– Куда? – спрашиваю, оглядываясь и спотыкаясь от его быстрого шага.
– Покажу тебе твою спальню.
Резко вбираю в лёгкие воздух. Ёшки-матрёшки.
Лестница ведёт на второй этаж. Каждый шаг кажется непосильным.
Ему хорошо известен этот дом. Минуя пару дверей, отворяет очередную. И вталкивает меня в комнату.
– Я скоро вернусь, а пока будь хорошей девочкой и слушайся Марго, – наставляет, включая свет.
Давая мне возможность оценить комнату принцессы, которая обставлена как в тех глянцевых журналах, что я иногда листаю в магазинах. Не покупая. Даже они для меня чересчур дорогие.
Что уж говорить о фантазиях, вдруг ставших явью. Вру. О таком я даже не мечтала. Слишком нереалистично выглядит.
Светлая. Просторная. С широкой кроватью, заправленной без единой складочки. Прикроватные тумбочки парят в воздухе, подсвеченные скрытым освещением. Две двери, одна из которых открыта. Гардеробная. Вторая, подозреваю, ванная комната. И выход на балкон.
Лев стоит, прислонившись к дверному косяку. И точно знает, что он меня купил. Всем этим. Становится вдруг противно.
– От тебя не так много требуется, Ромашка. Нужно только подтвердить, что ты дочь Петра. Марина, его вдова, возможно, попробует оспорить твои права в суде. Но у тебя прав не меньше, чем у её детей.
Мягко стелет.
– А в чём твоя выгода?
Лев вновь одаривает меня странным взглядом. Оценивая, достойна ли я информации. Или нет.
Холодная улыбка расползается на губах. И я понимаю, что сегодня правды я больше не услышу.
– Ты моя племянница. Я тебе помогаю и защищаю. От всего сердца.
Его слова так похожи на издёвку, что становится не по себе.
Лев вышел не прощаясь. Просто закрыл за собой дверь.
Я скоро вернусь…
Значит, в ближайшее время мы не увидимся? Стоило бы облегчённо вздохнуть, но, вопреки логике, я ощущаю лишь огорчение.
В гардеробе мало одежды. Но всё новое, с бирками. Одна досада – не мой размер.
У меня слишком пышная грудь для этих блузок и свитеров. Интересно, откуда эти вещи здесь?
Лев уже говорил, что у моего биологического отца имелись дети. Может, у меня есть ещё одна сестра и это её шмотки?
Вторая дверь действительно вела в ванную комнату. Теперь, когда Питон не наблюдает, я с восхищением осматривала ее. Ощущая трепет и не веря, что буду жить в такой обстановке.
Мысленно вернулась в свою маленькую квартиру с низкими потолками, обшарпанными обоями и тусклой лампочкой, и стало неуютно.
К хорошему привыкаешь быстро. Что, если завтра меня отсюда выгонят и мне вновь нужно будет привыкать к нищете? Лев – отличный манипулятор.
Показал мне кусочек красивой жизни. А потом отберёт. Ни капли в нём не сомневаюсь.
Не хотелось ничем здесь пользоваться. Становиться зависимой от них. Уязвимой.
Когда ничего нет, и лишаться нечего. И жить проще.
Мылась, стараясь не думать, что аромат геля для душа пахнет как кожа дяди. Сладким миндалём. Внизу живота закрутилось напряжение, стоило вспомнить его прикосновения. Простые. Ничего не значащие.
Уткнулась лбом в холодный кафель, вбирая горячий воздух. Моему телу нужен секс. Разрядка. Зря я так долго тянула, не желая распрощаться с невинностью. Все эти мысли о принце – для принцесс. А я уличная девчонка.
Сжала грудь намыленной рукой. Исследуя, изучая свои чувства. Но, лишь когда прикрывала глаза и представляла Льва, возникал отклик. Опустила руку ниже. По плоскому животу. К лобку, запуская пальчики между ног.
Когда снимала трусики, они были влажными от моего возбуждения. Позорно. Грязно. Всё из-за него.
Хотелось разрядки, которая бы вычистила мой мозг от мыслей о дяде. Но, пока не представила, как он надо мной нависает, ничего не происходило.
Стоило подумать о его губах. Жестоких руках, всегда касающихся меня так, будто он хочет причинить боль. Теле с идеальными пропорциями.
Грязных мыслей становилось больше, а напряжение между ног росло.
Кончила, закусывая до крови губу, представляя, как он снова пригвождает меня к стене. Но не как племянницу, которую желает наказать. А как женщину, до которой ему хочется дотрагиваться. Находиться рядом. Вдыхать запах.
И легла спать, не понимая, как теперь избавиться от наваждения.
Глава 10.1
Глава 10.1
Распорядок дня, установленный не мной, раздражал. С четырёх лет приходилось подстраиваться под жёсткие правила.
Я ощущала себя маленьким заключённым тюрьмы строгого режима. Нет, не оттого, что в детском доме всё было плохо и мрачно. Наверное, для кого-то жизнь там со временем сделалась терпимой.
Но для меня всё так и осталось чужим. Стены. Люди. Я не смогла найти себя, ощущая потерянность. Будто кто-то взял и разорвал меня, как листок бумаги. И от меня осталась лишь половинка. С растерзанными детскими чувствами и смутными воспоминаниями.
Сколько раз мне хотелось сбежать из детского дома – не сосчитать. Каждый раз останавливало простое понимание, что идти некуда.
Ложась спать и вдыхая чужие запахи, я фантазировала о том, как наконец вырвалась отсюда. Примкнула к бродячему цирку и стала девочкой, ходящей по длинному натянутому канату. А подо мной лишь страховочная сетка.
Шаг. Ещё шаг. Балансируя на грани с шестом в руках, в белом обтягивающем трико.
А вокруг зрители, наблюдают за мной затаив дыхание. Я даже ощущаю, как их сердца замедляют темп в напряжённом ожидании.
Дойдёт ли девочка до конца или упадёт с каната?
И моё сердце в такие минуты радостно трепыхалось. Просто потому, что в этой мечте у девочки был выбор.
Поэтому моя детская фантазия казалась олицетворением свободы. Пусть даже связанной со смертельной опасностью.
Жалко, что бродячие цирки я видела лишь в кино.
– Подъём, – почти над самым ухом прозвенел старушечий голос.
Испуганная, дезориентированная, ослеплённая светом, я вжалась в спинку кровати, пытаясь осознать, что происходит.
Надо мной стояла Марго. Полного имени вспомнить не получалось. Одетая так, будто собралась на светский раут. В один из тех костюмчиков от «Шанель», что любят старушки.
– Какого хрена? – возмущаюсь, запоздало понимая, что, наверное, стоило бы фильтровать речь. Но тут же ощущая отвращение. Нет. Хватит. Я устала следовать чужим правилам.
С удовольствием наблюдаю за тем, как лицо моей прабабки наливается кровью. Вены вздуваются. А я не могу понять, что её так вывело из себя?
– Я не позволю, чтобы в моём доме так выражались! – возмущённо, но сухо и строго выговаривает.
Заметив, что судорожно и испуганно сжимаю одеяло вспотевшими пальцами, откидываю его. На мне нет одежды.
Трусики я вчера постирала, надевать одежду с чужого плеча не хотелось. А мою дорожную сумку так и не принесли. Не удивлюсь, если бабка, проведя ревизию, вынесла вердикт сжечь содержимое.
Решив, что старушенция и не такое видела за свою жизнь, встала с постели, сверкая голым задом, и направилась в ванную комнату. Если бы взгляд мог убивать, от меня остался бы только пепел.
Взяла трусы, сохнущие на полотенцесушителе. Бабка последовала за мной, оторопело наблюдая за тем, как я поднимаю их по бёдрам.
– Вы извращенка, что ли? – спрашиваю в лоб, не понимая, как можно настолько беспардонно себя вести. – Будете смотреть, как я писаю?
Какой реакции она от меня ожидала, не могу понять?
Старая карга пару секунд ловила ртом воздух, булькая словами, рвущимися с языка. Явно покрепче тех, что услышала от меня. Но, поняв, что раунд проигран, совсем не культурно захлопнула дверь, покидая ванную комнату.
Странно. Раньше я бы переживала, суетилась. Пыталась бы угодить, чтобы заслужить одобрение. Но сейчас испытывала лишь удовлетворение.
Пусть эта семейка думает обо мне что угодно.
