нож?
Она молчит, кусает губы, а мне хочется прямо здесь ее за шею схватить, этой самой рукой, платье ей задрать, содрать трусы, вижу, как ее пальцы дрожат, и меня самого колотит, к такому отказу я готов не был, и я распаляюсь.
Буду сидеть. Ничего не сделаю. Меня не остановит какая-то вилка - она плохо понимает, насколько я за эти полгода спятил.
Двигаю пальцами, все еще между ног у нее, никогда еще так больно не было лезть к ней в белье.
Ира вздрагивает.
- Ты уже показывал Олесе свое новое ружье, Никит? - подает она голос.
- Потом, - Никита закатывает рукава, переставляет ближе блюдо с печеным картофелем, - голодный, как волк.
Ее попытка спровадить свидетелей провалилась, все сидят, я зло усмехаюсь.
- Вкусное вино, - говорю и залпом пью второй бокал. Так себе обезболивающее, мало градусов, тупое, ноющее сверло врезается в череп.
- Олеся, попробуй вон тот салат, - говорит Ира.
И я ощущаю теплые пальцы под столом, кошусь на нее. Ее ладонь давит мою, она шумно выдыхает, жмурится, и я сжимаю зубы.
Решилась, сейчас выдернет вилку.
Ира медлит, крупно дрожит.
Открывает глаза.
- Черт, - говорит она еле слышно, и одергивает руки.
Не может.
Напугалась.
Сидит.
Тебе надо в больницу, Илья - сказала бы она раньше.
Раньше - хреновое слово, на надгробие похоже, всего несколько месяцев прошло, и вот - столовый прибор. Я не ошибся, эта ненависть взаимна, в нас нет больше жалости друг к другу, есть только нездоровая тяга.
- Кстати, Никита, - заливаюсь вином. - Вас можно поздравить?
- С чем? - он переводит взгляд с меня на жену.
- У меня сестра в гинекологии работает, на днях заезжал к ней. Видел Иру, сидела там в холле, ждала прием.
- Ира? - Никита вопросительно поднимает бровь.
Мысленно хмыкаю, смотрю на нее. В кого больше поверят, в меня возле отеля в обнимку с проституткой, или в нее на приеме у гинеколога.
- Я туда не ходила, - чеканит Ира. Ее руки до сих пор под столом, она измазалась моей кровью, она все еще касается моего запястья, а я не знаю, от чего мне хуже, от зубцов, проткнувших до мяса, или от ее пальцев.
- Да вроде ты это была, Ирина, - настаиваю. - Еще платье такое на тебе было. Желтое, на бретельках. В среду, кажется, - смотрю ей в глаза и смеюсь почти, чтобы на вранье не поймали - врать надо красиво.
И среда была, и желтое платье на ней, лишь сестры-гинеколога у меня нет, и Иру я в клинике не видел.
- Ты беременна? - Никита вытирает губы салфеткой и не глядя кидает ее на стол. - Ира?
Она словно не слышит, смотрит на меня. В черных глазах пожар разгорается, одним этим взглядом, без дна и без слов весь мой род проклясть можно, на муки вечные.
Ее ладонь снова давит мою руку. И не отводя глаз от моего лица, не мигая, она выдирает вилку.
- Бл*ть, - разражаюсь на всю столовую, заглушая звон брякнувшего по полу прибора. Хватаю бокал, в вине топлю искры, что огнем по телу расходятся, злость и желание на колени поставить эту стерву. Смотрю на вытянутые физиномии напротив и поясняю. - Забыл. Кое-что важное сделать. Только вспомнил.
- Илья! - ахает Олеся и заливисто смеется. - Ты бы как-то сдерживался в выражениях. За столом все таки.
Кровь уже не ручейками бежит, а хлещет, заливает ее ногу. Скашиваю глаза на ее пальцы, измазанные алым, Ира торопливо вытирает их о платье.
- К слову говоря, Россия считается одним из мировых лидеров по количеству абортов, больше пятиста тысяч ежегодно, - беру вилку и зачерпываю салат.
Никита беседу не поддерживает, поверх бокала хмуро изучает жену.
- Илья, наверное, обознался, какая еще гинекология... - говорит ему Ира и нервно стягивает со стола белую кружевную салфетку. Под столом заботливо накрывает мою руку. - В среду я на собеседование ездила, а потом...
- Потом поговорим, Ира, - сухо обрывает ее Никита. Поворачивается к Олесе. - Ружье я тебе показать хотел новое? Пойдем.
Три года назад, ноябрь
ИЛЬЯ
- Привет, - хлопает дверь. - Я соскучилась.
В салон вместе с ее запахом лесных цветов и ягод проникает порыв ледяного ветра. На ее черных волосах тают снежинки, ладошки холодные, она распахивает мою куртку и говорит:
- Бр-р-р.
И руками скользит мне на талию, греться.
Смеюсь и прижимаю ее к себе. Долго целую, пальцами зарываюсь в густые волосы, ее руки поднимаются по груди, мне на плечи, обвивают шею, она ерзает в кресле, привстает, наваливается на меня.
С жадностью пью ее, с каждым днем все сильнее тянусь к ней, я словно нашел эликсир бессмертия, наши имена, рядом, запишут в свитке вечности, когда уже от мира ничего не останется, руины, спустя столетия, когда-нибудь, это между нами останется. Я влюблен.
- Уроки сделала? - хмыкаю и перемещаю ладони на руль.
- Да, все выучила, и даже рюкзак собрала на завтра, - отчитывается она и садится удобнее.
- Отлично, - выруливаю со двора. - Тогда сейчас в комплекс, в бар, а потом можно на ночной шестичасовой сеанс в кино, на последние ряды.
- Почему так разбрасываешься временем? - она хихикает. - У тебя завтра выходной?
- Почти.
Ира больше ничего не спрашивает, глазеет в окно, на засыпанную первым снегом улицу, на спешащих прохожих, а я ничего не говорю.
Не хочу портить вечер.
Скажу завтра.
В баре она ест пиццу, рассказывает про универ, мажет кетчупом подбородок, и я тянусь через стол, большим пальцем смахиваю красную каплю и слизываю.
- Я неряха, да? - она смущается, хватается за салфетку.
- ТЫ смешная.
Пью кофе. В кармане вибрирует телефон, а я игнорирую, этот вечер, эту ночь хочу оставить для нее одной.
- Родители не будут против, что ты на всю ночь в кино? - ловлю ее за руку, тяну по центру, медленно гуляем по этажу, подбираемся к кинотеатру.
- Нет, я же с тобой, - она сжимает мою ладонь. - Папа не сильно доволен, но мама его успокоит.
Хмыкаю, вспоминая знакомство с родителями, октябрь, суббота, в прихожей синее ведро с водой, из которого пахнет хлоркой, на ее матери фартук и руки по локоть в муке. Меня не ждали, но не
