колебаться. Но потом он провел большим пальцем по шраму на нижней губе и отвернулся.
Я выдохнула, задержав дыхание, и на моих губах появилась улыбка.
Он даже не смотрел в мою сторону, но должно быть, почувствовал мой триумф, потому что сказал с сухим юмором:
— Не так выигрышно, хотя милостиво.
Веселье вновь наполнило мой желудок, но внезапно, с движением автомобиля, приступ головокружения ударил меня.
Он, конечно, заметил.
— Когда ты ела в последний раз?
Я пожевала губу.
— Этим утром.
Его глаза вспыхнули неодобрением, вероятно, потому, что это была еда, которую я съела только наполовину в его кабинете.
— Ты часто моришь себя голодом?
Я нахмурилась.
— Нет. Я просто иногда забываю.
— Чего ты хочешь?
Ничего, на самом деле. Но одна вещь пришла мне в голову.
— Картошку фри.
Он улыбнулся.
— Такая американская девушка.
Через пять минут я уже держала в руке горячую картошку фри. Я с удовольствием съела соленые кусочки рая. Он смотрел, как я ем, уделяя мне больше внимания, чем опере, которую мы только что посмотрели, и это заставило мое сердце запылать огнем в груди.
Я предложила ему одну, и это его разозлило.
— Перестань раздавать вещи, которые я тебе покупаю.
Чтобы скрыть легкую улыбку, я откусила кусочек картошки пополам.
Его взгляд упал на мои губы, и тепло разлилось по телу, когда я слизнула соль с губ. Когда Ронан отвел взгляд, зрачки его глаз были уныло-черными.
Остаток короткой поездки мы провели в молчании. Его рука лежала на его бедре, и я никогда в жизни так остро не ощущала мужских рук. Бьюсь об заклад, они бы прикоснулись к женщине с уверенностью… возможно, даже с небольшой грубостью. При этой мысли бедро, видневшееся сквозь разрез моего платья, завибрировало от сверхчувствительности. Мурашки пробежали по телу, когда моя нога коснулась его, и прищуренный взгляд Ронана заметил контакт, татуированный палец постукивал по его ноге.
Банка из-под содовой в машине хлопнула и зашипела.
Мое тело стало горячим, когда я представила, как его рука скользит по обнаженной коже под платьем. Сама мысль об этом подействовала на меня как наркотик, горячая и беспокойная энергия разлилась в моей крови.
Хотя я знала, что он не прикоснется ко мне. Не к наивной и невинной меня. Я знала, что если хочу, чтобы он увидел меня другой, серьёзной, мне придется взять дело в свои руки. Я должна быть прямолинейной, как Лиза.
Зная, что в кармане у него лежит записка от нее, предлагающая, скорее всего, какое-то сексуальное времяпрепровождение, и тот факт, что он мог оставить меня в машине, чтобы встретиться с ней, я почувствовала странную… ревность. Неприятный узел скрутился и повернулся внутри меня, и этот намек на зеленый огонь придал мне храбрости.
Ну что ж, прохладный прилив храбрости.
Когда он проводил меня до моего номера, нервы танцевали и сеяли хаос в животе. Мои руки были влажными, поэтому я вытерла их о платье.
— Ты никогда не говорил, чем занимаешься, — рассеянно сказала я, отвлекаясь, потому что эта теплая храбрость становилась все холоднее с каждым шагом ближе к моей двери.
Он что-то произнёс, стоя в шаге позади, но я не слышала ни слова. Мое сердце колотилось в горле, кровь прилила к поверхности кожи, и тогда я сделала это.
Я повернулась и поцеловала его на полуслове.
Это была слегка о-образно. Непрактично. Наши зубы звякнули.
Я отстранилась, чтобы увидеть его глаза, сверкающие сухим весельем, когда он вытер уголок рта большим пальцем. Но мне было слишком жарко, слишком горячо от небольшого соприкосновения наших губ, чтобы смущаться из-за того, что это полный провал.
— Kotyonok, — он вытянул это слово тихим предупреждающим голосом. — Ты хоть понимаешь, что делаешь?
Нет.
Нисколько.
Я отрицательно покачала головой.
Он наблюдал за мной.
— Ты обычно так целуешь своих кавалеров?
Значит, это было свидание?
Я снова покачала головой и сказала с придыханием:
— Ты первый.
Веселье в его глазах сменилось удовольствием. Жаром. Чем-то пропитанным интенсивностью и удовлетворением. Он шагнул вперед, прижал меня спиной к двери и положил руки на косяк над моей головой. Мой пульс отдавался далеким свистом в ушах, подавленный дрожью, которая прокатывалась по коже и близости его тела. Я не смогла найти достаточно воздуха, чтобы вдохнуть.
Его голос звучал тепло, задумчивый рокот так близко к моему рту, что я могла почувствовать его вкус.
— Я всегда любил быть первым.
Затем его губы коснулись моих, мягко, только шепотом. Как будто я была слишком юна, слишком невинна, чтобы справиться с чем-то еще.
При легчайшем прикосновении его рта к моему сердцу ярость жара накрыла меня с головой. Мне нужно больше.
Гораздо больше.
Я коснулась его лица, провела рукой по щеке, по волосам и крепче прижала его губы к своим. Ему это не понравилось, и он сказал мне об этом, прикусив нижнюю губу. Скрежет его зубов вызвал у меня в горле отчаянный стон. Я думала, что он отступит, конфликт и мое тяжелое дыхание встанут между нами, но он нежно коснулся моих губ, сначала верхней, а потом нижней.
Каждый сантиметр меня вибрировал под поверхностью, гудел и воспламенялся всякий раз, когда мое тело касалось его. Я повернула бедра и выгнулась ближе к нему, ощущая невероятный жар за пределами его дорогого черного костюма, а затем облизала внутреннюю часть его губ. Словно рефлекторно, он пососал мой язык. Жар, крошечные уколы жара, пожирали меня изнутри.
Он отстранился, грубо говоря:
— Ty dazhe na vkus sladkaya. [38]
Я понятия не имела, что это значит, но спрашивать не стала. Я просто хотела, чтобы его губы снова прижались к моим. Я поддалась желанию провести языком по шраму на его нижней губе.
Лизание пропитало воздух, как какой-то грязный плотский грех.
С мрачным взглядом он сократил небольшое расстояние, и я потерялась. Любая сдержанность в нем таяла с каждым давлением и погружением, с каждым прикосновением наших губ. Каждый поцелуй был жестче и влажнее, чем прежде. Пламя обожгло меня, когда я провела своими ногтями вниз по его спине. Он издал низкий горловой рык, и медленное скольжение его рта стало грубым.
Ронан подошел ближе, прижимая свой стояк к моей нижней части живота. Когда его губы приблизились к моему горлу, моя голова со стоном опёрлась на дверь. Его руки по-прежнему лежали на раме надо мной. Горячий и влажный, он оставлял дорожку вниз по моей шее, которая пропитывалась искрами глубоко в сердцевине. Мое зрение затуманилось, тяжелое сердцебиение колотилось между ног. Я была огненным шаром,
