в груди.
– Открой глаза, родная. Что ты видишь? Я громила. Думаешь, у меня только руки огромные? – он трясет кулаком едва ли не перед моим носом. – А ты только-только идешь на поправку.
– И что? – не понимаю я.
– А ничего! – психует он.
Я вижу, как он злится. Но и я сейчас очень рассерженна на него.
– Так и скажи, что я тебя не возбуждаю. Конечно! Кому понравится сопливая девчонка без опыта! – шепчу с досадой и утыкаюсь лбом в свои колени.
***
Федя дергается, как от удара током. Не верит своим ушам.
– Не шути так! – рычит, качнувшись вперед.
Кулаки сжаты до хруста в костяшках. Белого распарывает желание дернуться вперед. Всего полтора шага, и в его руках окажется его малышка. Но Федя держит под контролем свои эмоции. Пока еще может.
– Я серьезно, – негромко шепчет девочка.
Белый все же срывается вперед. Перехватывает тонкие пальцы. Расправляет их. Тянет ниже. Припечатывает их к себе. Давит, заставляет обхватить тяжелый и предельно возбужденный член.
– Убедилась? – рычит Федор, теряя тот самый хваленый контроль. Физически ощущает, как выдержка летит в задницу к дьяволу.
– Да-а-а...
Этот протяжный негромкий звук ломает любые барьеры. И Федя понимает, что назад дороги нет. Никогда. Он в точке невозврата.
Белый зарывается пальцами в длинные пряди на девичьем затылке. Аккуратно подтягивает вверх голову Надии так, чтобы поймать ее взгляд.
Эта картинка моментально вышибает весь кислород из легких Феди.
Его девочка облизывает приоткрытые губы. Смотрит на него настолько доверчиво и открыто, что у Белого не остается выбора.
Он касается пальцами свободной руки нежной щеки, ведет к уголку рта, чуть надавливает на подбородок, заставляя рот приоткрыться.
Больная фантазия Белявского рисует настолько порочные и правдоподобные картинки, что член болезненно дергается.
Федя осаживает себя. Нет, настолько далеко заходить нельзя. Не сегодня, точно.
Белый соображает туго. Ему кажется, что больше он просто не вынесет. Но держаться нужно.
Когда тонкие пальчики малышки несмело ложатся на его живот, Федя рвано выдыхает. Старается двигаться медленно, но выходит плохо.
Белый опрокидывает Надию на спину. Рывком отбрасывает одеяло в сторону. Упирается коленом в матрас, а кулаками по обе стороны от головы малышки.
– Оттолкни, если будет неприятно, – с трудом выдавливает слова из глотки, а носом ведет по изящной шейке.
Его кроет от ее запаха. От бархата кожи. От неистово бьющейся на шее жилки. От острых косточек ключицы под языком Белого.
Девочка хочет его смерти. Федя это четко уясняет. Ведь иначе зачем она обвивает его бедра своими шикарными и стройными ножками?
Федя знает, что там, под футболкой, нет белья. И крышу рвет, так сильно Белый хочет прикоснуться к малышке именно там.
Ее тонкие хрупкие пальчики порхают по его затылку, шее, плечам, спине.
Черт! Твою ж мать!
Он рычит от того, насколько острое удовольствие испытывает сейчас.
Вжимается сильнее, двигается, трется пахом о разведенные бедра. Замирает, когда слышит ответный стон.
Белый догоняет, что под ним Надие может быть неудобно. Он слишком тяжелый для нее. А потому пытается подтянуть малышку выше и перевернуться вместе с ней. Пусть она будет сверху. Хотя, Белый не очень приветствует такой расклад в сексе.
Но все это неважно сейчас. Да и с малышкой у него совсем не секс. И близко не он.
А любовь, одержимость, зависимость.
И Федя понимает эту разницу. Чувствует. Принимает ее с радостью.
Маневр не удается, потому что Федя вдруг чувствует, насколько она горячая и влажная.
Животом он прижимается к ее промежности, и при соприкосновении тел Федя случайно размазывает влагу.
Он дуреет от нее. У него срывается крыша в далекие ебеня. И тормозить нет сил.
Белый рывком избавляется от штанов. Под ними – все хозяйство Феди в боевом состоянии. Кажется, вот так, до боли и звезд перед глазами, Белый впервые возбужден. Член уже влажный от смазки. Пульсирует. Вжимается в горячий влажный вход. А сама девочка смотрит на него так, будто он долбаный герой. А он ведь совсем наоборот.
Удерживая вес на локте, Федя замирает. Пульс колошматит в висках.
Белый смотрит в родные глаза. Ищет в них страх, отвращение, признаки того, что малышка передумывает.
Но нет. Надия гладит его щеки пальчиками. Улыбается. Дышит рвано.
Федя утыкается лбом во влажный висок. Закрывает глаза. Понимает, что первый контакт будет болезненным.
Даже если у малышки был кто-то...
Эта мысль заставляет Белого зарычать. Нет. Нет у нее никого. Только он.
Белый скользит глубже, направляет, помогает себе рукой, осторожно касаясь влажных складочек.
Надия крепче обхватывает его ножками, теснее прижимает его к себе.
– Не уходи..., – ее голос вспарывает мозг Белому.
Глупая. Разве же он способен сейчас тормознуть?!
Федя достигает той границы, за которой начинается его личное безумие. Перехватывает тонкие ладошки. Поднимает выше, над головой. Потому что, если девочка коснется его сейчас, он попросту сорвется и протаранит ее тонкие и хрупкое тело своим.
Он чувствует, как вскрикивает девочка. Как стонет в его рот. Как дергается и замирает.
– Прости, родная моя, – рвано выдыхает Федя.
Она качает головой. Высвобождает ладошку из его захвата. Гладит его по щеке пальчиками.
Он видит, как на красивых ресницах задерживаются капли слез. Феде хочется пнуть себя, ударить, сломать что-то.
– Все хорошо, любимый! – шепчет малышка, а Белый не сразу понимает ее слова.
Хмурится. Секунду. Две.
И срывается в бездну. Потому что стройные бедра взлетают ему навстречу, заставляют Белого погружаться глубже, до порочного влажного шлепка.
Его тело живет отдельно от разума. Его мозги тонут под карим взором любимых глаз. А тело двигается во влажных глубинах.
Белый понимает, что нельзя брать малышку в полную силу. Нужно остановиться. Дать ей передохнуть, привыкнуть.
Но никакие уговоры не действуют. Белый рычит, сходит с ума, не контролирует свои действия.
Тонкий протяжный стон вышибает Федю из реальности. Он чувствует, как адреналин бьет в крови. Последний толчок – Белый кончает бурно, мощно, до долбаных звезд под опущенными веками.
Почти сразу Федя перекатывается на спину. Утягивает малышку за собой.
Она все еще дрожит в его руках. Целует его, кусая, в губы.
Федя легко понукает девочку сдвинуться. Задевает членом бугорок клитора. Улыбается, понимая, что и малышка получает неожиданную разрядку.
Она стонет в его рот, прогибается в спине, продлевая контакт.
Федя едва дышит. Держится руками за спутанные пряди, как за спасательный круг. Ему кажется, стоит разжать пальцы,
