И все равно из мыслей Глеба так просто не выкинуть.
Одолевает стойкое ощущение, что я его знаю. Перебираю множество вариантов где и при каких обстоятельствах мы могли встречаться – на бизнес–форумах, выставках, торгах. Возможно, на каких–то выездных вечеринках, где я занималась оформлением стола десертов. Да мало ли. Он медийная личность, я часто бываю на крупных мероприятиях. Но после слов Глеба "Это совсем не страшно", сказанных тихо, несколько интимно, но удивительно знакомо, спросить очень хотелось, даже рот уже открыла…
Не успела.
Яна спутала все карты своим появлением, а потом я просто махнула рукой – встречались мы с красавчиком или нет уже не важно. С настоящим бы разобраться без последствий в первую очередь для Яны. Она от Глеба в восторге. Каких трудов стоило ей молчать в машине, пока мы домой ехали и какой словесный поток полился из нее, стоило нам переступить порог дома. Поэму сочиняла новому знакомому в свободной форме. Десять минут как успокоилась.
– Как все прошло? – не дождавшись развернутого ответа, задает наводящий вопрос Ксюшка.
– Все прошло… – подбираю точное слово, чтобы выразить, но увы – приличного ничего на ум не приходит. – Все прошло, – выдыхаю.
– И? Как тебе Глеб? Понравился?
– Нет! – взвизгиваю и оглядываюсь на дверь в детскую. Там Яна читает какую–то лекцию куклам и спящему между ними Борису. – Не знаю, – уже спокойнее. – Я запуталась, – совсем тихо.
– Я сейчас приеду! Будем распутывать! – уверено заявляет Ксюха.
Надо же, я думала, она не услышит последнее.
Кума отключается, чтобы я не успела найти причину, почему она не может сейчас, в десять вечера появиться на пороге моей квартиры. А я так устала и эмоционально выжата, что отказать подруге нет сил.
– Борис, тебя это тоже касается! – слышу учительский тон дочки.
Подхожу ближе к ее комнате, подслушиваю.
– Ты же понимаешь, у меня скоро будет день рождения. День рож–де–ния! – назидательно выделяет каждый слог. – Этот день бывает всего лишь раз в году! К нам придут гости и я тебя очень прошу – не пакости!
– Что ты мне глазки строишь? Чего жмуришься? Забыл, как Илюшу поцарапал в прошлый раз? А он плакал. И что, что он тебе на хвост наступил? Он же маленький, а ты разлегся посреди комнаты. Думать надо где и когда валяться можно!
– Борисонька, – уже мягче, – ну не отворачивайся, не обижайся на меня. Ты же не будешь Глеба кусать и царапать, да? Нам надо ему очень–очень понравиться, чтобы он у нас остался. Он знаешь какой хороший? И добрый. И веселый.
Да уж, веселиться он умеет.
Яна, девочка моя маленькая, наивная! Не останется у нас Глеб! Он не наш!
Я обязательно найду правильные слова, объясню как устроены взрослые, но не сейчас, милая. Не буду омрачать тебе канун дня рождения и сам праздник жестоким разочарованием.
Зажав зубами кулак, ухожу на кухню, пытаюсь успокоиться. Господи! Вот кашу я заварила!
Маргарита Павловна часто любит говорить, что проблемы надо решать по мере их поступления. Уже можно считать Глеба проблемой или нет? Я–то смогу его забыть, а Яна? Моя маленькая дочь его приняла как родного.
Зачем он согласился прийти к нам в гости, ведь я просила его не соглашаться. Поиграть решил, развлечений мало?
Прислоняюсь лбом к оконному стеклу. Его холод остужает и ненадолго отвлекает от разрывающих мозг вопросов и предположений.
Закрываю глаза. Впервые за много лет мне сейчас хочется, чтобы кто–то меня обнял. Прижал к себе и пообещал, что все будет хорошо.
Этот кто–то, как бы я не отгоняла его образ, настойчиво превращается в Глеба. Как вирус, проникает во все потаенные уголки моей души и тела. Я даже снова начинаю чувствовать его руки на моем теле. Они у него красивые, сильные и... уютные. Залипала я сегодня несколько раз на них. Длинные пальцы с ухоженными ногтями, широкие ладони, жар которых до сих пор нет–нет да и чувствую на своей талии, запястья с ровной линией темных волос и выразительными ветками синих вен.
Если простые касания вызывали мурашечные забеги на коже и рождали непристойные мысли, то что же эти руки делают с женщиной, когда дело доходит до чего–то более откровенного?
Звонок в дверь я воспринимаю как спасение от собственных мыслей и спешу открыть Макарской.
12.1
– Привет! – Ксюшка говорит полушепотом, переступая порог моей квартиры. Настороженно всматривается в мое лицо, чтобы считать настроение. Целует в щеку. – Дочка спит?
– Нет, еще не ложилась, – закрываю за ней дверь. – Проходи.
Яна в желтой пижамке и с Борисом на руках выбегает из комнаты.
– Тетя Ксюша! – радостно прыгает зайкой. – Привет! Ты одна? Без Илюши? – заглядывает за спину крестной в поиске маленького друга.
Борис, пользуясь случаем и не рискуя получить сотрясение мозга, с рук моей кнопки спрыгивает и, распушив хвост, уносится в гостиную.
– Привет, цыпленок! Одна. – Ксюха обнимает малышку, гладит по еще влажным после душа волосам. – У Илюшки с дядей Владом мальчишник, а я к вам.
– На девичник?
– Точно. На девичник. Я думала, ты уже спишь.
– Еще нет.
– А пора, доча, – встреваю.– Завтра рано вставать. Беги, чисти зубки и ложись, мы с тетей Ксюшей посидим тихонечко на кухне.
– Глебу косточки будете перемывать, да? – дочка щурит уже сонные глазки.
– Много будешь знать, быстро состаришься, – Ксюха трунькает Яну по носу. – Обещаю, косточки Глеба не пострадают.
– Он хороший, – предупреждает дочка, вдобавок красноречиво посмотрев мне в глаза – с посылом не очернять ее кумира.
Убегает в ванную.
– Хороший? – выгибает брови кума. – Есть контакт, да? – стреляет глазами в сторону скрывшейся Яны.
Закатываю глаза к потолку.
– Слушай, я как знала. – Ксюха открывает свою бездонную сумочку, показывает горлышко. – Полусладкое или сухое?
– Сухое. Сладкого в моей жизни что–то с перебором.
– Ого. Даже так? – Ксюха со жгучим интересом заглядывает мне в глаза.
Прячу фэйс, сгибаясь к обувнице, вытаскиваю тапочки для ночной гостьи.
– Долго на пороге будешь стоять? Обувай, пошли на кухню.
– Надо было две взять, да? – уточняет.
– Пойдем уже, – хмыкнув, приглашаю ее на кухню.
Не сговариваясь, обе готовимся к беседе по душам. Ксюха по–хозяйски достает из шкафчика бокалы и штопор, я – сыр из холодильника и фрукты. Нарезаю.
Кума сгорает от нетерпения услышать о моих сегодняшних приключениях. Даже пробку из бутылки вытащила за секунды, как заправский бармен.
– Ну? – едва устроив попу на стул и разлив напиток, Макарская готова слушать.
– Сейчас, подожди.
Иду в детскую проверить дочь, а заодно помариновать Макарскую. Пусть фея-крестная помучается в ожидании.
Яна спит или делает вид, что спит. Подхожу к ней, поправляю одеяло – спит. Борис, увидев меня, вылез из-под детской ручки, спрыгнул с кровати и важно потопал со мной на кухню.
– Шпиён? – с ухмылкой кивает на кота Ксюха.
– И не говори. Хорошо все-таки, что коты не разговаривают.
– В отличие от попугая, – хихикает кума.
– О, да.
– Ну давай уже, рассказывай, как съемки прошли. Сил нет терпеть.
Опускаюсь на свое любимое место, опираюсь спиной о холодильник. И не притронувшись к бокалу, коротко посвящаю подругу в историю – все с момента появления Киры, Алексея и Глеба в Карамельке и до щелчка закрытой двери моего кабинета за ними. Умалчиваю только о мурашках и подозрениях, что мы с Глебом знакомы.
Но Ксюхе и без озвученных мурашей все понятно.
– Он на тебя запал! – выдает Макарская, выслушав мою местами эмоциональную речь. – И ты на него тоже! Ну скажи? – взмахивает бокалом с красной жидкостью.
– Я? Нет! – отвечаю слишком поспешно. Но сердце, и без того трепещущее сегодня, проваливается куда-то вниз.
– Да! Слушай, это у вас семейное! Янка влюбилась в него по фото, ты – после встречи в реальности.
– Не выдумывай! Ни в кого я не влюбилась!
