– Э–э, а я думал с теста, – кручу тарелку со странным белым тестом. Какое–то оно подозрительно гладкое.
– Это не тесто, это мастика!
– Это что за зверь такой?
– Хи–хи–хи, – заливается девочка, – это такая сладкая штука, чтобы торт украшать. Как пластилин, только съедобный. Хочешь торт ею обтяни, хочешь фигурки лепи, хочешь буквы.
– Да ладно? Серьезно? А мука зачем?
Яна хохочет на всю кондитерскую, ее заразительный смех поддерживают все остальные, включая Катю.
– Это сахарная пудра!
– Неужели?
Тыкаю пальцем в чашу с белой пылью и хулигански мажу ею нос маленькой хохотушке. Та в изумлении распахивает голубые глазенки и рот. Хлопнув ресницами, тянется к чашке, прихватывает щепотку и бросает ее в меня. Долетает мало, в основном повисает в воздухе между нами и оседает на пол.
– Получил? – мелкая проказница насторожено следит за моей реакцией.
А я что? Так просто ей это спущу?
– Получила? – копирую ее действо, обсыпая девчонку пудрой. У меня–то щепотка поболее будет! И бросок неплох – пудра осела на личике малышки.
– Ма–ам, – громко и требовательно кричит Яна, не оборачиваясь на мать, – наших бьют!
– Кто? Где? За что?
Катя мгновенно оказывается рядом с дочкой, готовая защищать свое чадо. В доли секунды оценивает картину и проделывает тот же финт – захватывает пальцами белый порошок и бросает мне в лицо. Дочь отомщена.
– Ой!
Зажимает рот обеими руками, с испугом и озорством глядя на свое творение.
Под взглядом расширенных от ужаса двух пар синих и голубых глаз провожу языком по губам. Действительно сахарная пудра.
– Пф–ф, пф-ф, – сдуваю с ресниц остатки, медленно приближаюсь к зачинщицам беспредела с намерением отобрать чашу с остатками пудры. – Защищайтесь, дамы!
Катя вооружается новой порцией "оружия" и пластиковой лопаткой.
– Ну все! Это война!
– Пленных не брать! – кричит Яна, вцепившись со своей стороны в чашку.
Мы забываем, что вокруг нас посторонние люди, дурачимся с пудрой, хохочем во все горло.
Останавливаемся только когда баловаться больше нечем.
Вокруг нас облако сладкой пыли, она в волосах, ноздрях, на лице, одежде. Стол и пол вокруг тоже окрасились в белый цвет.
Девчонки с горящими глазами восстанавливают сбитое дыхание, облизывают сладкие губы. Лица в белом порошке и напоминают комиссара Жебера из "Такси 4". У меня вид, скорее всего, такой же.
Яна упирает руки в бока, с деловым видом осматривает меня и мать с головы до ног.
– Поросята! – подтверждает мои мысли таким тоном, будто не она начала весь этот беспредел. – Дядя Вася вас не видит, ох и попало бы вам!
Кто такой дядя Вася? Катин ухажер? Мне это не нравится.
11. Глеб. Приглашение
– Катерина Санна, пять часов! – изумленно таращится на нашу вакханалию девушка Дина. Она настолько ошарашена, что кажется, кудряшки закрутились сильнее от удивления. – Там покупатели стучат…
И правда, под окнами собралась приличная толпа. Нетерпеливо переминаются с ноги на ногу, дверь дергают, стучать начали.
– Быстро! Убираемся! – отмерев, оживает Катерина Санна.
Хватает чашки со стола, пихает мне в руки, Яне, Кире.
– Куда? – спрашиваю.
– Туда, – машет в сторону двери с надписью "Служебное помещение".
Одним движением собирает за края скатерть с остатками утвари. Дина, не дожидаясь указаний, уже мчится навстречу со шваброй.
К тому времени, как за нами закрывается дверь, отрезая нас от торгового зала, там уже чисто и ничего не напоминает о нашем безобразии. Торговый зал заполняется гудящей толпой.
– О боже! – Катя, прижимая к груди хаотично собранную клеенчатую скатерть, прислоняется к стене спиной, прикрывает лицо рукой. – Зачем вы свалились на мою голову? Что мы устроили! Детский сад!
Кого она имеет в виду – меня вместе с Кирой и Лешкой или меня и Яну как главных зачинщиков беспредела? Наверное, сразу всех.
Стоим вокруг девушки притихшие, переглядываемся. Надо как–то реабилитироваться, а то и правда что–то мы палку перегнули. Один Леха довольный. Листает отснятые кадры, Кире показывает. Улыбаются, пальцами в какие-то фрагменты тыкают. Не сомневаюсь, что там есть на что посмотреть.
Мне же хочется обнять Катюшу. Такую хрупкую, уязвимую. Которая сейчас стоит рядом без маски сильной женщины. Простая и нежная девушка. Обнять, прижать к груди, спрятать ото всех. Успокоить, повиниться, сказать, что все будет хорошо. Я же ей уже говорил эти слова, сработало!
Но как это будет выглядеть? Я ей никто, еще и физически не могу.
– А что делать с этим? – мои руки заняты чашками. У Яны ложки и лопатка, Кира держит две чашки – с мастикой и еще чем-то.
– Несите туда, – Катя, не глядя, машет в сторону.
– Пойдем, покажу, – шепчет Яна. Тоже чувствует, что переиграли мы, и маму лучше пока не трогать.
Яна идет впереди нас с Кирой к еще одним дверям. Останавливается перед ними.
– Вам туда нельзя, – важно произносит. – Стойте здесь.
Скрывается за дверью.
Пожимаю плечами на немой вопрос Киры.
– Ну ты и артист, Глебушка, – усмехается Вертинская.
Еще бы. Пришел познакомиться с Катей, а устроили реалити–шоу. Зато Яна довольная, я ей вроде понравился, а мне союзник не помешает.
Яна выходит с пустыми руками, забирает у Киры ее ношу.
Мельком, заглянув в щель, успеваю увидеть муравейник. По–другому не скажешь. Работники разного возраста и пола трудятся вокруг столов, печей. Неужели Катя их всех организовала? Одна собрала команду профессионалов? Горжусь.
Кира открыла свою неизменно висящую на плече сумочку, достала упаковку влажных салфеток.
– Чумазый какой, – вытаскивает одну и начинает протирать мне лицо. – Точно поросенок.
– Давай я, – хочу отдать ей чашки, что занимают обе мои руки и забрать у нее салфетку.
Не хочет меняться.
– Еще немного. Наигрался, доволен? – сверкает смешинками, заботливо приводя меня в порядок.
– Угу, – давлю лыбу в ответ. Доволен не то слово. Теперь хозяйка Карамельки, думаю, не откажется поужинать со мной. – Спасибо, что подыгрываешь.
Катя подходит к нам. От веселой девушки, с которой мы дурачились несколько минут назад, ничего не осталось. И от той, что расстроенной была только что, тоже. Собранная, деловая женщина с ледяными кристалликами в синих глазах – вот какая она сейчас. Не понимаю такой разительной перемены. Я думал, мы как минимум подружились и рассчитывал на улыбку.
Катя забирает у меня чашки.
– Можете умыться там, – взмахом указывает на дверь санузла. В голосе лед.
Скрывается за той же дверью, что и Яна.
Переглядываемся с Кирой.
– Что это с ней?
– Не знаю. Может за репутацию переживает.
В служебном туалете умываюсь, чищу одежду. Пудра осела в волосах, но трогать их не рискую – слипнутся.
Выхожу, а меня уже ждут.
– Пойдем! – чистенькая Яна, без колпака и фартука, протягивает руку. Обхватывает мои пальцы своими и тянет в другой конец коридора к двери с табличкой "Директор".
– А мне туда можно? – уточняю на всякий случай, хотя спрашивать, наверное, надо не у девочки.
– Нужно. Все там.
Все действительно там.
Катя за столом в кожаном кресле, Кира напротив. Леха зато на диванчике, опять погружен в свой рабочий инструмент, просматривает фотографии.
– Садись сюда, – Яна ведет меня на диван к Лехе.
Дамы молча наблюдают, как я усаживаюсь рядом с фотографом. Кира с улыбкой, умиляясь малышке, Катерина чуть нахмурив бровки, закусив нижнюю губу. Что–то в ней изменилось. Не в том плане, что тоже умылась и привела себя в порядок. Она как будто сожалеет о чем–то и наше общество ей в тягость.
Зато Вертинская более чем удовлетворена выполненным и перевыполненным планом.
– Катя, дочка у вас чудо. Я успела посмотреть несколько кадров, они отпадные! Наша аудитория детей любит. И сладости тоже. Дело за статьей. Я позвоню…
