– Марк, мне не надо лучшую, достаточно обычной…
– А, мне – недостаточно, – буркнул он, явно злясь на её строптивость. И заказал, что-то немыслимо дорогое с французскими сырами.
Потом, наконец-то натянул брюки, небрежно забыв застегнуть верхнюю пуговку и подойдя к ней, нагнулся и поцеловал в макушку, тепло и нежно, как маленькую. Потом прямо в макушку сказал,
– Пойдём, выпьем, чего-нибудь…
Она послушно пошла за ним. Он повёл её в огромную кухню, здесь всё было новым и шикарным. Устроившись на высоком барном стуле, она поинтересовалась,
– Давно здесь обживаешься?
– Хотела спросить, давно ли откинулся? Ещё неделя, и будет полгода.
– Полгода? А почему не объявлялся так долго?
– Скажи ещё, что ждала… Осмотреться хотел, отмыться от всего, от клетки отвыкнуть…
Он нажал на какую-то дверцу, и открылся бар. Выбор напитков был богат на любой вкус.
– Маркуша, ты ли это? Такая коллекция, а ты ещё её не приговорил?
– Ну, милая, когда это было-то? Юношеская дурь вышла, да и печень жалко. Стоит для случая, вот такого, как сейчас, например. Что будешь? – он великодушным жестом предложил выбрать.
– Давай на свой вкус, но не крепкое…
Он выбрал белое сухое вино и разлил по фужерам. Людмила стала рассматривать этикетку, написано было не по-русски, и она наконец-то, прочла проговаривая все буквы:
– Шаблис Гранд Крю Бланшот Домейне Вокорет…
Он расхохотался:
– Люси! Твой французский, как всегда, неподражаем!
– Ну, это ты у нас полиглот, а я рядовой участковый врач, который из иностранных знает рецептурную латынь, немного школьный английский и матерный русский… Причём, последний регулярно практикую!
– Ну, я тебя и в нём превзошёл, поверь!
– Не сомневаюсь, – она сделала глоток, вкус вина был сочным и насыщенным, а кислотность не жёсткой, – Дорогое? Ну, конечно, чего же спрашивать, разве у Марка Антония, что-то может быть дешёвым? – задала она сама себе риторический вопрос.
– Опять! Кроме тебя, никто не догадался меня так называть, даже родители!
– Люблю историю…
Он сидел напротив неё на таком же высоком стуле. Интеллигентный мужчина приятной наружности. Из-под узких прямоугольников очков на неё глядели знакомые умные с лукавой хитринкой глаза, аккуратная тёмно-каштановая бородка скрывала низ лица и красивый излом губ, плавно переходя в баки, а те, были продолжением стильной аккуратной стрижки. Широкая линия плеч и развитая мускулатура выдавали в нём, хоть и бывшего, но спортсмена, накачанная, гладкая, почти безволосая грудь, пропорционально переходила в сужающиеся кубики пресса, по контрасту с могучим разворотом плеч. Он водил указательным пальцем по краю фужера и о чём-то думал. Людмила рассматривала его руки: «как у музыканта длинные пальцы, правильной формы аккуратные ногти, подвижные кисти…»
– Люси, расскажи мне про Марка Антония, – неожиданно попросил он.
– Ну, что рассказывать? – задумалась она на минуту, – Марк Антоний – древнеримский политик времён Цезаря и Клеопатры, даже не знаю, кто из них известней, наверное, всё-таки, она. Антоний происходил из древнего, но лишь недавно возвысившегося плебейского рода. Кстати, своим родоначальником Антонии считали Геракла. В молодости он проводил время в кругу столичной «золотой молодёжи», в те времена молодёжь ничем не отличалась от современной: те же пьянки и кутежи. Этим он изрядно подпортил свою репутацию…
Глава 3.
В это время раздался звонок в домофон, и Марк пошёл встречать курьера с пиццей…
Через несколько минут он вернулся с большой красочной коробкой,
– Ещё горячая! – открыл крышку, – гляди, всё как ты любишь: сплошные сыры!
– Ты не забыл?!
– Конечно, нет! Помню все твои средиземноморские замашки, – потом достал большие плоские тарелки, идеально белоснежные, как и всё в его доме, и плюхнул Людмиле большой треугольник пиццы. Она была божественна. Запах горячего белого хлеба и сырные ароматы били в нос, выгоняя слюну. Людмила прикусила самый кончик, за ним потянулся волокнами расплавленный сыр, и она отхватила кусок, набив целый рот. Марк смеялся,
– Ну, что скажешь? – и так же, как она откусил по-крупному.
Отвечать с набитым ртом было невозможно, и девушка подняла вверх большой палец. Он радостно кивнул…
Они не остановились, пока не приговорили всю пиццу, запивая её Шабли.
– Люси, как ты думаешь, к каким блюдам это вино подаётся?
– Не знаю, но к пицце подошло в самый раз, – пожала она плечами, сыто откинувшись на спинку стула.
– Вообще-то, его рекомендуется подавать охлажденным к копченой рыбе, устрицам, крабам, креветкам и блюдам из мяса птицы…
– Но ты же, крабов не предлагал, – логично возразила она.
– Ну, да, как всегда, выкрутилась…
– Марк, мне пора, – она поднялась со стула и сделала попытку вернуться в спальню, чтобы одеться, но он остановил, накрыв её руку своей ладонью.
– Ты спешишь?.. Куда?.. Тебя ждут?
– Да…
– Тот хорёк, что открыл мне дверь твоей квартиры? Кто он?
– Странно, что ты так долго держался и не спросил раньше… Мой мужчина… – она выдернула руку и пошла одеваться. Он остался сидеть на стуле.
Она быстро собралась, придирчиво осмотрев себя в большом зеркале, всё, как обычно, никаких следов… Потом, вернулась на кухню,
– Марк, была очень рада тебя видеть, – холодность и отчуждение появились в ней одновременно с одеждой. Девушка, словно по волшебству, была собой в его рубашке, той самой Люси, которую он помнил все эти годы разлуки, а сейчас, переодевшись в своё, будто, обросла душевной бронёй и стала чужой и посторонней, – мне пора…
– Кто он тебе? Муж?
– Нет, просто, мы живём вместе, уже два года…
– Значит, не вместе, – он рассуждал вслух, – за два года нормальные люди в брак бы уже вступили. Ты его не любишь! – осенило его, – и он не любит! Иначе, настоял бы!
– Марк, не сочиняй ничего, пожалуйста, ты же знаешь моё отношение к браку, мне формальности не нужны, потом заколебёшься…
– Ну, ну, договаривай! – загорелся он, – заколебёшься что?.. Разводиться?! Ты это хотела сказать?
– Хватит ловить меня на слове, – устало проворчала она, уходя в прихожую, он пошёл за ней,
– Люси, мне твой грызун – не помеха! Я тебя у него отберу, даже не сомневайся!
Она смотрела на его босые ступни: длинные пальцы, ухоженные ногти, явно, педикюр – мужик отрывается после зоны, как может, – подумалось ей, – впрочем, он просто, возвращается к своей прежней нормальной жизни…
– Марк, ты меня не знаешь, я уже не та наивная девочка, которая витала в розовых мечтах! Я устала, мне надоела неустроенность, регулярные неудачи в личной жизни, а сейчас всё устаканилось, и я спокойна. Не мешай мне жить, а?
– Это не жизнь, это говно, какое-то! Ты, что забыла, как мы веселились?!
– Ты ошибаешься, это жизнь… А то, что было – короткий сон, просто, молодость… Она прошла…
– Люси, милая, послушай, не обманывай себя! – торопливо заговорил он, понимая, что она исчезает на глазах, как вода, сквозь сжатые пальцы, – что тогда, ты здесь делаешь, если с ним счастлива?!
– Я уже ухожу, – успокоила она, отчего его сердце болезненно сжалось.
– Давай, я отвезу тебя домой, – предложил он, понимая, что другого способа продлить контакт нет.
– Не, надо, я доеду на такси, – она встала на цыпочки, чтобы дотянуться до его щеки и чмокнуть на прощание, но он схватил её в охапку и сжал в объятиях, оторвав от пола. Она попыталась высвободится, но силы были не равны, и Людмила сдалась. Поцелуй получился долгим, отчаянным и всепоглощающим. Ощущение было такое, что у неё внутри образовался вакуум, ещё немного, и душа выскочит из тела через рот, чтобы прикоснуться к его душе, тогда уж точно, не оторвать. Нет, нет, надо положить конец этому порыву! Она перестала отвечать на его поцелуй, словно окаменела, Марк это сразу почувствовал и опустил её на пол. Его губы и борода были в бордовой помаде. Людмила глянула на себя в зеркало и увидела размазанный клоунский рот, он смотрелся странным диссонансом в сочетании с печальными уставшими глазами. Марк подал ей пачку салфеток, лежавшую тут же на столике у зеркала,
