– Игорь, ты мне сделал очень больно. Мне нужно время. Пожалуйста, уходи.
– Открой, любимая, – глухой удар, словно затылком стукнул. – Плохо мне.
А мне не плохо? Мне в сто раз хуже! В тысячу! В миллиарды!
Смотрю на Ксюху – открыть? Она пожимает плечами. И я не знаю что делать. Уходить Игорь явно не собирается и отступать тоже. Но ведет себя уже мирно, всхлипывает раз за разом.
– Ка–т–тя…
Не выдерживаю. Игоря, как ни странно, не жалко и видеть его нет желания, но соседей тревожить лишний раз не хочется. Ксюхе здесь еще жить, а с таким дебоширом могут и хозяйке нажаловаться.
Поднимаюсь на ноги. Медлю с полминуты, решая открыть–не открыть…
Открываю.
13.1
От увиденного далее мы с Ксюней впадаем в тихий шок.
Игорь падает навзничь, наполовину оказываясь в квартире. Без шапки, лохматый, в слюнях. С нехорошим запахом какого–то пойла.
Кое–как переворачивается на живот, встает на четвереньки, заползает в Ксюхин коридор полностью. Шатаясь, поднимается. Куртка грязная и мокрая, словно в снегу валялся, а потом еще не пойми где. Колени, ботинки, руки... Не молодой красивый мужчина, а бомж из подворотни.
Глаза стеклянные, расфокусированные. Кое–как собирает их в кучу, с задержкой, как в замедленной съемке, хлопает ресницами. Вижу, узнает.
– Мо–йя, – распахивает руки.
Отшатываюсь от него дальше. Сколько же он в себя влил?
– Че? Противен? – с растяжкой нечленораздельно шевелит губами.
– Игорь, пойдем, я тебя спать уложу?
Думаю, Ксюха простит, если это тело притулится на ночь на ее диванчике. Не оставлять же его в подъезде, а домой, боюсь, он не доберется. Помыть бы его как-то для начала.
– Я что, – муж выкатывает серо–ледяные глаза, – сюда спать пришел? Собирайся.
– Куда? Я никуда не пойду! Поздно уже.
– Домой пшли. У тебя есть дом.
– Я завтра приду, мы поговорим, – стараюсь говорить спокойно в надежде на адекватную реакцию.
С каждой минутой, с каждым словом Игорь меняется на глазах. Пока между нами была металлическая дверь, мне он казался жалким раскаивающимся человеком, убитым горем. Сейчас же передо мной неадекватное существо, пышущее еле сдерживаемой злостью.
– Пшла домой! – повышает голос.
– Вербин, сам пошел к себе домой, пока я ментов не вызвала! – заорала на него Ксюха.
– А ты кто такая мне указывать что мне делать? – переводит на нее мутные зенки мой муж. – Скройся, б***!
Разгон от жалкого пресмыкающегося до разъяренного чудовища занял всего несколько секунд. Жесткие пальцы клещами впились в мое плечо.
Вскрикиваю и сгибаюсь от боли.
– Игорь! Больно!
– Собирайся!
– Не трогай ее!
Наши крики смешались в один. Муж толкнул меня к вешалке с одеждой, одним взмахом снес с Ксюхиного трельяжа косметику и плойку, давая понять, что он не шутит.
– Вербин! Сволочь!
Ксюша кинулась на него с кулаками, но после первого же удара своим кулачком по его спине улетела на пол. Стукнулась спиной о противоположную стену и осела, вытаращив на Игоря наполненные слезами глаза.
– Ты что творишь, Игорь? – оцепенев, смотрю на незнакомого мне мужа. – Ты с ума сошел? Ты чего руки распускаешь?
– Быстро! Домой!
Рявкнул так, что я не помню как и с какой скоростью сунула ноги в сапоги, сорвала пуховик и шапку с вешалки. Вылетела на площадку. Муж вышел за мной, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка со стены.
– Игорь, успокойся, давай поговорим, – умоляю, снова заливаясь слезами. И страшно, и стыдно, если нас слышат Ксюхины соседи. Но больше страшно от непредсказуемости мужа. Подменили человека. Просто подменили.
– Щас поговорим, – цедит сквозь зубы, толкая меня вниз.
Странно, как ярость отрезвляет человека. Еще несколько минут назад Игорь на карачках в квартиру заползал, а теперь пыхтит мне в спину, не давая остановиться.
– Катя, я полицию вызову! – кричит сверху Ксюшка.
Ответом ей служит отборный мат.
На ходу застегивая пуховик, бегу по ступенькам вниз. Как мантру повторяю про себя, что все будет хорошо. Только бы не навредить маленькому. Я все вынесу, все вытерплю, лишь бы малыш не пострадал.
Мороз обжег мокрое лицо колючками, едва я распахнула подъездную дверь. Как насмешка над ситуацией – веселое мигание разноцветных гирлянд в окнах дома напротив. Возле подъезда, перегородив проезд, стоит наша машина. И ни души вокруг.
– Ты на машине? – в шоке оборачиваюсь к мужу. – Нельзя же пьяным за руль.
– Льзя когда надо! – грубо. – Иди садись!
– Я никуда не поеду! – пячусь обратно к двери. – Ты пьян! Ты меня пугаешь.
– Поедешь я сказал!
Хватает меня за рукав пуховика, волоком тащит к машине. Силы у Игоря немерено, я даже каблуками притормозить не могу.
– Игорь, пожалуйста, не надо! Это же опасно!
Не слышит. Игнор пугает больше, чем все, что было до этого.
– Пожалуйста, милый, давай поговорим! Игорь!
Матерясь, толкает меня в машину на переднее пассажирское, предусмотрительно блокирует двери, пока сам, поскальзываясь, обходит авто.
Мне страшно. Так страшно, что пальцы немеют и холодный пот бежит по позвоночнику. Дергаю ручку, кнопку блокировки – не поддаются. Я в западне.
Только бы муж не заводил машину! Но ключи, как назло, у него.
Игорь плюхается на сиденье. Втыкает ключ в замок зажигания, но не крутит его. Разворачивается корпусом ко мне.
– Поговорить хотела? – зло и жестко. – Говори!
Таращу на него глаза. Почему он так ведет себя со мной? Как будто это я попалась на измене, а не он.
– Игорь, ты меня пугаешь, – шепчу испуганно, хлопая мокрыми, склеившимися ресницами.
В салоне холодно, пар идет изо рта, а у меня по позвонкам стекает липкий пот.
– Я? Я че такой страшный? А че ты со мной живешь тогда?
Каждое слово как пощечина. Таким мужа я не знала, не видела.
– Я тебя любила… люблю. Ты же тоже… любил…
– Люблю и че? Я что слепой, каменный, бесчувственный? Столько соблазнов… А ты приторная. Я не могу постоянно жрать только сладкое. Иногда соленого хочется или острого, понимаешь?
– Не понимаю, – машу головой.
– Ну и дура. Подумаешь, гульнул. Захотелось мне, что теперь не жить, что ли?
– Что ты такое говоришь, боже мой, Игорь! – шокировано прижимаю ледяные ладони к щекам. – Ты же таким не был. Что с тобой случилось? Что скажет твоя мама?
– Мать хотя бы не впутывай. – отрезает.
Наталья Геннадьевна, мама Игоря, женщина неприкосновенная. Она может говорить что угодно, когда угодно, кому угодно. Ей – нельзя. Только хвалить. Ее и ее обожаемого сыночка.
Уверена, расскажу ей об измене и пьянке Игоря, и останусь виновата сама – довела неблагодарная.
Хорошо, что она живет отдельно от нас в поселке за двести километров. Часто видеть эту женщину мне сложно.
На несколько секунд в салоне виснет тишина. Мне кажется, муж протрезвел и может мыслить и реагировать адекватно.
– Игорь… Давай пару дней отдохнем друг от друга? Нам надо обоим остыть, подумать…
– Подумать? Подумать?! – взрывается. Бьет руками по рулю. – О чем, б***?!
Закрываю уши руками, спасаясь от его крика. Вдруг думаю о том, что Игоря слышит наш малыш. Как ему закрыть ушки? Я не хочу, чтобы он знал об этом эпизоде в жизни его родителей.
Машина вдруг взревела.
– Не смей! Не надо! Стой!
Но Игорь уже давит на педаль газа.
– Выпусти меня! Игорь! – истошно кричу, дергаю дверь – заблокирована.
Мимо окон, ускоряясь, уже мелькают огни – гирлянды в окнах, витринах, уличные фонари…
– Мама! – кричу, когда машина виляет, чуть не вписавшись в попутку.
Меня кидает из стороны в сторону. Замерзшими пальцами нащупываю за правым плечом ремень безопасности, дергаю. Заедает. Еще и еще тяну, и он наконец поддается. Согнувшись, торопливо толкаю металлический язычок в защелку замка, наконец щелчок – пристегнулась. А Игорь нет.
Взгляд выхватывает оттопыренный карман мужниной куртки. Ныряю рукой туда в надежде, что там телефон. Мой остался у Ксюшки на кухонном столе. Позвонить надо куда–нибудь, хоть в МЧС.
