перепалкой с безрадостным видом. Он не был удивлен, это было ясно.
Он молча распахнул передо мной заднюю дверь, и я сглотнула, когда он сел рядом со мной. Он пах так хорошо, что опьянял мои чувства, возвращая воспоминания о прошлой ночи. Я провела влажными руками по голым онемевшим бедрам.
— Между прочим, мне двадцать, а не девятнадцать.
Он выглядел удивленным этим признанием, словно я была ребенком, объявляющим, что мне теперь восемь, и гордо демонстрирующим руку и три пальца.
— Так ли?
Я судорожно сглотнула.
— Мой день рождения был несколько дней назад.
— Мне тридцать два, kotyonok.
Ох.
Я предположила, что ему все еще было за двадцать, и поняла, что, вероятно, я ни в малейшей степени не облегчила его совесть. Да и что такое двенадцать лет? Очевидно, много, учитывая мою неопытность и его грязные, отработанные слова, когда он спросил меня, собираюсь ли я кончить на него.
Хотя то, как я вела себя прошлой ночью, определенно не казалось невинным.
Он замолчал. Мое сердце не могло найти свой ритм в густом напряжении, поэтому я отвлеклась, рассматривая достопримечательности. Облака разошлись, и солнечный луч коснулся моего лица, пока я рассеянно теребила подвеску взад и вперед. Я посмотрела на Ронана и увидела, что он наблюдает за мной. Глубоко. Странно. Словно я была острой сосулькой, свисающей с крыши над его головой, но блеск отвлекал его.
Интересно, что бы он сделал, если бы я дотронулась до него прямо сейчас? Если бы провела рукой по его бедру еще выше. Он наконец-то прикоснется ко мне? Тепло поднялось к поверхности моей кожи и замедлило дыхание. Должно быть, он заметил мягкий жар в моих глазах, потому что его глаза потемнели. С похотью или гневом, я не была уверена.
— В Майами должны быть не учат самосохранению.
Я замерла.
— Ты предостерегаешь меня держаться от тебя подальше?
Он сверкнул зубами, затем отвел взгляд и вытащил из брюк кусок нитки.
— Да. Если бы я был на твоем месте, я бы сейчас же вылез и убежал.
Я уставилась на него.
Его взгляд вернулся ко мне, и медленная улыбка тронула его губы. Он просто шутил. Но что-то в его глазах не смягчилось.
Я сглотнула и снова посмотрела в окно.
Вход через парадные двери ресторана, в котором я спала несколько ночей назад, был другим опытом сегодня. Может, он и потрепан временем и слегка пылен, но от восхитительных запахов, ударивших мне в лицо, у меня потекли слюнки. В отличие от первого раза, когда я была здесь, сейчас здесь было полно народу.
Я встретилась взглядом с человеком, которого узнала в ту ночь. Курящий. Он облокотился на стойку бара, держа в руке стакан с прозрачной жидкостью. В его взгляде мелькнуло что-то настолько суровое, что я похолодела. Мне нужно было изучить отношения между Соединенными Штатами и Россией при первой же возможности.
Ронан снял с меня пальто, и скольжение его пальцев по ткани моего платья заставило мое сердце замереть между ног.
— Zheltoye [40], — задумчиво произнес он, не сводя глаз с платья, словно гадая, что у меня под ним. Желтое.
Мое дыхание замедлилось.
— Tebe… nravitsya zheltoye? [41]
Его пристальный взгляд поднялся, удерживая, прижимая, обжигая мой, крадя каждую унцию дыхания из легких. Он никогда не отвечал мне, но что-то подсказывало, что он любит желтый цвет, а также непривычный Русский на моих губах.
Мы сидели за столиком в тускло освещенном углу, и разговор шел легко и непринужденно, как не следовало бы вести его с незнакомцем. Ронан спросил, учусь ли я в колледже. Стараясь не показывать ему, насколько тривиальна моя жизнь, я сменила тему и расспросила его о самом себе. Я узнала, что его фамилия Марков, и у него есть брат, который живет в Нью-Йорке с беременной женой и маленькой дочерью. Ронан казался сентиментальным, говоря о них, и я упала немного дальше в его руки. Скоро он сможет лепить меня, как пластилин.
Он был учтив с грубыми углами, вытаскивая кубик льда из стакана водки за десять тысяч долларов и откусывая его. Это только напомнило мне о его губах на моих, о том, как он грязно целовался, и об отсутствии его рук на моей коже.
В кармане моего платья непрерывно звонил сотовый. Когда я увидела на экране папин номер, телефон выскользнул из моих пальцев и с глухим стуком упал на стол, что, казалось, привлекло внимание всего ресторана.
Я наблюдала, как устройство жужжит и жужжит, тряся столовое серебро рядом и сердце в моей груди. Я знала, что если отвечу на звонок, то папа сразу же посадит меня в самолет домой. Я сделала все, чтобы сделать его счастливым, даже приняла предложение от человека, которого не хотела, думая, что в конце концов эти шепчущие слова в зале исчезнут, и мой папа будет гордиться мной, и все будет хорошо.
Ронан приподнял бровь.
— Проблема?
Я покачала головой, не желая делиться тем, что скрывала от папы и нанятой им няньки. У него уже имелись сомнения насчет моего возраста.
Дрожащей рукой я выключила телефон и положила его обратно в карман. Мне просто нужна неделя. Одна неделя никого не убьет.
Когда мы закончили обедать, курящий с явным отвращением к Американцам подошел к столу. Он не смотрел в мою сторону, но я кожей чувствовала его враждебность. Светлые волосы и распахнутый пиджак, будто он только что переспал в ванной. Возможно, так оно и было. Он был хорош собой в классическом смысле, хотя, вероятно, мог бы поработать над своей ксенофобией.
Он сказал несколько слов по-русски Ронану так тихо, что я не расслышала.
Ронан поднялся на ноги.
— Дай мне минутку, kotyonok.
Я кивнула и смотрела, как он удаляется в задний холл. Этот человек был популярен.
Блондин остался стоять у стола, засунув руки в карманы, и смотрел на меня так, словно я была букашкой, которую он хотел раздавить.
«Убей их добротой», был мой девиз. Ну… не всегда, но это принцип, над которым я работала.
— Zdravstvuy [42], — сказала я с улыбкой. — Я Мила.
Я ощутила мурашки по коже, когда его глаза пробежали по моему телу, а затем он ответил:
— Костя, — с насмешливой ухмылкой. Его пристальный взгляд сузился от напряженной сосредоточенности. — Он может покупать тебе модные вещи, но ты для него всего лишь еще одна бесполезная шлюха. Запомни это.
Моя улыбка исчезла.
Никогда в жизни со мной так не разговаривали. Дома оскорбления были
