Выходить из временного убежища не хотелось. Но пришлось. Не могу же я весь день сидеть на крышке унитаза.
Бабка ожидала меня, провалившись в удобное мягкое кресло рядом с окном. Скрестив лодыжки, будто она царственная особа.
– С такими манерами и речи не может идти о том, чтобы представить тебя обществу, Вера, – успокоившись, внимательно осматривает меня с головы до ног. Чувствую, как её взгляд буравит веснушки, расползающиеся от носа к щекам. Недовольно.
Пожимаю плечами, ощущая неприятное покалывание от её пристального взора.
– Мне всё равно, это ведь вам надо. А не мне, – заключаю, догадываясь, что, раз бабка на одной стороне с внуком, значит, у них общий интерес. В деньгах.
Марго смотрит хищно. И я узнаю в ней Льва. Он порой смотрит точно так же. Мысленно расщепляя меня на атомы.
– А ты не хочешь стать богатой? – спрашивает, и я вдруг догадываюсь, что пробудила в ней любопытство.
Её глаза из блёклых становятся чуть ярче. Подсвеченные внутренним огнём. Точнее, тлеющими дровишками.
Смотрит на меня как на диковинную игрушку в антикварном магазине.
И я теряюсь от её вопроса.
Хочу. Но какой ценой?
– Я хочу стать свободной, – пожимаю плечами, отводя взгляд.
На тонких сухих губах бабки, обведённых тёмно-алой помадой, расползается улыбка.
– Ничто не способно сделать тебя свободной, кроме денег. За деньги можно купить счастье, здоровье, свободу, любовь – всё, что пожелаешь.
Ещё один змей-искуситель.
Я так и вижу, как она протягивает мне яблоко и предлагает откусить.
– А если мне это не нужно? За деньги. Что тогда? – задаю вопрос и сразу ощущаю себя деревенской дурочкой.
Бабка вдруг заливисто смеётся, демонстрируя прекрасную работу стоматологов. Идеальные зубы. Будто родные.
– Ты ещё очень наивна и юна, – её улыбка становится мягче, – твои брат и сестра с пелёнок знают, какую силу имеют деньги их отца.
Брат и сестра…
– И вы хотите отнять часть, причитающуюся им, мне? Девчонке, которую видите второй раз? – недоумеваю. И не верю, что она испытывает ко мне родственных чувств больше, чем к тем, кто рос на её глазах.
– Это наследство моего внука. И я хочу справедливости. Тебя это удивляет? Ты такая же его кровь, как они. Почему я должна желать им лучшей доли, чем тебе? – Маленькая, хрупкая, но смотрит на меня таким взглядом, будто внутри неё заложена энергия атомного реактора.
Теряюсь от её слов. Тушуюсь.
– Этот мир тебя съест, если не будешь следовать правилам. И никто лучше меня тебя им не научит. Что ты выберешь: жить как прежде, как безымянная девочка из детского дома, или наконец занять место, которое принадлежит тебе по праву как Вере Багровой?
Вот чёрт. Она точно змей-искуситель. Покруче Льва. Ему до неё как до луны.
Что-то в её словах зарождает во мне пламя.
Нет. Не возможность иметь много денег.
А факт того, что я не ноль. Не потерянный, разорванный и выброшенный в мусорку лист бумаги. Белый. Без истории. Без прошлого и будущего.
Вера Багрова. Звучит куда лучше, чем Вера Сотникова. Потому что это даже не моя фамилия.
Марго. Точнее, Маргарита Фёдоровна наблюдала за мной постоянно. Как коршун. Муштровала. Одёргивала. Поправляла каждое движение. Так что к вечеру я уставала не меньше, чем от смены на заводе. Только от меня больше не воняло рыбой.
Нет. Я благоухала ароматом денег. Он просто сочился из каждой моей поры.
На следующий день приехала дизайнер. Изучила мой цветотип и привезла гору шмоток. Когда в руки попадались бирки с ценником, мне становилось страшно. Как обычные джинсы могут стоить больше, чем годовая зарплата? Просто нелепо.
Несмотря на занятость, вечером, когда я оставалась наедине с собой, меня всё равно одолевали противоречивые чувства. К дяде.
Я видела кучу его фотографий, расставленных по всему дому. Рядом с фото моего отца.
Они были похожи и не похожи одновременно.
Ожидала ощутить внутренний отклик, найдя на семейных фотографиях Петра. Но ничего во мне не пробудилось. Лишь печаль и тоска о том, что моё детство могло быть совсем иным. Только родителем до него не было дела.
В доме был крытый бассейн. И хотя плавала я не очень, но воду любила. В детском доме нас возили в спортивный центр. И плескание в небольшом лягушатнике разбавляло серые будни.
Среди моего нового гардероба затесался белый купальник из странной ткани. Слишком тонкой и немного просвечивающейся.
В общественное место я никогда бы не рискнула его надеть. Но кто меня здесь увидит?
Захватив с собой полотенце, я двинулась следом за девочкой-горничной, что постоянно мне улыбалась. Кажется, её забавляла и восхищала моя прямота в общении с хозяйкой, которую все здесь до смерти боялись.
– Ой, Верочка, похоже, приехал Лев Григорьевич, – смотрит на меня испуганно, круглыми глазами. Чем ближе мы подходили, тем громче резонировали голоса. Акустика в бассейне была превосходной.
До нас долетал женский звонкий смех. И мужской низкий, хриплый голос, от которого все мои внутренности тотчас завибрировали.
Я шла по инерции, как лемминг, повинующийся стадному инстинкту. Идущий на смерть.
Замерла, увидев широкую спину дяди. Он почти полностью закрывал собой девушку, удерживая её в кольце своих рук. Оба стояли в воде. Влажная, медовая кожа Питона блестела в лучах солнца, пробирающегося сквозь стеклянный купол.
Наблюдала за тем, как при каждом движении мышцы под золочёной кожей приходят в действие. Это зрелище могло загипнотизировать любую.
Сердце бешено колотилось в груди, наполняя меня до отвращения противным чувством. Со вкусом горечи. Хотелось подойти к ним. Накричать. Сделать что-то, чтобы он отлип от девицы.
Но я продолжала за ними наблюдать, как бестелесный призрак. Горничная давно убежала. Похоже, его она тоже побаивалась.
А я сгорала в одиночестве. Сжимая руками банное полотенце.
Вот, значит, как он ведёт себя с девушками. С настоящими девушками. Не с теми, что приходятся ему племянницами.
Шутит. Наверняка улыбается так, что её внутренности плавятся, а коленки подкашиваются. Потому что даже у меня от низких модуляций его голоса всё переворачивается.
Словно почувствовав мой взгляд, Питон оборачивается. Смотрит так, будто не сразу узнаёт. Неловко переминаюсь с ноги на ногу, застигнутая врасплох.
Ещё сильнее сминаю полотенце, радуясь, что могу вытереть о него вспотевшие ладошки.
– Глядите-ка, кто здесь, – улыбается. Но как-то совсем не по-доброму. – Ромашка.
Глава 11.1
Глава 11.1
Глаза Питона скользят от кончиков пальцев ног к икрам, голым коленкам. По бёдрам. Останавливаются на руках, сцепленных на полотенце. Которым я пытаюсь прикрыться, чтобы спрятаться от него. Сама не знаю зачем.
Не будет же Лев ко мне приставать. Разве что продолжит со мной свою странную, извращённую игру, с непонятными для меня правилами. Подпустит к себе, чтобы затем оттолкнуть.
В какой-то момент голову посетила шальная мысль, что рядом с ним Лида. Но, когда я увидела лицо девушки, выдохнула. Нет. Незнакомка вовсе не моя сестра.
Девушка выглядит так, будто только что сошла со страниц глянцевого журнала. Причём фотошоп остался на месте, потому что, кажется, она само совершенство. Идеальный маленький носик, брови вразлёт, несколько непропорционально пухлые губы. Но даже они её не портят. Концы длинных, до самой талии, гладких волос плавают в воде, прилипая к идеальной заднице.
Девушка изучает меня с не меньшим любопытством, без всякой тени злорадства.
– Трусишь, Ромашка? – раздаётся бархатный голос Питона, от которого все внутренности непроизвольно сжимаются. – Чего застыла?
В глазах усмешка. Серое небо перед грозой. Тучи сгущаются, но где-то пробивается свет.
– Не хочу вам мешать, – пищу, ощущая, как язык от волнения распух во рту.
