– Может, и хватит, – подозрительно быстро согласилась Вика, махом выпив едреную жидкость через трубочку и снова умчавшись на танцпол. С трудом избегая столкновений с такими же нетрезвыми студентами, как и она сама, и заставляя Веселовского подбирать отвисшую челюсть с пола.
– Свяжу. Запру. Выпорю, – сквозь зубы процедил закипавший блондин, нервно отбивая барабанную дробь по столешнице и намеренно игнорируя округлившиеся глаза приятеля.
– Потап, забери ее, пока не поздно, а? – Егор повернулся и поперхнулся воздухом, запечатлев поистине эффектную картину.
Вика стояла в самом центре площадки, обеими руками обнимая гладкий серебристый шест. И не потому что хотела исполнить соблазнительный стриптиз, а потому что пошатывалась, как пьяный матрос на корабле в шторм. Рядом с ботинками Смирновой в позе морской звезды растянулась одна из близняшек, пока вторая рассматривала живописное малиновое пятно, украсившее белоснежную футболку. И тут Потап понял, что отличницу пора спасать, причем, как можно скорее, до того, как кто-нибудь успеет выйти из состояния легкого и не очень ступора.
– Пока карета не превратилась в тыкву, а прекрасный принц – в вурдалака, Золушке пора покидать бал, – непринужденно минуя толпу, Егор отцепил пальцы Вики от металла и, приобняв девушку, покинул клуб под аккомпанемент из неловкого, вязкого молчания.
– Смирнова, а ты та еще катастрофа, – хмыкнул Потапов, выруливая с парковки и запоздало отмечая, что девушка на пассажирском сидении свернулась калачиком, подложила ладошку под голову и теперь сладко посапывала. Не собираясь ни дебоширить, ни спорить по поводу конечного места назначения их путешествия.
Так что, очутившись в просторном коридоре квартиры Потапа, отличница лишь потирала слипающиеся от дремоты глаза и молчала, с любопытством изучая лаконичную, но стильную обстановку.
Егор же вперился в нее пристальным взглядом, борясь с мучительным, выматывающим нутро желанием прижать к себе сонную, немного растерянную девушку. Битву блондин проиграл с треском, стремительно притягивая Вику и жадно впиваясь в приоткрытые губы, хранившие остаток алкогольной горечи. Пальцами сминая невесомую ткань платья и теряя голову от тепла бархатной кожи.
Рассудком Потапов понимал, что пользоваться таким состоянием Смирновой неправильно. Что нужно остановиться и по-хорошему рассказать Вике о глупом пари. Только вот все мысли вышибло без следа, когда девушка крепче прильнула к напрягшемуся парню, превращая пылавший костер в самый настоящий пожар.
________
*[1] – «фейспалм» – (буквальный перевод «рукалицо», «лицоладонь») – популярный интернет-сленг и жест, обозначающий реакцию на чью-то глупость.
Глава 19
Вика
Чёрт, не могу поверить, какие глупости мы творили
в юности. Удивительно, что мы не умерли.
(с) к/ф «Город хищниц».
Приподнялась в кровати, с трудом разлепив будто налитые свинцом веки и обнаружив себя в просторной спальне с зеркальным потолком. Тяжелая голова противно потрескивала, в горле было суше, чем в пустыне Сахара, ну а калейдоскоп событий вчерашнего дня вертелся разноцветной мозаикой, никак не складываясь в единую картинку.
– Твою ж мать, Смирнова! – звучно ругнулась на себя, когда воспоминания скоростной электричкой ворвались в воспаленный мозг, и сокрушенно уронила голову на гладкие шелковые простыни черного цвета.
Потому что стало настолько стыдно, что захотелось мигом провалиться сквозь землю и больше оттуда не выкапываться. Стыдно за то, что перебрала в клубе лишнего и едким комментарием спровоцировала глупых близняшек. За то, как настойчиво обвивала ногами бедра Егора. Как тесно прижималась к нему и запутывалась пальцами в пепельных волосах. Как не давала парню перевести дыхание, терзая его губы дикими поцелуями.
Особенно совестно было за то, что остановилась не я, а он. Демонстрируя такое недюжинное самообладание, какое мне и не снилось. Несмотря на явное напряжение, охватившее его, Потапов нехотя, но прервал наше сумасшествие. Рвано выдыхая, он аккуратно отцепил мою персону, активно домогавшуюся его светлости, от себя и, невзирая на оказанное сопротивление, переодел в одну из небрежно брошенных на кресле рубашек. После чего бережно опустил меня на роскошную двуспальную кровать и укутал в мягкое одеяло. И, так же судорожно дыша, ретировался на диванчик в кухне. Мда.
– Доброе утро, пьянь! – Егор был жизнерадостен до омерзения, бодр до невозможности и щеголял голым торсом, отчего мои щеки мгновенно приобрели неровный пунцовый окрас. Парень понимающе усмехнулся, просовывая пальцы в шлевки джинс и явно не собираясь облегчать мое положение. – Завязывай с самобичеванием, завтракать пошли.
Завозилась в кровати, подтягивая колени к груди и все еще купаясь в океане неловкости, смущения и необъяснимого, томительного ощущения под ребрами. Облизывая припухшие, искусанные губы и тяжело вздыхая.
– Вика, вставай! Ножками топ-топ, – и пока я выпутывалась из нежно-персикового пушистого одеяла с длинным ворсом, в спальню просочился аромат омлета с поджаренным беконом, разбудивший дремавший аппетит и заставивший пустой желудок громко, голодно урчать.
Прошлепала босыми ногами по отполированному паркету, ориентируясь на одуряющий запах, и умостилась на стуле с темно-коричневым сиденьем и металлической высокой спинкой, залипая на лихо управлявшегося со сковородкой блондина. Вооруженного деревянной лопаточкой, казавшейся игрушечной в его руках.
– Какие таланты в тебе пропадают, Потапов, – с самого начала учебы относилась к троечнику предвзято, так что куда охотнее могла представить армию прислуги, готовящую что-нибудь экзотическое для «золотого» мальчика, нежели его самого у плиты.
– Не расплатишься, Смирнова, – хитро прищурился Егор, сервируя стол и по всем правилам заваривая черный чай с бергамотом, сначала обдав фарфоровый чайничек кипятком.
От такого проявления заботы спорить и огрызаться не хотелось совершенно. Хотелось лишь прятать улыбку на дне кружки с душистым напитком и уютно молчать. Будучи от всей души благодарной Потапову за то, что не бросил в «Метле», и за то, что не воспользовался моим полувменяемым состоянием.
– Так, дебоширка и возмутительница общественного спокойствия, – блондин расправился с двойной порцией омлета и, пока я старательно делала вид, что размешиваю успевший раствориться в чашке сахар, распорядился, допивая крепкий, черный кофе: – ты – мыть посуду, я – в душ.
– А пары? – я подняла глаза на Егора, совершенно не соображая, что стояло в расписании сегодня.
– Ты на время смотрела, горе луковое? – парень обогнул стол, наклоняясь вперед и коротко целуя меня в макушку. – Все давно закончилось. Доедай спокойно.
Память идти на сотрудничество с все еще растерянной мной отказалась, утаивая явки и пароли, виноватых и причастных. И продолжая удерживать засекреченным имя преподавателя, к которому придется подлизываться, придумывая самые невероятные причины пропуска его занятия. Чтобы он при этом поверил, проникся душераздирающей историей, пустил скупую слезу и допустил нерадивую студентку к пересдаче… контрольной. Именно ее, как вопила очнувшаяся, наконец, интуиция, мы и пропустили.
Кричащему шестому чувству вторила стройная трель дверного звонка, на автомате отправившая мою все еще сонную тушку открывать настойчивому посетителю. Напрочь забыв, что я вообще-то нахожусь у Егора в гостях, причем стою посреди коридора в его рубашке (спасибо, хоть не на голое тело), я бездумно отперла замки, встречаясь с хищным, просвечивающим хуже рентгена взглядом знакомых серых глаз. Судя по внешности, мужчина мог приходиться Потапу братом, дядей или…
– Утро добрым не бывает, – обернулась на звонкий голос, раздавшийся за спиной, и приглушенно, протяжно застонала, пряча стремительно краснеющее лицо в ладонях. Мало было раззявы меня, так еще и блондин решил выйти из ванной в одном полотенце, наспех обернутом вокруг мускулистых бедер. Не обращая внимания на брови гостя, удивленно поползшие вверх, и на тихо подвывающую меня, Егор закончил фразу, гордо шествуя в сторону кухни и оставляя на полу мокрые следы: – если кофе в чашке нет. Привет, пап.
