Нинель в то лето похорошела до того, что взором горящим жгли её вьюноши бледные — словом, ребята куда младше Брауна. И тот, всегда проповедовавший свободу, — от ревности, в том числе, — вдруг почувствовал, до чего ему не нравятся эти взгляды. Но наедине с собой ему доставало честности признать, до чего льстит — такая женщина, и не с кем-нибудь, а с ним.
Рейсы с перегонкой автомобилей временно прекратились. Подробностями Браун не делился, но из его недоговорок было ясно — с этим бизнесом лучше пока притормозить чуть-чуть. Но чтобы Браун — и не нашёл никому занятия? Едва-едва ребята отдышались от сессии и отметили её окончание походом в Горбушку на славный рок-концерт под эгидой Гринписа, как этот неугомонный предприниматель озадачил ребят новой задачкой:
— Народ, нужны люди — крыть крыши.
Оплату обещали сдельную, но минимальные расценки впечатлили всех. Кот с Сашкой прикинули, что в сентябре каждый сможет позволить себе по новенькому компьютеру. Озадачился и Лёша — деньги семье ой как необходимы. Браун тоже посчитал для себя совершенно незазорным потрудиться кровельщиком-герметчиком четвертого разряда — тем более, что для бригады как раз не хватало одного человека. Чем брать кого-то со стороны — уж лучше самому. Да и присмотреть надо за ребятами — чтобы заказчики не обдурили их при расчётах. На том порешили — и в последнюю неделю июня они в порыве неофитского энтузиазма уже обдирали крышу четырнадцатиэтажки на улице Народного ополчения. Потом-то узнали, что можно было и малой кровью обойтись, но опыт приходит вместе с шишками.
Ковырялись без выходных, с восьми утра и до заката — ведь, чем больше крыш их бригада успеет перекрыть за лето, тем круче итоговый заработок. Вдобавок заказчики, видимо, сами о том не догадываясь, спровоцировали ребят на нечто вроде соревнования — капиталистического, разумеется. Ведь не один лишь Браун собрал бригаду… Вот и старались опередить соперников, отхватить себе ещё одну крышу за сезон, и ещё одну, и вон ту, и можно без хлеба…
— Вы, ребят, тока не гоните, не то потом заманаетесь бловочки подчищать, — шмелём гудел осанистый подрядчик дядя Лёша, расхаживая среди ещё нераспакованных рулонов, огрызков прежней кровли и газовых баллонов, оснащённых длинными трубками, что делало их похожими на диковинные пылесосы.
— Чё-чё? — вопрошала поучаемая молодёжь.
— Пузыри… А людям на головы закаплит.
Сашка, будучи жителем верхнего этажа, понимал это лучше других, и впоследствии прославился как главный борец с бловочками, чему августовский выпуск стенгазеты «Бортжурнал» посвятил передовицу. Под статьёй стояла подпись «Ваш верный летописец», но слог Кота угадывался даже за машинописными строками — как он ими ни камуфлировался.
Чертовски повезло с погодой — держалась сухая и прохладная. Благодаря этому четырнадцатиэтажку сделали за каких-то десять дней — впрочем, там и площадь невелика.
О, славные десять дней! По утрам ребята наспех завтракали, и не успевали девчонки разлепить сонные ресницы, а кавалеров уже и след простывал. Они летели на электричку семь одиннадцать, и ровно в восемь уже скидывали с себя цивильную одёжку. Аккуратно складывали её у стены лифтовой шахты и переоблачались в неописуемо живописное рваньё, которое в общении с открытым пламенем газовых горелок, расплавленной смолой и пеплом висящих в углах ртов сигарет стало ещё живописнее.
Обедали буханкой чёрного хлеба вприкуску с воблой или килькой в томатном соусе, запивая всё это дело пивом — и были счастливы, как только могут быть счастливы двадцатилетние мужчины, у которых есть хорошее, нужное людям дело.
А вот на ужин, к вящему огорчению Олеси, Али и Нины, мужчин не хватало: в лучшем случае, удавалось впихнуть в них по сосиске с парой картофелин. Разве ж это дело?
На восьмой день такого бесчинства домашний женсовет принял решение: взять процесс под неусыпный контроль. Поскольку Нинель и Аля работали, и отпуска ни у той, ни у другой не предвиделось, святая обязанность проследить за режимом дня отбившихся от рук мальчишек легла сами понимаете, на кого.
Если вы думаете, что Лиса сильно этому сопротивлялась, то глубоко ошибаетесь. Она бы и для чужого старалась, буде понадобится, а уж о своих заботиться — реально самое то.
Улица Народного ополчения встретила её летней городской симфонией — протяжную руладу вывел троллейбус, продребезжали на ухабах деревянные борта грузовика, а вот, разгоняясь от светофора, фыркнула вишневого цвета «четвёрка». Во дворах цвели липы, и в причудливые духи смешивался дурман их цветов с пыльным угаром разморенного полуднем асфальта.
Возле дома, на котором работали ребята, тональность изменилась: добавился гул аэродрома, а воздух словно пропитался тяжёлой смолистой сладостью с привкусом злой химии. Два месяца спустя Лиса перестанет замечать и этот запах, и монотонное пение горелок, забудет думать о том, как оно напоминает вой взлетающего самолёта. Но не станем бежать впереди паровоза — это, в лучшем случае, неинтересно.
Женщин порой отличает редкостная непрактичность, но в итоге оказывается, что даже эта черта помогает тем, кого по чьему-то удручающему недомыслию называют слабым полом. Когда Лиса выплыла из проёма двери лифтовой шахты, недожёванная еда застыла в приоткрытых ртах обедавших прямо на рабочем месте ребят. Какой чёрт её дёрнул в кои-то веки изменить любимым штанам, кроссовкам, футболке и влезть в узкую джинсовую юбку, белую блузку и босоножки на небольшом каблучке, знает только женский бог. То есть, богиня, разумеется.
У Олеси имелось одно-единственное объяснение — первый за лето жаркий денёк. Ну, и настроение ему подстать. Вот и…
— А что это вы так на меня смотрите? Са-а-аш? Что-то не так?
Первым опомнился Кот, сгонял за своей ветровкой и заботливо расстелил её на нераспечатанном пока рулоне:
— Не соблаговолит ли небесное явление почтить сию недостойную тряпку прикосновением своей… своих уж-умолчим-каких ягодиц?
Явление весело фыркнуло, но против таких вольностей возражать не стало, — это ж Кот, с перцем вместо языка: как скажет, так обчихаешься. А потом — ничего, даже прояснение в мозгах обнаруживается.
Обнаружилось оно и у Сашки, поэтому он вспомнил поинтересоваться — а что его сестра забыла в этом адском чаду и вообще?
Олеся невозмутимо, будто строгий тон брата относился вовсе даже не к ней, извлекла из висящей на плече сумочки золотистую пачку «Винстона» — да, разорилась вот на «сотку». Медленно появилась на свет длиннючая сигарета, картинно поплыла к бантиком сложившимся губам… Быстрее всех среагировал Лёша:
