Делаю это очень вовремя, потому что на первый этаж уже торопливо спускаются. Я не вижу, кто, но, судя по голосам, это те самые официантки, которые нас сегодня обслуживали.
— Там мужик в дверь колотит, — слышу я голос одной из них. — В пятой комнате. А она закрыта. Что делать.
— Позвони на ресепшен, пусть запасными ключами откроют. А с кем он там? Со шлюхой?
— Да вроде нет. Я только его голос слышала.
— А она где?
— А я знаю?
Они проходят мимо меня и, кажется, уходят дальше по коридору, потому что их голоса смолкают.
Черт! Ну вот что этому немцу не лежалось с завязанными глазами? Вскочил, панику начал поднимать…
Я выглядываю, убеждаюсь, что никого нет, и бегу снова к двери.
— Тимур.
— Отходи, — его голос через дверь звучит глухо. — Я выбью замок.
— Что?
— Отойди, блядь!
Я отскакиваю, и тут же дверь содрогается от тяжелого сильного удара. А потом еще от одного. Третий удар становится для замка последним. С жалобным треском дверь распахивается, по ней расползается сеть трещин, а наверху кто-то визгливо кричит «Что там? Пожар?»
Оказывается, когда выбивают дверь — это довольно громко. И, может, это был не лучший выход, но мне плевать.
Мне плевать, потому что передо мной стоит Тимур Соболевский. Взъерошенный, злой и тяжело дышащий. Он хватает меня за руку, и мы бежим. Бежим к алой машине, припаркованной за шлагбаумом.
В спину нам несутся крики, и почему-то завывает внезапно врубившаяся сигнализация.
— Ты охуел? Чо творишь, а? Ты кто вообще такой? — огромный мужик в форме охранника бросается нам наперерез, но Тимур бьет его под дых, и тот сгибается пополам.
Еще небольшой выигрыш во времени.
— Блядьблядьблядь, — бормочет Соболевский, запихивая меня в машину.
Я не успеваю пристегнуться и почти впечатываюсь лицом в лобовое стекло, потому что на газ Тимур давит так, будто хочет, чтобы его машина сразу взяла вертикальный разгон и взлетела.
Впрочем, скорость такая, будто мы и правда летим.
Мы проскакиваем узкую, похожую на просёлочную, дорогу, а потом лихо выворачиваем на трассу. И только тут я понимаю, что, кажется, у нас все получилось. Тимур меня забрал оттуда, как и обещал. Он меня спас.
— Ты… ты… ты…
Я пытаюсь сказать что-то еще, кроме этого одного слова, но у меня не получается. И я смеюсь. Громко и истерично. Смеюсь до тех пор, пока этот странный неестественный смех не переходит в плач.
— Ого как тебя накрыло, детка, — бормочет Тимур и кладет руку мне на колено.
В этом жесте нет ничего сексуального, просто успокаивающее прикосновение. Его тяжелая горячая ладонь и правда помогает, словно заземляет меня, и вскоре мои истеричные рыдания сходят на нет. Я уже не плачу, просто заторможенно смотрю в темное оконное стекло и разглядываю свое отражение. Всклокоченные волосы, размазанная по лицу косметика, опухший красный нос. Как же страшно я выгляжу.
— Ты спас меня, — глухо говорю я, избегая смотреть на Тимура. — Я обещала… все, что хочешь… Но можно не сейчас, ладно? Мне хотя бы помыться надо.
— Ты совсем дура, да? — обидно спрашивает он.
— Почему?
— Успокойся уже, у меня не стоит на зареванных баб. Тем более если они похожи на кадр из социального фильма о непростой жизни молодых проституток.
К нему вернулась его привычная едкая насмешливость, теперь он гораздо больше похож на того Соболевского, который зажимал меня в коридоре и предлагал заплатить мне за минет.
Тимур убирает руку с моего колена и тянется за мобильным. Я чувствую смутное разочарование: без его ладони коленке сразу холодно.
Тимур набирает чей-то номер и, чуть нахмурив темные брови, ждет ответа.
— Добрый вечер, Игорь Валентинович, — говорит он наконец. — Прикройте меня, а? Да не, не бухал. Просто надо было девчонку одну забрать из не самого приятного места. Машину на камерах вроде не светил, но лицо мое точно есть. Да какой там ущерб! Дверь им выломал и охраннику разок двинул. Ага. Да. Да, конечно. Спасибо.
Тимур кладет трубку, а меня мучает любопытство.
— Кому ты звонил? — не выдержав, спрашиваю я.
— Начальнику папиной службы безопасности.
— И… тебе ничего не будет за это все?
— Хер знает. Но скорее всего нет.
— Хорошо.
В машине повисает тишина.
— Как ты вообще? — грубовато спрашивает Тимур. — Ничего не болит?
Я задумываюсь и прислушиваюсь к себе.
— Ноги болят, — говорю я.
— Ноги? Тебя... держали? Били? — сквозь зубы спрашивает он, и в его голосе звенит такая дикая ярость, что даже я пугаюсь.
— Нет, — бормочу я. — Просто… вот.
И показываю ему свои ступни. Тонкие прозрачные колготки на них превратились в лохмотья, а кожа содрана и кровоточит от жесткого асфальта.
— Пиздец, — ругается он. — А обувь где? Я даже не заметил, что ты босиком.
— У меня туфли на каблуке были, а они громко стучали, — почему-то оправдываюсь я. — Пришлось снять.
— Пиздец, — снова говорит Тимур и трет лоб, точно о чем-то раздумывая. — Ну поехали это все лечить, чё. Какой, блядь, у нас выход?
— Я могу домой поехать, — робко предлагаю я, с ужасом думая о том, как появлюсь в таком виде на пороге родительской квартиры. — Чтобы тебе не возиться со мной. Ты и так уже…
— Помолчи, детка, — устало говорит Тимур. — Вот просто, блядь, помолчи. Мы едем туда, куда я скажу. И это не обсуждается.
У меня нет сил возмущаться, поэтому я киваю. И даже испытываю странное облегчение, что он все решил за меня.
Пока мы едем, мне звонит Рита. И это пугает меня до такой степени, что Соболевский забирает у меня из рук мобильник и сам разговаривает с ней. Разговаривает жестко, быстро и очень грубо. Кажется, даже чем-то угрожает.
— Расслабься, эта тварина тебя больше не побеспокоит, — говорит он, когда заканчивает разговор.
— Спасибо, — пылко говорю я, а потом вдруг до меня доходит. — У нее же мои вещи. Сумка, куртка, одежда…
— Там что-то ценное?
— Ну… две тысячи рублей. И проездной в сумке.
— Забей.
И я снова послушно киваю. Кладу голову на спинку кресла и устало прикрываю глаза. Я жива, я относительно здорова, а с Тимуром разберемся потом.
Я не верю, что он не захочет никакой платы за свою помощь. Он же сам мне говорил, что за все надо платить.
Глава 11. Договор
Сначала мы заезжаем в какую-то клинику, где мне промывают мелкие ранки на ногах, мажут их мазью и дают какие-то больничные одноразовые тапочки, чтобы я не шла босиком. Но Соболевский все равно не дает мне идти самой: и в больницу, и обратно до машины я перемещаюсь у него на руках. И это было бы даже романтично, если бы не мрачное отстраненное лицо Тимура и нахмуренные брови. Он выглядит так, будто я его ужасно раздражаю.
Из больницы мы едем дальше. Я почему-то была уверена, что Соболевский повезет меня к себе, но вместо этого мы оказываемся в дорогом холле отеля, где ненавязчиво дружелюбная девушка на ресепшен выдает нам две карточки от номера.
— Я могу вам чем-то еще помочь? — спрашивает она.
— Да, — Соболевский посылает ей обаятельную улыбку, и она тут же смущенно улыбается в ответ. — Ужин в номер, и вот на нее, — кивает в мою сторону, — комплект удобной одежды и обуви.
— Зачем? — тихо шиплю я. — С ума сошел?
— Планируешь так ходить? — поднимает он бровь и с ухмылкой оглядывает мое платье. — Тогда лучше сразу раздевайся догола. Будешь выглядеть приличнее, чем в этой тряпке.
Мне нечего ему ответить.
— Можно ваш размер? — вежливо спрашивает девушка.
— Да, конечно, — я сдаюсь и диктую ей свои параметры.
Тимур привычно подхватывает меня на руки, и я вижу полный зависти взгляд этой девушки. Она явно не понимает, за что мне перепало такое счастье, как Соболевский.
В номере он сгружает меня прямиком в ванну и командует:
— Мойся. Могу помочь, если надо.
— Нет! — я вспыхиваю от стыда.
— Как знаешь, — Тимур проходится по мне ленивым взглядом, потом отворачивается и уходит, закрыв за собой дверь.
