жизни, разрушив экономику, или пожертвовать жизнями и сохранить экономику? Если бы вы были на месте Меркель?
Маратик закашлялся в комнате, я извинилась, вышла к нему.
— Ты нарушаешь правила игры, — зашипел Маратик. — Мы должны рассматривать любое наше действие с точки зрения бизнеса. Неправильно продавать второй том: кто тогда купит первый?..
— Продавать? Что ты имеешь в виду? За деньги?
— Нет, за фантики!.. Когда в детстве играли в магазин, были игрушечные деньги, нарезанные квадратиками фантики. …Назовешь цену, возьмешь деньги. Деньги — это такие бумажки: сто рублей, двести, пятьсот, тысяча, пять тысяч… Дашь книгу, возьмешь бумажку.
— Сто рублей брать? Как-то неловко, он же сосед…
— Сосед же не знает, что книжная лавка «Чемодан» — игра. И вообще, он не сосед, а покупатель: пришел в рабочее время, вошел через дверь. Деньги берешь с серьезным лицом, это такой обэриутский стеб — играть и говорить чушь с серьезным видом.
Я рассердилась: лежит тут, весь в чипсах, как свинья в очистках, а я должна брать деньги.
— Ты вообще имеешь представление о бизнесе? Надо ИП открывать, заводить кассу. Я боюсь кассы, я даже банкоматов боюсь, стараюсь не брать деньги и не класть… Банкомат может не дать денег или забрать карточку.
— Балда, ты что, балда? — сказал Маратик. — Сейчас весь мелкий бизнес рухнул, зачем тебе ИП, чтобы налоги платить?
— Ладно. …А если… если покупателю понадобится туалет? Вот сейчас этот покупатель спросит меня, где туалет, и что?
— Что с тобой, у тебя лицо перекосилось, у тебя не приступ аппендицита?
— Я не позволю покупателям пользоваться моим туалетиком! Я не могу…
— Это же бизнес. Справишься с собой, если будет нужно. Возьмешь себя в руки и скажешь: «Туалет вон там».
— А что, если кто-то скажет «кому нужно это старье» или «все можно прочитать онлайн»? Я не сумею достойно ответить, буду мычать и улыбаться.
Пикнул мой телефон, эсэмэска от мамы. В Италии еще шесть тысяч заболевших. Мама не выходит из дома в Бергамо, отец не выходит из дома в Петербурге. Границы закрыты. Что, если они закрыты навсегда? Мир, который был таким уютным, таким моим, разделился на маленькие пещерки… Мама и папа каждый в своих пещерках, а я здесь, в своей… Что, если я никогда не увижу маму?..
— Какого черта ты стоишь здесь с похоронным лицом и вздыхаешь? — проворчал Маратик. — Волнуешься, что начинаешь бизнес с нуля? Ну и что, каждый с чего-то начинает. Все норм, иди, ты справишься.
— С чем я справлюсь, с придуманной книжной лавкой?.. Может, вернемся в реальность? Представь, что ты глава государства, на тебе ответственность за миллионы людей. Что бы ты выбрал: сохранить жизни или сохранить экономику? Если бы ты был Меркель или Макрон?.. Это экзистенциальный выбор: жизнь или цивилизация.
— Я не Меркель и не Макрон, я человек маленький, у меня книжная лавка. Вольтер говорил, нужно возделывать свой сад. Иди, возделывай мой сад.
Я лично буду подсчитывать выручку каждый день! — крикнул Маратик мне вслед и в испуге зажал рот рукой — в зале все слышно.
…Господин сказал, что плохо переносит стресс, чувствует себя истощенным, днем и ночью думает, как выжить в ближайшие месяцы и что будет с экономикой после карантина.
Я спросила, какой сон ему приснился.
— Вы не поймете. Но могу рассказать: мне приснилось — война, меня угоняют в Германию на трудовые работы. Я не могу идти, я ведь уже немолодой, нездоровый. Я падаю и остаюсь лежать на обочине, а у меня…
— А у вас?..
— Ипотека.
Вот что оказалось: господин — топ-менеджер в немецкой компании, боится, что компания из-за вируса свернет свою деятельность в России и он потеряет работу. Сон так прямо связан с его страхами, что даже Фрейд не нужен. В трудные минуты жизни, в минуты стресса и душевного расстройства, как сейчас, самый страшный страх вылезает из генетической памяти и трансформируется в реальность: бедный господин, фашисты его пристрелят, и он не сможет платить ипотеку.
Я не думала, что у взрослого солидного человека могут быть те же страхи, что у меня. У меня нет ипотеки, но страхи есть: мне не раз снилось, что война, за мной приходят фашисты. Может быть, из-за «Дневника Анны Франк»? Самое страшное — это ждать, когда за тобой постучится смерть.
— Вы прочитаете «Веер леди Уиндермир» и успокоитесь.
Пьесы действительно очень успокаивают: легко читать, слева — кто говорит, справа — что говорит, и не тратишь время на описание природы. «Идеальный муж»… эту пьесу я люблю меньше… хотя в любви ведь не бывает «больше» и «меньше». «Идеального мужа» я люблю одной любовью, а «Веер леди Уиндермир» другой.
Поговорили о расстройствах психики в самоизоляции: обостряется мания преследования и страсть к конспирологическим теориям. Пообещали друг другу не начинать день с проверки новостей и обсуждать со знакомыми не одну тему, а разные: мы оба не хотим стать статистикой эпидемии, но и стать статистикой психдиспансеров тоже не хотим… Он предложил поговорить о позитивном, но не смог переключиться и заговорил об аппаратах ИВЛ: сколько аппаратов ИВЛ у какой страны, достаточно ли ИВЛ в Петербурге и хватит ли на нас.
После разговора об ИВЛ страх опять завихрился у меня в горле и перешел в область живота. У соседа, должно быть, тревожное расстройство, а у меня панические атаки. Такое впечатление, что в книжной лавке «Чемодан» все, и продавец, и покупатели, страдают от разного вида нервных расстройств. Но куда всем нам сейчас податься, как не в книжную лавку?
…У него в руках двухтомник Оскара Уайльда, а у меня сто рублей! Я смогла! Это оказалось не трудно: он спросил, сколько с него за двухтомник, а я сказала «сто рублей».
На прощание сосед сказал: «Как вы будете вести бизнес после обвала рубля?» и «У вас очень красивое платье».
Как обвал рубля повлияет на мой бизнес?
Почему я, в своем возрасте, так и не научилась принимать комплименты? На мне розовое бархатное платье с низкой талией по моде Серебряного века, очень красивое. У мамы отличный вкус, она выбирает платья потрясающей красоты: черное с крошечным кружевным воротничком, шерстяное с юбкой-пачкой, шелковое платье-футляр. Говорит: «В твоем возрасте у меня были только джинсы и свитера, мне бы твои возможности». Последнее, что она мне прислала, — вот это бархатное пепельно-розовое платье. Сказала: «Надеюсь, это платье ты будешь носить». Я люблю джинсы и свитера и ботинки «Доктор Мартинс». Теперь вот сижу дома в бархатном платье, наверное, чтобы стать к