Сопротивляюсь, отказываюсь признавать озвученное.
Ксюха щурится. На ее лице так и написано "Я все про тебя знаю".
Одним махом выпиваю содержимое своего бокала и сдаюсь:
– Да, он неотразим. Из всех знакомых мне мужчин он мне больше всех симпатизирует. Когда он меня обнимал, я вдруг допустила, что можно было бы с ним попробовать… что–нибудь. И я почти смирилась, что он модель… Но Ксю! – с отчаянием. – У него есть Кира!
– И что Кира? С чего ты решила, что они вместе?
Ксю разливает еще.
– Она с ним такая… близкая.
– Сестра, – железобетонно.
– Они не похожи.
– Двоюродная. Троюродная. Сводная. Она его старше, ты что не заметила?
– И что? Когда возраст мешал отношениям? Есть пары, где женщина старше мужчины на десятки лет!
– Фр–р, – Ксюха, сделав глоток напитка, чуть не подавилась. – Не наш случай. Не накручивай себя. Он тебя на ужин позвал? Позвал! Сходи. За ужином спросишь есть у него женщина или нет.
– Так он и скажет правду, – сокрушено качаю головой. – Да и некогда мне ходить на ужины. До Янкиного дня рождения никак. Но! – зажмуриваюсь, выпаливая: – Яна пригласила Глеба на др!
– А он?
– А он сказал, что придет.
– Супер! С Кирой?
– Про Киру речи не было… Кстати. Это странно. И жаль, я не видела выражение ее лица в этот момент. А может, это и к лучшему. Но прощалась она со мной вполне дружелюбно. Или думаешь, она притворялась?
Ксюша поморщила носик.
– Я тебя умоляю. Забудь ты про эту Киру. Предлагает тебе мужчина себя – бери, авось что получится.
– С одним уже получилось. Больше не хочется.
---
13. Катя. Воспоминания
Заливаюсь слезами, сбивчиво рассказывая Ксюшкиному плечу о сюрпризе, что приготовил мне Игорь. Подруга сидит со мной на кухне, успокаивающе гладит меня по спине и голове. Телефон лежит на столе экраном вверх и минут десять как на беззвучном – муж звонит без перерыва еще с того момента, как такси доставило меня до подъезда обычной серой пятиэтажки в северном районе города. Макарская здесь снимает двушку на пару с однокурсницей, но сегодня Даши нет. Сессию она закрыла и уехала к родителям в деревню на все каникулы. Ксюха одна, то есть теперь со мной. Оказывает мне посильную помощь.
– Ишь как надрывается. Всю зарядку сейчас истратит, – ворчит.
Не отвечаю на звонки. Не могу просто. Ксюха, не выдержав, переворачивает гаджет с фоткой Игоря экраном вниз.
– Вот же козел твой Игорь! А как успешно маскировал свою козлиную сущность все эти годы! Строил из себя, а сам… – слышу возмущенный голос подруги над макушкой. – Приползет еще. Вот увидишь, приползет, будет вымаливать прощение. Не прощай так быстро, иначе поймет, что ты отходчивая и опять налево пойдет.
– Не смогу–у, – с завываниями тяну. – Он с кем–то, потом со мной… противно–о…
Перемещаю лицо на другое плечо Ксюхи, ищу сухое место, чтобы и его окропить солеными ручьями.
– Ну противно, не спорю. А растить ребенка одной думаешь легко? Он как узнает, все равно же будет мозг выносить.
– Не скажу–у.
– Ладно, говорить или нет это мы потом с тобой решим. А сейчас давай, заканчивай реветь. Вредно это.
Ксюха отстраняется. Меня, без какой–либо поддержки, шатает как детскую неваляшку из стороны в сторону, и Макарская осторожно придерживает меня, пока наливает второй стакан воды, благо кухонька маленькая – два на два, а с мебелью и холодильником остается клочок свободного пространства в центре.
Ксю капает в стакан валерьянку, сует мне в руки.
– Пей! Ты же теперь у нас мамочка. Тебе плакать нельзя, волноваться тоже.
Послушно пью, пристукивая зубами по краю стакана. Благодарно моргаю, отдавая стакан обратно.
– Ну вот, молодец. Два стакана влила в себя, три выплакала, – смеется Ксения, оттягивая на груди мокрую рубашку.
Виновато улыбаюсь.
Еще один стакан с каплями подруга наводит себе и в несколько глотков выпивает.
– Пойдем, постелю тебе, отдохнешь.
Ксюша, присматривая за мной, метеором носится по комнате, расстилая простынь на диване. Заправляет подушку в веселую наволочку с крупными желтыми подсолнухами и такой же милый пододеяльник.
– Все. Падай.
Помогает мне раздеться. Ложусь.
В углу комнаты у девочек стоит маленькая наряженая елочка. Искусственная. Гирлянда мигает, дождик бликует, шары серебряные и синие висят. Стильно.
Игорь два дня назад принес настоящую, ароматную пихту. Красивую, широкую. Мы ее в ведро с водой поставили, сразу нарядили. Такой он веселый был, шутил, целовал...
Целоваться Игорь любит. Рыжую тоже целовал так же страстно?
Ксюша, заметив мой замерший взгляд на их елку, выключила гирлянды. Садится ко мне на диван. Заботливо укрывает и гладит поверх одеяла, ждет, когда усну.
– Знаешь, Ксюш, самое обидное это то, как он отреагировал. "А что такого?" говорит. Я же ему верила, любила… Всегда думала, меня подобное не коснется. Правильно говорят, от любви до ненависти один шаг. Я как увидела… ее… рыжую эту... Как отрезало. Ничего к мужу не чувствую. Так странно…
– Это пройдет… наверное… Кать, я честно, не знаю что бы я делала, окажись на твоем месте…
– Лучше тебе не знать…
Вместе со слезами из меня вылились последние силы, и вскоре я проваливаюсь в сон.
На удивление, во сне мне хорошо. Светло, тепло, красочно. Снится зеленая лужайка, усыпанная васильками и ромашками. И маленькая белокурая девочка лет пяти заливисто смеется, убегая от меня. А я пытаюсь ее поймать. Я не знаю как ее зовут, кем она мне приходится, но чувствую, что люблю ее сильно–сильно. Что она – частичка меня.
Мне так хорошо во сне, что просыпаться не хочется, но настойчивый звонок в дверь упорно вытаскивает меня из забытия.
Еще толком не проснувшись, догадываюсь, кто это. Муж знает, что, кроме как к Макарской, мне податься больше некуда.
– Катя, открой, – начал стучать, а потом бить кулаком в дверь Игорь.
Сон как рукой сняло. Я резко села на кровати. Реальность накатила с удвоенной силой. А еще страх. Пьяным Игоря я видела пару раз и мне не понравилось.
– Слушай, он кажется пьян, – нервно сжимая и разжимая руки перед собой, прошептала испуганная Ксюшка, зайдя в комнату. Значит не мне одной показалось, что он выпил. – Что делать будем? Может, полицию вызвать?
Смотрю на часы – девятый час. Времени довести себя до некондиции у Игоря было предостаточно.
– Я поговорю с ним, – решительно встаю. Натягиваю штаны, водолазку и иду к двери, которая уже ходит ходуном под ударами мужа. В ход пошли ноги.
Громко, жестко, страшно. Каждый удар словно молот по оголенным нервам.
Мы с Ксюшей хоть и защищены добротным металлическим полотном, но осада одним обезумевшим мужиком нагоняет жуткий страх.
– Игорь, перестань, соседей переполошишь, полицию вызовут, – прошу, не открывая дверь. – Иди домой, завтра поговорим.
Удары прекратились.
– Катюша, Котеночек мой любимый, открой, – жалобно заныл по ту сторону пьяный голос.
– Ксюша спит уже, разбудим.
– Да х** с ней, с Ксюшей твоей. Ты мне нужна. Открой, Котенок, я тебе все объясню. Та девка… она ничто. Пшик. Фу.
Голос начал сползать вниз. Игорь сел на пол, уперевшись спиной о дверь. Я тоже опустилась вниз. Согнув ноги в коленях, сжалась в комок, прислонив голову к прохладному металлу.
Ксюха, выпучив испуганные глаза, молча застыла в проеме между коридором и залом.
– Что ты как маленькая, а? Обиделась… убежала… я ж тебя…
Всхлипывает.
– Я тебя люблю, Катюшка моя. Ты мое солнце, мой воздух. Я без тебя пропаду, слышишь?
Где–то слышала поговорку: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
Сейчас Игорь говорит правду? Любит? Оступился, осознал?
Только я не могу забыть так быстро и простить. Рыжая девушка с белыми ляжками как бельмо в глазу – всюду чудится.
Слезы катятся по щекам, щекочут подбородок. Вытираю их коленками.
