в понедельник, тот поможет во всем разобраться.
— У тебя же муж юрист, попроси у него помощи, — советуют подруги.
— Так и сделаю, — лгу я.
Максим с радостью поможет, да. Все дела бросит и кинется читать мои контракты! Бросит он меня на съедение, глазом не моргнув. Вот какой он! Или по правилам его табора живешь, или проваливай.
Я опускаю глаза на свои широкого кроя брюки. Они очень красивые и сидят прекрасно. Раньше я думала, что состоятельные люди одеваются сплошь в громкие бренды, но на самом деле это не так. Есть огромное количество малоизвестных дизайнеров, которые шьют действительно эксклюзивные вещи. Их имена знает ограниченный круг людей. Чудесные ткани, удобство, стиль. Наверное, теперь я снова могу носить мини и скинни. Наверное, надо.
По-прежнему больно даже думать о муже и обо всем, через что предстоит пройти. Все еще не верится, что это происходит.
Эля ждет в половину восьмого в одном из кафе, расположенном недалеко от ее квартиры. Она просила увидеться прямо с утра, но у меня было несколько важных телефонных разговоров, которые, правда, благополучно сорвала Вита.
— Привет, — бросаю, порывом ветра проносясь мимо золовки и падая на стул.
Усталость ощущаю ошеломительную. А еще размышляю о том, что этот разговор не нужен ни мне, ни Эле. Почему согласилась? Из всех Одинцовых младшую сестру Максима я опасаюсь меньше всего — мы никогда не ладили, и мне совсем не страшно снова с ней поссориться.
Поговорить о разводе придется и со свекрами, и с Ба-Ружей. Пусть сегодняшний вечер станет репетицией.
— Привет, Аня, — непривычно приветливо улыбается Эля. В руках коктейль держит, подозреваю, что алкогольный. — Заказать тебе выпить? Я угощаю.
— Я бы с радостью, но мне Виту кормить ночью. И я за рулем.
— Тогда чай?
Мы делаем заказ. Аппетита нет совсем, хотя я весь день практически ничего не ела. Нервы, эмоции — лучшее питание модели.
— Поздравляю с обложкой. Крутой результат, — уклончиво начинает Эля. — Реально. У меня в окружении все о тебе спрашивают.
— Спасибо, — благодарю неискренне, ожидая издевок или чего-то в этом роде.
Я хочу расспросить ее о родителях, бабушке, обо всей семье! Но не решаюсь, так как не готова слушать колкости. Обе с минуту молчим.
Эля делает еще один глоток и вздыхает.
— Слушай, мы не очень начали, но давай помиримся. — Она протягивает руку.
Я сперва вглядываюсь в ладонь, нет ли на ней краски или еще чего похуже — уж очень подозрительно. Но отказываться странно, и я пожимаю руку.
— Отлично. Фух! Думала, ты откажешь, — пожимает она плечами. — Извини, что называла тебя тупой деревенщиной.
— Ты меня так называла? — вскидываю брови. Щеки начинают гореть.
Брови Эли тоже летят вверх, она на секунду отводит глаза.
— Ты не знала? Эй. Давай, будто прошлой минуты не было, начнем сначала?
— Эля, что происходит? О чем ты хотела поговорить?
Золовка вздыхает, будто собираясь с мыслями и силами.
А я напрягаюсь. Уж не о встрече ли с Рибу она хочет попросить?
— Аня, у меня к тебе личная просьба. Не уверена, что ты согласишься, но и не попытаться было бы глупо… Фух! Ладно. Погнали. Мы с Тимуром хотим пожить вместе. Ты не могла бы убедить Максима, что это нормально? — Эля вдруг краснеет до кончиков ушей. Трясет ладонями у лица, словно наконец решилась озвучить идею. — Я это сказала!
Я на миг застываю.
— С Тимуром?
— Моим парнем. Хочу пригласить Тима на следующий семейный ужин и объявить, что мы будем жить вместе. Но ты ведь знаешь Максима! Ему это не понравится. Тимур сам предложил съехаться. Жениться мы пока не готовы.
Я вновь моргаю. История любви Эли настолько не бьется с тем, что я ожидала услышать… На миг ощущаю шок от понимания: у других людей свои жизни, которые не вертятся вокруг моей обложки.
— Поздравляю! Жить вместе — это важное решение, круто.
— Спасибо. Так ты поможешь?
— Эм. Эля, я бы с радостью, но с чего ты вообще взяла, что я могу помочь, когда дело касается гнева Максима?
— Он тебя послушает.
— Смеешься? — Машинально разрываю салфетку на тысячу крошечных кусочков.
Но на лице Эли ни намека на улыбку.
— Я буду твоей должницей.
— Мне жаль, но я даже не представляю, как бы могла к нему подкатить с этим.
— Понятно. Тогда не смею больше задерживать, — выпаливает она, начиная громко собираться. Все еще красная как рак, на глазах слезы.
Я впервые вижу ее такой уязвимой и не выдерживаю. Соскакиваю на ноги, хватаю за запястье.
— Эля… я не хотела обидеть. Поверь, если бы я только знала к нему подход…
— Если кто-то в этом мире и знает к нему подход, так это ты! — тараторит она.
Глаз с Эли не свожу. Где-то там, в глубине зала, тарелка звонко разбивается, голоса вокруг становятся тише, народ вертится, ищет причину шума. А мне настолько важно смотреть на золовку и ждать пояснения, что прочее не имеет смысла. Пусть хоть огнем все запылает!
— Я? — уточняю. — Я знаю к Максу подход?
Эля дергается, плечами пожимает, словно ей неприятно это признавать.
— Ну. Аня! Разве иначе он разрешил бы тебе откровенную обложку во французском «Out of fashion»? Это так похоже на моего братца! — прыскает ядовитым сарказмом. — Он сама толерантность и понимание!
— С чего ты взяла, что он разрешал? — усмехаюсь я.
Она хмурится:
— Сам так сказал.
Замираю. Эмоции и чувства консервируются. Я растворяюсь в воздухе, пытаясь осознать услышанное. Едва в себя придя, резко меняю тон и лисой-подлизой спрашиваю:
— Вчера? Да? Расскажи подробнее. Пожалуйста. Как прошел вчерашний ужин, Эля?
Мы смотрим друг другу в глаза, после чего обе возвращаемся за столик. Голоса вновь гудят ровно, народу битком. Но создается ощущение, что мы наедине. Эля тянется, чтобы не кричать.
— Ну… Вчера за ужином Макс так и заявил: «Фото Ани — это искусство, нужно понимать разницу между работой в сфере моды и порнографией», — пародирует брата.
У меня падает челюсть.
— Так и сказал?! — взвизгиваю. Пытаюсь, конечно, марку держать и не показывать шок. Но… не очень-то получается.
К счастью, Эля так занята собой и своими проблемами, что не замечает.
— Ага. И слава богу. Мама ведь уже такого навыдумывала! Что якобы ты на меня плохо влияешь и что Вита непонятно кем вырастет. Всем уже с Ба-Ружей наставили диагнозов, старые цыганки, — закатывает она глаза. — Бесят. Максим приехал и все это закончил. Он умеет, конечно.
Волоски на коже стоят дыбом.
— Да ладно.
Эля