вновь хмурится. Тут до меня доходит, что она не в курсе ссоры. Мгновенно меняю тактику поведения: прекращаю обороняться и начинаю вести себя как жена Максима. Сообщаю деловито:
— Не ожидала, что он вступится за меня перед родителями. Тема такая… скользкая.
— Он всегда за тебя вступается и перед родителями, и перед всеми, — отмахивается Эля. В голосе сквозит странная детская обида, словно мы — давние соперницы. — Мама злится, но ничего не может сделать. Мне тоже поначалу было неприятно, потому что… — золовка быстро стреляет в меня глазами, — казалось, что ты его вообще не любишь. Эта внезапная беременность… А Максим — мой единственный и самый любимый брат. Самый-самый близкий из всех. — Она распечатывает зубочистку, ломает ее. — Он, конечно, перегибает со строгостью, но я знаю, что он меня любит и желает только хорошего. Я когда с Тимуром познакомилась и он начал так же меня защищать — поняла, как это важно. Тимур тоже хороший, я просто не готова бросить его на растерзание Максу! — Эля невесело смеется. — Он… такой у меня. Другой, в общем. Ну и вижу я, что ты действительно нашла к брату подход, уж не знаю какой. — Она снова закатывает глаза и чуть краснеет. — Даже не рассказывай, это ваше личное. Но, если тебе несложно, сделай так еще разок. — Сводит брови домиком.
В этот момент сестра Максима выглядит милой и забавной, впервые на моей памяти. Перемены разительны. Я, конечно, ее прощаю, но… при этом столько мыслей в голове, что та начинает раскалываться.
— А ты можешь объяснить подробнее, что вчера было? Я не смогла приехать.
Эля пожимает плечами:
— Да как обычно все. Мама с Ба-Ружей накрутили друг друга до точки кипения. И мне досталось, я там выступила в ответ. Но ты тоже извини — где Максим и где «Out of fashion»? Вернулась Папуша, мы открыли бутылку вина, потом вторую и третью. Плакали и причитали. Всю жизнь тебе расписали на будущее. Папа спрятался в кабинете. Потом приехал Максим и разогнал шабаш. Сказал, что мы ведем себя как сплетницы, что у него всё под контролем. И что вообще время другое и надо голову включать. Мама, конечно, на него тоже набросилась, но он ей быстро закрыл рот. Обожаю, как он это делает: не грубо, но без шансов на сопротивление. Заявил, что ты та же самая Аня, которую они все обожают, и что ничего не изменилось после публикации журнала. Что ты талантливая, и с этим придется смириться. Была бы другой — он бы тебя не выбрал.
Мурашки бегут по коже, аж зябко становится. Я потираю замерзшие ладони.
— Так и сказал? Прямо дословно?
— Ну да. Мы с мамой не очень верили, что вы долго протянете вместе. Но вообще, год прожить с Максимом под одной крышей и прогнуть его на фотосессию… — смеется Эля. — Если кто-то и сможет помочь мне с Тимом, то это ты. Мне, кстати, по секрету, твои фотографии понравились. Только маме не говори, у нее будет очередная истерика на тему, что мы все умрем.
— Спасибо.
— Ты на маму тоже не обижайся, у нее иногда шарики за ролики заходят. — Эля крутит пальцами у висков. — У нее такие ужасы были с первым мужем, думаю, это отложилось. Когда она сказала, что видеть тебя на пороге дома больше не хочет, она не со зла. Клянусь. Максим тут же развернулся уходить, это было так жестко, бедная Вита, она уже тянулась к бабушке и дедушке. Даже папа вступился, заявил, что маме пора успокоиться и выпить коньячку. Мне самой стало страшно, что Максим перестанет с нами общаться. И что здесь поделаешь? Тим бы на его месте так же повел себя, и я понимаю. Правда понимаю.
— Кошмар. Мне жаль, что все переругались.
— Ты же знаешь, у мамы четыре родных брата в таборе и миллиард прочих родственников. Они все, разумеется, видели журнал, давай ей звонить, накручивать, дескать, родила от русского, и вот пожалуйста, сын женился на… модели. Ой жесть. Никто в таборе не различает искусство и порнуху. Ба-Руже стало нехорошо.
Я делаю пару глотков воды, а потом и вовсе осушаю стакан. Наливаю еще.
— Да уж. Представляю.
— Но Максим всем все объяснил. Реально, кому какое дело, что там говорят? Мама выпила коньяка и успокоилась, сегодня уже сама по телефону хвасталась подруге, что невестка у нее звезда.
— Правда?
— Конечно. Мы хорошие, чуть-чуть вспыльчивые, но быстро остываем, — хлопает Эля ресницами. — Макс из-за тебя разругался со всеми друзьями, даже с Басовым, а они со школы вместе. Он от тебя без ума. Пожалуйста, скажи ему, что Тим отличный парень. — Она сжимает ладони. — Мы правда любим друг друга.
Я выхожу из кафе, сажусь за руль и некоторое время смотрю в одну точку.
Он меня защищал. Заступался. Почему? Почему он так делал?
Не понимаю.
Мурашки бегут по спине и плечам. Кожу покалывает, нетерпение сжимает грудную клетку. Прокручиваю в голове слова Эли. Вряд ли бы она стала обманывать, у нее свой интерес — Тим.
Вот бы увидеть хоть одним глазком, как Максим Станиславович говорит родной матери и Ба-Руже, что они не разбираются в искусстве! Даже представить себе не могу такое.
Улыбка широко растягивает губы. Я ударяю в ладоши несколько раз и вновь пропускаю через себя разговор. Ух! Максим за меня заступился, несмотря на ссору, на обман. Он им всем сказал, что это с его разрешения.
Дух захватывает.
Следом вспоминаю о дочке и звоню Папуше. Та у нас в гостях, сообщает, что всё в порядке, Вита купается, скоро будет ужинать. Бутылочка у них есть.
Максима еще не вернулся, до сих пор на работе, наверное.
— Если она откажется, позвони, хорошо? Я приеду в течение часа.
— Конечно.
— Спасибо большое, милая Папуша!
— Да не за что. Кстати, спасибо за шарфик, очень мило.
— Рада, что понравился. Я тебя сильно-сильно люблю, — говорю торопливо и, не став ждать ответа, сбрасываю.
Навигатор показывает, что пробок в мою сторону нет. Долечу быстро.
«И я тебя», — приходит от Папуши.
Вновь улыбаюсь, вытираю ладонями щеки. И все же, почему Максим заступился, никак понять не могу! Почему сделал так, чтобы они все приняли меня и мою профессию?
Нужно выяснить немедленно. Прямо сейчас. Иначе… взорвусь от нетерпения!
Если я сделаю небольшой крюк до работы Макса, то опоздаю максимум на полчаса. Хочу его увидеть. Мы должны поговорить на нейтральной территории, не дома и не при дочери. Нам надо хотя бы раз после
