Чесси рассмеялся и начал рассказывать о ее успехах. Лорен стояла рядом, краснела и не могла заставить себя даже взглянуть на Соломона.
Через минуту их разговор прервала черноволосая женщина, которая уверенно подошла к Соломону и прижалась к нему так, что не оставалось никаких сомнений в близости их отношений. Когда Лорен подняла на нее глаза, женщина быстро оглядела ее с ног до головы оценивающим взглядом и, успокоившись, перестала замечать. Лорен опять покраснела и старалась больше не привлекать к себе внимания.
Они ушли, и всю дорогу до отеля она молчала. На эту ночь Чесси заказал в отеле комнату и для нее.
— А ведь мог бы быть великим скрипачом, — сказал Чесси, когда на следующий день они отправились домой.
— Почему мог быть? Разве он не великий скрипач?
— Техника у него изумительная, безупречная, он очень умен, но чувство… Все только на поверхности. Это лишь подобие, настоящего нет. — Лорен вспомнила виртуозную легкость и изящество исполнения и, удивляясь, думала: неужели дядя прав? — Слишком уверен в себе, — добавил Чесси.
Она вспомнила возбуждение Кейда после концерта, триумфальный блеск его глаз и поняла, что дядя, может быть, в чем-то прав.
На Рождество было очень холодно. Лорен почти прижалась носом к стеклу и дыханием разморозила покрывавшие его ледяные кристаллики. Через образовавшуюся влажную дырочку стала видна жесткая посеребренная трава, блестящие от льда крыши. А еще коты, с брезгливой грацией гуляющие по мерзлой земле.
Чесси подарил ей на Рождество белую меховую шапочку и муфту. В тот день она надела их впервые и отправилась на прогулку по тропе между скал, чтобы полюбоваться, как холодное озеро бьется внизу о камни.
Через два дня после Рождества, играя в музыкальной комнате на скрипке, Лорен почувствовала чье-то присутствие. Она повернулась, ожидая увидеть Чесси, но встретила черные глаза Соломона Кейда. Руки у нее замерли и упали.
— Продолжайте, пожалуйста, — сказал он, садясь в кресло.
Она покачала головой.
— Чесси знает, что вы здесь? — спросила она каким-то не своим голосом, высоким и тонким.
— Это он разрешил мне послушать вашу игру, — ответил Соломон мягко. — И вот я здесь. Поиграйте для меня.
— Но я не могу! — сказала она испуганно.
Соломон поднял брови.
— Но вы же играете в своем колледже. А теперь поиграйте для меня.
Она сама толком не могла объяснить, почему не хотела, чтобы он сидел и слушал ее. В конце концов она сбежала на кухню, быстро надела свое красное пальто, шапочку и муфту и вышла на морозный воздух. Чесси ничего не сказал ей, только поглядел вслед с ласковым удивлением.
Лорен шла знакомой тропинкой, как вдруг услышала сзади хруст сучьев. Она обернулась: ее нагонял Соломон Кейд.
— Здравствуй, Красная Шапочка, — сказал он с усмешкой. — Я — Серый Волк.
Она почувствовала ответную реакцию раздражения.
— Шапочка у меня белая.
Он догнал ее, посмотрел в глаза и тихо сказал:
— И правда белая, к тому же очень хорошенькая.
Поцелуй был совсем легкий, дразнящий, поцелуй для ребенка. Но у нее сильно забилось сердце, и она отшатнулась, как от опасности.
Соломон крепко, по-хозяйски, взял ее под руку.
— Куда мы идем? Где-то здесь должен быть лес, в котором стоит уютный домик вашей бабушки. — Он по-прежнему шутил.
По тропинке они дошли до мыса Хамелеон и в молчании полюбовались бурным озером. Ветер со свистом ударял по верхушкам волн, взбивая на них пену.
— Настоящая вагнеровская погода, — проговорил Соломон.
По дороге домой он стал жаловаться на холод и сунул руку ей в муфту.
— Какие теплые пальчики. — Лорен почувствовала, как его указательный палец гладит ей ладонь, и дрожь пробежала у нее по спине.
Чесси сварил кофе, и Кейд с благодарностью выпил чашку. Он все еще дрожал от холода. Когда руки у него согрелись, Соломон взял скрипку, и тут Лорен поняла, что имел в виду дядя. Когда она слушала его исполнение в концертном зале, блеск мастерства затмил для нее все. Сейчас же музыка напомнила ей красивую полированную поверхность, под которой ничего не было. Или почти ничего. Это ее встревожило, потому что, наблюдая за ним, она поняла, что такова его сущность.
Затем последовала короткая пауза, и Соломон повернулся к ней. Лорен смотрела на него большими несчастными глазами, и он сдвинул брови. И чем внимательнее вглядывался в ее лицо, тем больше хмурился.
— Теперь ты, — сказал он, едва разжимая губы.
Лорен взяла скрипку, вскинула смычок и взглянула на деревья за окном. Она задумалась, дыша спокойно, без волнения, и не сразу тронула струны. Соломон было двинулся, но Чесси положил ему руку на запястье.
Она начала. Только часть ее сознания контролировала тончайшие нити, управляющие технической стороной исполнения, которая хранилась в памяти. На другом уровне была только музыка. Лорен превратилась в тростник, из которого ветер выдувает свою мелодию, слилась с инструментом, стала его частью. Погружаясь в музыку, она переставала быть собой. Техническое совершенство нужно было ей только для того, чтобы дать жизнь музыке. Во время исполнения сама Лорен просто переставала существовать.
Прозвучали последние звуки, и она опустила руки, обессиленная, без единой мысли, похожая на опустошенный сосуд. Чесси встал, поцеловал ее в щеку и вышел. Лорен не стала поворачиваться к Соломону, но слышала, как он, не двигаясь, дышит позади нее. Через некоторое время он тоже ушел, не сказав ни слова.
Позднее, когда она вышла на кухню, его уже не было. Чесси не стал говорить ей, что сказал Соломон, поэтому она так и не узнала, понравилось ли ему ее исполнение. Больше он у них во время каникул не бывал.
Потом она вернулась в колледж, а несколько месяцев спустя Кейд приезжал на торжества по случаю вручения призов. Лорен вся дрожала, когда вышла получать свой. Но он вручил его, небрежно скользнув по ней взглядом. Только кивнул, показывая, что помнит ее, однако ничего не сказал. Поэтому она очень удивилась, когда потом, на вечере, устроенном в их честь, Соломон подошел к ней.
— Как чувствует себя Чесси?
— Спасибо, хорошо, — ответила она вежливо.
Соломон смотрел на нее беспокойными глазами, то и дело поглядывая по сторонам.
— Можно мне пригласить тебя в ресторан пообедать со мной завтра?
Лорен видела, что он волнуется, и это выглядело нелепо, потому что он был знаменитым музыкантом, а она стеснительной девятнадцатилетней девочкой. Она несколько секунд молчала, инстинктивно чувствуя опасность этого предложения. Потом посмотрела ему в лицо. Соломон внимательно наблюдал за ней. Их глаза встретились, и она медленно ответила:
