Я с облегчением сдираю с себя одежду и включаю горячую, очень горячую воду. Хочется отмыться от этого ужасного клуба, хочется стереть с себя грязные липкие прикосновения чужих рук.
Я смываю косметику нашедшимся тут же лосьоном, мою голову и вообще оттираю себя до скрипа. И только потом понимаю, что переодеться мне, собственно не во что. К счастью, тут висит длинный махровый халат, в который я укутываюсь так, что видно только лицо и ступни ног. И осторожно выхожу.
— Ешь, — Тимур уже держит на коленях тарелку с огромным куском мяса и яркими овощами, и кивает мне на такую же тарелку, стоящую на столе. Пахнет ужасно вкусно, и я понимаю, что голодна.
— Ты уже второй раз меня кормишь за сегодня, — неловко говорю я.
— И что?
— Просто. Подумала вдруг.
— Ешь давай. Что тут думать.
Я послушно сажусь, стараясь придерживать рукой халат, чтобы он не слишком распахивался, и принимаюсь за вкуснейшее мясо и сочные овощи, политые таким ароматным маслом, что я съедаю их все до последнего кусочка.
— Наелась?
— Да, спасибо большое. Было очень вкусно.
— Успокоилась?
— Вроде бы.
— Вот и хорошо. Тогда давай поговорим, — Тимур подается вперед и взгляд его загорается злым огнем. — Какого хера ты творишь это все, детка? Куда ты, блядь, сунулась со своими, сука, наивными глазками и принципами хорошей девочки? То есть мне дать за деньги ты не можешь, а какому-то левому мужику — пожалуйста! Так, блядь, получается?
— Нет. Если бы я так могла сделать, я бы тебе не звонила, — бесцветно говорю я. — Мне сказали, что я просто побуду на вечере. Я не знала, что надо будет… вот так…
— Ебануться! И ничего тебя не навело на мысль, что это нихуя не детский утренник, а? Например, когда на тебя эти блядские щмотки напяливали? Не захотелось задуматься?
Я безмолвно пожимаю плечами. А что тут скажешь? Ну да, я полная дура.
— Ты совсем ничего не соображаешь? — не успокаивается он. — В курсе, что могли там с тобой сделать?
В курсе. Поэтому и позвонила в панике Соболевскому. И да, Тимур не обязан был меня оттуда вытаскивать, рискуя своей безопасностью и репутацией.
— Я тебе должна за то, что ты меня увез оттуда, — неловко напоминаю я. — Что ты за это хочешь?
— Да ты задолбала, — вдруг рычит Соболевский и так бьет по столу кулаком, что тарелки подскакивают. — Я не такое дерьмо, чтобы требовать что-то за спасение. Это как будто из реки вытащить человека и бабло с него трясти. Я просто пытаюсь понять, нахера ты вообще туда поперлась!
— Мне пообещали тысячу долларов, — я чувствую себя страшно униженной, когда это произношу. — Я же говорила тебе: мне нужны деньги, чтобы заплатить за учебу. Огромная сумма денег.
— Днем ты говорила, что тебе уже ничего не надо, — Тимур смотрит на меня изучающим взглядом, будто пытаясь понять, вру я или нет.
— Понимаешь, я сначала думала уйти из университета и учиться самой, но потом пришла домой и поняла, что с моими родителями эта история не пройдет. Они не дадут мне этого сделать. Представь, мама сказала, чтобы я шла подрабатывать покраской машин, — я издаю смешок и жду, что Соболевский посмеётся вместе со мной, но он вдруг темнеет лицом.
— Правда?
— Ну да. В общем, или я строю карьеру автомаляра, или остаюсь в универе и учусь. Но для этого мне нужны деньги.
— Так попроси их у меня, детка, — выдыхает раздраженно Соболевский и вдруг смотрит на меня так, что жаром охватывает все тело. — Ты почему-то ищешь помощи в каком-то сраном блядушнике, вместо того, чтобы получить ее у меня. Попроси эти деньги у меня, и я тебе дам. А потом ты мне… дашь.
— Здесь правило бескорыстной помощи не работает? — спрашиваю я неожиданно хриплым голосом.
Он с ухмылкой качает головой.
— Нет, детка.
— А зачем тебе я?
— Я же говорил, — он пристально смотрит на меня, и это безумно смущает. — Хочу тебя трахнуть.
— Один раз?
— Неееет, — тянет он, а потом коротко усмехается. — Не один раз. И не один день. Неделя, может, пару недель. Пока мне не надоест, детка. Пока у меня не перестанет стоять только от одного твоего чёртова запаха. Пока не натрахаюсь с тобой досыта.
— Но оплатить надо до этой пятницы, — шепотом говорю я, чувствуя, как от стыда горят щеки. Я обсуждаю свою цену. И кто я после этого?
— Оплачу завтра. Авансом, так сказать, — Тимур хмыкает, а потом вдруг наклоняется ко мне близко и берет пальцами за подбородок. — А потом ты поступишь в мое полное распоряжение. Так что, детка, да?
— Да, — шепчу я. И зажмуриваюсь, потому что нет сил выносить этот жаркий бесстыдный взгляд.
— Только не с видом великомученицы, да, малыш? — его голос шелково скользит по мне, а пальцы поглаживают губы. — Открывай свои красивые глазки. Тебе самой хочется, так что не надо врать, будто ты страдаешь. Надо будет отработать мои деньги, детка. Сделать так, чтобы мне понравилось. Чтобы понравилось нам обоим.
В дверь стучат.
— Кто? — раздраженно спрашивает Тимур.
— Ваш заказ, — раздается голос из-за двери.
Он нехотя отстраняется от меня и идет открывать.
Девушка в униформе горничной заносит в номер пакеты и косится на меня любопытным взглядом.
— Вы примерьте, пожалуйста, — говорит она услужливо. — И решите, что из этого оставить хотите. А то, что не подойдет, я заберу. Мы подобрали все из ассортимента бутика при отеле, так что если вам нужно что-то совсем другое, то это уже завтра, когда можно будет заказать доставку из щоу-рума.
— Мы разберёмся, спасибо, — кивает ей Тимур.
Девушка уходит, а я смотрю на эту гору пакетов и осторожно интересуюсь:
— А за такое не надо оставлять чаевые?
— При выезде, — лаконично отвечает Тимур, а потом переводит взгляд на меня. В глубине темных глаз вспыхивает откровенный интерес. — Что, детка, начнем примерку?
— Хорошо, — смущенно говорю я, хватаю один из пакетов и пытаюсь пойти с ним в сторону ванной, но меня останавливает его хрипловатый голос:
— И куда ты собралась?
— Ну там… переодеться… — мямлю я.
— Здесь же удобнее. И зеркало большое. Переодевайся тут.
— Спасибо, — благодарно говорю я и стою, ожидая, пока он выйдет. Но Тимур не выглядит как человек, который собирается куда-то идти. Он расслабленно откинулся на спинку кресла и, прищурившись, следит за мной.
— Тимур, — осторожно зову я. — А ты… мог бы…
— Что?
— Ну выйти. Чтобы я вещи померила.
— Нет.
— Нет?
— Конечно, нет. Я планирую смотреть на тебя.
— Но я так не смогу, — растерянно говорю я. — Это…неприлично.
— Малыш, — мягко говорит он. — Ну что плохого в том, что я на тебя посмотрю? Просто посмотрю.
— Можно я хотя бы белье надену в ванной, — бормочу я смущенно. — Пожалуйста!
Тимур хмурится и явно хочет сказать «нет», но потом вдруг смотрит на меня и в его лице что-то неуловимо меняется.
— Ладно, — через паузу говорит он.
Я быстро перебираю пакеты, нахожу тот, что с бельем, и несусь в ванную комнату. Слава богу, что мне не принесли что-то прозрачно-кружевное. Наоборот: и трусы, и лифчик сделаны из гладкой белой ткани, похожи на спортивные, и это утешает. Я смотрю в зеркало и убеждаю себя, что это практически как купальник. Мне же не бывает стыдно в бассейне? Вот и тут не должно.
Но халат я все же надеваю и выхожу в нем. И моментально напарываюсь на темный голодный взгляд Соболевского.
— Можешь снять? — хрипло просит он. И то, что не приказывает, а просит, вдруг толкает меня на то, чтобы согласиться.
Я непослушными пальцами развязываю пояс халата и прямо физически ощущаю, что Тимур на меня смотрит. Это чувствуется так, словно в этом месте начинает гореть кожа. Сначала на ключицах, потом в ложбинке между грудей, потом на животе и бедрах.
Я неловко повожу плечами, давая махровой ткани соскользнуть вниз, и оказываюсь стоящей перед Тимуром в одном белье. И нет, это не купальник. Совсем не купальник.Лифчик слишком тонкий, чтобы скрыть напрягшиеся от холода соски, которые так хорошо сейчас обрисовываются под эластичной тканью. Я пытаюсь прикрыть их ладонями, но Тимур качает головой.
