что подловил. Ей нечем крыть. Не захочет же она бизнес отца пустить под откос, доверив его типа безразличному мне. Придётся принять клуб, причём руководствуясь благими целями. Ради папы. И это для неё явно важнее враждебности ко мне.
Меня сегодня не бесит то, насколько они были близки. Лишь странной горечью отзывается. Милка же с ним и в болезни была, сама ухаживала и носилась по необходимости, ни к кому не обращалась. А ведь это явно нелегко было.
— Чтобы я контролировала его из Москвы? — наконец обретает дар речи она. Осторожно так спрашивает, а в глазах уже почти согласие.
Причём и близко не меркантильное, как я ни пытался раньше на неё этот ярлык вешать. Милку сейчас заботит только будущее клуба. Даже обидно, что она настолько мне не доверяет, раз принять на себя готова. И пусть я только этого и добивался — всё равно как-то не по себе.
— Такая возможность есть, — подтверждаю, и на всякий случай добавляю, снова подчёркивая необходимость передачи клуба в её руки: — Я тупо сгублю папино дело, а ты явно этого не хочешь.
Она ведь явно верит, что я стремлюсь избежать лишней возни. Кивает задумчиво, пока я скольжу по ней взглядом и пытаюсь понять, как давно Милка мне настолько нужна и что теперь с этим делать. Смотрю в эти уже блестящие глаза, на это милое лицо, на тонкие руки, обнимающие подушку; на изящные пальцы, уже не так сильно напряжённые...
— Тогда это будет единственным, что я возьму, — решительно кивает она. — Тебе квартира, мне клуб.
Да я и не сомневался, что так ей будет легче принять. И уже знал, что квартира за мной остаётся. Но это и нормально — в перспективе прибыль от клуба куда больше и дольше, чем от квартиры. Милка сможет спокойно учиться на своём актёрском, не беспокоясь о дополнительном заработке. А я своеобразно исполню долг перед отцом, ну или что там меня так гложет. Работа и у самого отличная, запасные активы не так чтобы нужны.
— Справедливо, — соглашаюсь, пусть и сильно сомневаюсь, что буду сюда приезжать. — Буду её сдавать.
— Имеешь право, — уже почти легко отвечает Мила, но неожиданно грустнеет. — Только не продавай… Там память.
Эти слова у неё явно непроизвольно вырываются, почти умоляюще, обнажая чувства передо мной. И теперь девчонке, похоже, не по себе от этого. Она отводит взгляд, губы поджимает.
А мне вдруг хочется, чтобы перестала сдерживаться передо мной. Но в то же время и непонятно, как реагировать на её эмоции. Теряюсь в них, будто до этого не разруливал самые разные, включая и девчачьи. С бывшими даже друзьями расставаться умудрялся, а с Милой и элементарные задачи сложными кажутся.
— Не собирался, — только и отрезаю резче, чем надо бы.
Мила бросает на меня какой-то затуманенный взгляд и кивает. А я неожиданно даже для себя с места поднимаюсь и к ней на диван пересаживаюсь. Она ощутимо напрягается, но не отодвигается. Хотя и на меня больше не смотрит.
— Ты запер, чтобы никто не услышал наш разговор? — как-то совсем тихо спрашивает.
Хм, а я уже и позабыл, что мы тут закрыты. Но очень кстати мне об этом напоминают. Давно пора разорвать эту гнетущую атмосферу чем-то более интересным.
— Чтобы нас не побеспокоили, — многозначительно заявляю, не сводя с Милы взгляда и придвигаясь чуть ближе. Не так, чтобы прям обнаглел, но достаточно, чтобы уловила. — Вдруг Лёша пришёл бы в самый интересный момент.
Она кидает на меня возмущённый взгляд и всё-таки чуть отодвигается.
— Я не думаю, что это всё должно быть тайной для него, — говорит, усиленно делая вид, что не поняла намёка. Но ведь поняла, я же вижу. Подтекст сказанного мной до сих пор между нами, и я не удивлюсь, если Милка вчерашние моменты вспоминает.
А так уж ей не понравилось? Может, просто испугалась?
— Смотря что ты имеешь в виду под «этим всем»… — загадочно проговариваю, снова делая движение к ней.
— То, что мы обсуждали только что, — на этот раз сразу и резко выпаливает Мила. И мне зачем-то в руки подушку впихивает.
Ухмыляюсь этому явно нервному жесту девчонки. Ну а подушку эту в сторону откладываю, и теперь между нами с Милкой ничего нет, не считая парочки сантиметров на диване.
Вздыхаю, вытягивая ноги. Нет смысла дразниться, когда она так настроена пугливо. Резко в дела переводит, может, сбежит вообще.
— А с ним вы что обсуждали? — небрежно спрашиваю, типа тему перевожу. Хотя мне и вправду хочется знать. — Почему он такой дёрганный?
— Ты серьёзно спрашиваешь? — взрывается она. — Прислал ему то идиотское видео и спрашиваешь?
Обида и недовольство в каждом слове плещутся, буквально выливаются на меня. И ведь знаю, что Мила имеет право злиться. Вот только коробит, что её скорее бесят последствия, связанные с Лёшей; чем то, что именно я подставу организовал.
— Думал, ты ему успела объяснить, что к чему, — как-то напряжённо выдаю.
— Он не стал слушать, — хмуро сообщает она.
И молодец. Точнее, дурак, конечно. Но мне это на руку. Теоретически понятно, что лишь вопрос времени, когда Лёша правду узнает, но чем больше успеет накосячить; тем лучше. Пусть демонстрирует обидки и недовольство.
— Его проблемы, — бесстрастно подытоживаю.
— Созданные тобой, — не успокаивается Милка. Смеряет меня гневным взглядом, в котором очень скоро проявляется беспомощность. — Прекрати, пожалуйста. Я понимаю, что папа был не прав, выделяя меня, и что я незаслуженно получала…
— При чём здесь это? — резко прерываю этот поток стенаний. — Я не виню тебя. Это глупо. Ты всё объяснила вчера, я понял.
Бесит мысль, что она меня каким-то мстительным мудаком видит. Да и вообще вся эта тема бесит — опять о папе перетирать будем? Не тянет от слова совсем.
Зато Мила, походу, считает иначе.
— Но вряд ли принял, потому что это длилось с самого твоего детства, и это тяжело, — осторожно проговаривает, и на меня теперь чаще смотрит. И дольше.
Подавляю порыв снова заткнуть её с этой темой. Ещё недавно ведь думал, что лучше пусть душещипательные разговоры, чем холод и отчуждение. А пока Милка хотя бы стремится понять меня, теплее гораздо. Пусть и ковыряет что-то внутри при этом.
— Ну невесело, да, — с
