не думал, - признаюсь. - А что, нам только на таких условиях можно видеться? После официального предложения? - усмехаюсь, в ее семье все горазды ультиматумы ставить, ясно, в кого Ира такая требовательная выросла.
- Ты в судьбу веришь? - он смотрит на пачку сигарет, лежащую на лавке, неуверенно тянется к ней, выщелкивает одну. - Что нельзя идти против нее, что тебя расплата догонит?
- О чем ты? - передаю ему зажигалку. - Что ты судьбой называешь? Ваше с женой нежелание видеть меня рядом с Ирой?
- Нужно чтить родителей, Илья, - он затягивается, уголек трещит. Он медленно выдыхает дым. - У меня лейкемия, - говорит буднично. - Последние несколько лет ремиссия, но до этого...годы лечения, продали почти все, что заработали, моя болезнь мою семью обделила, рухнул бизнес, а они, жена и дочь. Смотрели на это все, не опускали рук, меня не бросили.
- И ты думаешь, - сажусь на лавку рядом с ним. - Твоя болезнь тебе в наказние? Что ты не на той женщине женился? - спрашиваю серьезно, но едва сдерживаю улыбку, это звучит глупо, это полная ересь.
- Я не думаю, Илья, я знаю, - он затягивается дымом. - Я был молод и уперт, и сделал по-своему. А спустя десять лет мне пришел ответ от судьбы. Я не только себе жизнь сломал, но и ей, а ведь она могла выйти замуж за достойного человека, и у нее было бы сейчас все. Он бы давал, а не брал, как это делала моя болезнь.
-.А как же в богастве и в бедности? - у меня все таки вырывается смешок. - И пока смерть не разлучит.
Его взгляд ясный, синий, он неспеша выпускает дым и вдавливает окурок в забор, тушит, швыряет в урну.
- Я хоть и не был годами опорой для своей семьи, наоборот, в их помощи нуждался, - говорит он и поднимается с лавки. - Но я остаюсь отцом, Илья. Моей дочери с тобой плохо. А будет еще хуже. Вам обоим. Оставь ее, забудь. Послушай меня.
Он поднимается на крыльцо, ключом давит домофон.
И за ним хлопает дверь.
ИРА
- Ты последние месяцы думала обо мне, - говорит он мне в губы, и я киваю, это правда, как ни старайся, забыть не смогу, думала.
Что лучше бы он сдох.
- Скажи, - Илья отстраняется.
Все еще держит меня крепко, ногами его бедра обвиваю и не шевелюсь, ощущаю жар его тела, во рту его вкус.
- Думала, каждый день, - признаю и сжимаю его плечи.
- И Никита тебе не нужен. Только слепой не заметит. Как ты смотришь на него, а как на меня.
- И как?
- На него, как на удобную мебель, - его лицо приближается, мои губы кривятся, Илья усмехается. - Что? Не так? Это правда, Ира, просто смирись с этим.
Его губы впечатываются в мои, язык проталкивается в рот.
Распахиваю ресницы, а его глаза прикрыты, казалось, такое больше никогда невозможно, целоваться с ним, после всего, что случилось, но эта проклятая тяга не оставляет шансов, мну ткань его рубашки, дышу его запахом, мне хочется ударить его, но вместо этого продолжаю целовать, между любовью и ненавистью расстояние в один шаг, я сделала его полгода назад, и делаю сейчас снова, на краткий миг оживает он прежний, и я впиваюсь в его рот.
- И ты меня хочешь, - говорит он, оторвавшись от меня, его взгляд мутный, блуждающий, только руки держат крепко, уверенно.
- Да, Илья, хочу, - это не секрет, он и сам все видит, отслеживает мое дыхание, тело его помнит его, поцелуи в больные точки бьют, Илья смотрит пристально, но взгляд у него колкий, эта зелень разливается, и меня, как в тине, опутывает, и мне холодно.
Он задирает блузку, его ладонь ползет по животу к бюстгальтеру.
- Ты шлюха, Ира, да? - спрашивает он шепотом. - Скажи это.
Кожу царапает салфетка, твердая от засохшей крови, за стеной раздается раскатистый храп Олеси, напротив его глаза, в них отражается издевка, он смотрит спокойно, словно не терял голову, словно просчитывал, каждое движение свое, касание, длительность поцелуев, и меня прошивает током.
Это дом моего мужа, он спит наверху, а у Ильи свадьба через три недели, а я обнимаю его, в коридоре с ним целуюсь, он мой враг, он убийца, он...
Замахиваюсь и даю ему пощечину, по коридору разлетается звук сочного шлепка. Он растерянно морагет, не ожидал удара, не успел мою руку перехватить, и я заминкой пользуюсь, сползаю на пол, отскакиваю от него.
- Не смей меня трогать и подходить ко мне не смей.
- Я тебе говорил так не делать? - он трогает покрасневшую щеку. Медленно идет на меня.
Но я не боюсь, меня трясет, одергиваю блузку и смаргиваю слезы.
- Я тебя никогда не прощу, ты...
- Ты меня не простишь? - Илья усмехается. - Какого черта, Ира? Ты замуж вышла, ты с этим лысым мудилой трахаешься...
- Да трахаюсь! - взрываюсь, отбрасываю волосы с лица. - Нельзя тебя любить продолжать, я же не железная, ты столько горя моей семье принес, ты все развалил.
- Я сейчас к тебе в трусы мог залезть, и ты бы не оттолкнула. Я бы тебя здесь у стены отымел, - подходит он вплотную, - а потом бы ты к мужу пошла, да, Ира?
- Нет.
- Да, - он наклоняется, выдыхает мне в лицо, - я тебя контролирую, и разум, и тело, любимая, ты бы не оттолкнула меня, если бы я сам этого не захотел.
Подавленно сглатываю, его слова кислотой разъедают, я на самом краю была, не выплюни он мне в лицо, что я шлюха - неизвестно, могла ли я затормозить, протрезветь. И эта мысль ужасает, я верила, что повзрослела, поумнела, что не подпустила бы его снова, в аду лучше, чем с ним.
- Да, ты бы меня отымел, - признаю, вскидываю голову. - Но зачем? Для чего? Лезешь ко мне, в мою жизнь, в мою семью, набиваешься в друзья к моему мужу, ты мстишь мне? Тебе целоваться со мной не противно?
Илья не слушает, роется в кармане, достает телефон.
Бросаю взгляд на экран - по нему бегут цифры, горит красная кнопка. Илья нажимает на стоп. Снова давит пальцем сенсор.
И в
