неуклонно расти, то дам жаропонижающее. А пока проверяю, все ли заведённые мною будильники через каждые тридцать минут активны. Может кто-то скажет, что это паранойя, но мне хватило двух раз, когда я не завела будильник через полчаса, а поставила через два. И у сына за эти два часа температура прыгнула с тридцати семи и четырёх до тридцати девяти и семи.
— Почему ты не ложишься спать? — спрашивает Нажинский, когда я спускаюсь в кухню из детской спальни. Хочется чаю. А он сидит с ноутбуком.
— Планирую измерить температуру Роме скоро.
— Ты же сейчас измеряла.
— Она может резко вырасти. Если это случится, я дам ему лекарство.
— А не проще предупредить? — он пожимает плечами. — Дать превентивно.
— Нет, — я включаю чайник и присаживаюсь на стул возле стола. — И так приходится давать часто.
— Это опасно? — спрашивает как-то иначе, чем обычно.
— Что это? Температура? Скорее всего нет. Обычный вирус, думаю. Но я тревожная мать, поэтому для меня каждый эпизод болезни Ромы — нечто ужасное.
— Тогда тебе нужен психотерапевт. А ребёнку можно дать лекарство и не тревожить бесконечными измерениями.
Вот же ты умный, Нажинский!
— Так у тебя всё просто! — шиплю, обернувшись к нему. — Сам сходи к психотерапевту, а то тебе зачем-то стало необходимым удовлетворить потребность в семье, а как это сделать по-нормальному, никто не научил.
Выплёвываю ему это, а потом прикусываю язык. Наверное, про не научили не стоило. Вдруг у него действительно было трудное детство, а я тут сыплю соль на рану.
А с другой стороны, почему мне не должно быть плевать? Он устроил мне проблемы на работе, а потом натравил опеку, и я уверена, что это его рук дело. Так что я имею права не жалеть Нажинского. Он не маленький ребёнок.
— Я не понимаю твоих возмущений, София, — говорит он абсолютно спокойно, будто рассуждает о процентах прибыли. — Очевидно же, что жизнь со мной имеет намного больше плюсов.
— Серьёзно? — оборачиваюсь и складываю руки на груди. — Например?
— Это настолько понятно, что меня даже удивляет, что человек с таким складом ума, как у тебя, этого не понимает. Возможность жить в столице, возможность получать более высококвалифицированную медицинскую помощь, более качественное образование, шире возможности культурного развития.
Он всё просчитал и совсем не понимает сути.
— Семья — это не только возможности, Ярослав, — говорю устало, потому что у меня абсолютно пропадает какое-либо желание спорить. Это ведь как со стеной. — Это любовь, ласка, душевное тепло, взаимоподдержка. Это улыбки по утрам и тихие разговоры вечером на кухне, понимаешь?
— Мы сейчас тихо разговариваем на кухне.
Из чего он сделан? Из стали? Из камня? Даже камень нагревается от тепла ладони. Но не Нажинский.
— Спокойно ночи, — качаю головой, потому что объяснять что-либо просто бесполезно, и ухожу к Ромке.
Утром я вскидываюсь с ощущением, что случилась беда. Почти восемь. Восемь! А температуру я Роме измеряла в шесть. Спрыгиваю с постели и бегу к нему.
— Доброе утро, мам, — улыбается Ромка, сидя в пижаме на кровати и играя динозаврами. — У кархародонтозавра и трицератопса бой!
— Доброе утро, зайчик, как ты? — с дрожью внутри прикладываю руку к его лбу, но тот оказывается прохладным, и я выдыхаю.
— Нормально. Папа ушёл на работу, а перед этим мы пили чай с лимоном. Вкусно было. Только папа не разрешил мороженое.
— Да, мороженое тебе лучше сейчас не есть, — говорю задумчиво.
— А доктор говорила, что можно. Но ты не даёшь, — Ромка дует губы, поглядывая, какой эффект это на меня возымеет.
— Говорила, — киваю. Новомодное веяние кормить детей мороженым во время температуры и боли в горле у меня как-то отклик не нашло. — Но я не считаю это хорошей идеей. Давай пойдём умоемся, а потом измерим температуру и перекусим.
Я замечаю на полу возле детской кровати свой смартфон. Странно, что я его забыла тут ночью, там же были заведены будильники у меня. И что-то я вообще не помню, как перебралась в свою спальню. Видимо уснула тут сидя на полу возле сына в ожидании, пока спадёт температура, а потом сонная переползла к себе. Хм.
В мессенджере обнаруживаю сообщение от Нажинского, что к девяти приедет врач. Позаботился. Что ж, спасибо ему.
Как я и предполагала, врач утверждает, что это обычное ОРВИ. Лёгкие чистые, горлышко немного красноватое. Назначает симптоматическое лечение и леденцы от боли в горле.
А в одиннадцать неожиданно проведать нас заезжает Артём. Я видеть его рада, Ромка тоже. Он нас несколько раз подвозил до детского сада и каждый раз угощал Ромку сладостями.
— Привет, Сонь, слышал, мелкий заболел. Я тут фруктов вам привёз да спросить решил, может нужно что или в больницу отвезти, — улыбается он. — Снега сегодня навалило, с такси напряжёнка, говорят. Да и что тебе с больным дитём по такси прыгать.
— Спасибо тебе, Ярослав уже вызвал врача. Кофе?
— А давай, — кивает, улыбнувшись. — У меня встреча скоро, и вот как раз свободные полчаса.
Ромка, которому, на удивление, полегчало, убегает в свою комнату, чтобы продолжить бой динозавров, а я и Артём идём в кухонную зону.
— Тебе с молоком или чистый? — включаю кофемашину.
— Без разницы. В приятной компании главное.
С Артёмом легко общаться, но всё же иногда он вворачивает комплименты, и меня это смущает. Или же мне так кажется, потому что в моём окружении очень давно не было галантных милых мужчин. Нагловатый престарелый женатый директор да ледяная-глыба-Нажинский. А тут Артём — такой живой, искренний, улыбчивый.
— Ты и сама присядь, за ночь натанцевалась вокруг Ромки, наверное.
Но присесть я не успеваю, потому что во входной двери щёлкает замок и неожиданно в квартиру входит Нажинский.
Ярослав
Перегнул слегка. Но иногда нужно, иначе расслабляются и производительность падает. А когда падает производительность, падает и их зарплата, так что они должны быть благодарны, что держу их в тонусе.
— Алиса, пришли мне номера лучших педиатров, доступных для вызова на дом в пределах района, — даю команду секретарю, когда заведующие отделами молча покидают мой кабинет после совещания.
Она принимает запрос в работу, а я снова пытаюсь вернуться к изучению сметы, над которой сидел ещё до совещания. Пытаюсь, и снова отвлекаюсь. Третий раз за утро. В мыслях всплывает мальчишка.
Бледный с утра был, вышел из комнаты, когда я кофе пил перед поездкой в офис. Пить попросил.
И я вспомнил себя. Вспомнил, как лежал в больнице, когда мне было лет пять. Один. И как медсестра в жутко пахнущем халате заставляла полоскать горло горькой
