохнула. — Хорошо, если ты настаиваешь.
Я начала отстегивать его часы, просто чтобы посмотреть, остановит ли он меня, схватит ли за запястье и скажет, чтобы я перестала раздражать, как любой другой мужчина, которого я знала. Он никогда не прикасался ко мне. Ни разу. Не тогда, когда я испортила его галстук, взяла стакан прямо из его руки или «случайно» наступила ему на ногу, когда он сказал мне, что, по крайней мере, мои светлые волосы теперь соответствуют тому, что у меня в голове. Честно говоря, это заставило меня поверить, что он считал меня слишком низкой, чтобы даже вступать в контакт. По причине, которую я не могла объяснить, это беспокоило меня. И, возможно, именно поэтому я прикасалась к нему еще больше.
Упершись руками в стойку, он только смотрел, как я расстегиваю его часы. Мое дыхание стало плотным в легких. Я просто снимала с него часы, но почему-то казалось, что я расстегиваю его ремень.
Часы наполовину соскользнули с моего предплечья, когда я их надела, но все равно покрутила ими, как новым бесконфликтным бриллиантовым кольцом.
— Спасибо, — весело сказала я.
Мы смотрели друг на друга, и что-то густое и тяжелое потекло по комнате. Он опрокинул стакан и сделал большой глоток. Я бы сказала, что это вода, но знала, что это водка. Этот мужчина мог пить, и все же казался невосприимчивым к нетрезвому состоянию.
Я склонила голову набок.
— Откуда ты?
— Айова.
У меня вырвался смешок.
— А я Королева Англии. — я сняла его часы, положила их на стойку и
