ухмылкой признаю. — Но я с этим справился ещё до того, как ты внесла ясность.
— А смерть папы? — упорствует Мила. — Ты болезненно воспринял, и я не говорила про рак… Мне жаль.
А ведь в голосе девчонки и вправду сожаление, хотя ещё совсем недавно там злость была. Выходит, Милка настолько сопереживающая, что это даже на меня распространяется.
— У тебя был непростой выбор, — пожимаю плечами, стараясь не закипать. Как бы ни бесили её попытки ковырять вроде бы зажившие раны, сейчас лучше принять участие Милы. — Логично, что ты пошла по пути, который выбрал отец.
Она смотрит на меня с такой озадаченностью, что с трудом сдерживаю смешок. У нас тут серьёзный разговор вроде как. И Мила явно искренне считала, что я виню её за молчание. Может, я так и делал бы некоторое время назад, но с недавних пор перестройка сознания какая-то странная произошла. Стоило только подмять девчонку под себя, облапать и зацеловать, как словно во всех смыслах встряхнуло. Погрузило в неё нешуточно. И теперь все те вещи, которые раньше бы отрицал, видны слишком ясно. Не при чём она. И вправду как лучше хотела всегда, да и не в самой простой ситуации оказалась.
Её мать, конечно, отдельный случай. Но и тот прошлый. Оба погибли — и отец, и она. И раз он так её любил, то фиг с этим всем. В какой-то степени я даже понимаю, каково терять крышу из-за чувств.
Неожиданная мысль.
— И всё же, ты имеешь право злиться, но… — неожиданно нарушает затянувшуюся паузу тихий голос, но я резко перебиваю:
— Во-первых, нет, не имею. Не на тебя. А во-вторых, я не злюсь. Как я говорил, дело не в этом.
Если я и хотел отцовских извинений или, уж тем более, её — то давно это было. Что даже и не вспомню. Потом скорее наоборот, не знал, как реагировать на редкими моментами проклёвывающуюся мягкость папы. Не по себе от неё было. А уж неловко мнущаяся за его поступки и смотрящая на меня, как на страдальца, Милка…
— А в чём? — совсем уж растерянно спрашивает она.
Вот уж вопрос. Когда мне на пьяную голову родился план разлучить её с Лёшей, я и не думал, зачем.
— Чтоб я знал, — криво ухмыляюсь. А потом вдруг само собой вырывается: — Невыносимо видеть тебя с другим.
Мила буквально каменеет от моего заявления. Взгляда не избегает, но будто сквозь смотрит. Но я упорно своего не отвожу. Прекрасно вижу, что сбиваю её с толку, смущаю одним только своим присутствием. И это лишь сильнее подогревает интерес. Ведь сейчас она явно думает обо мне далеко не как о брате. Интересно, к чему приходит в этих своих лихорадочно бегающих мыслях?
От такой загруженной и растерянной Милы меня порядком ведёт. Так и хочется придвинуться, сгрести к себе и поцеловать, чтобы сбить с неё всю эту настороженность отчуждённую. Чтобы тихо мне в губы стонала и прижималась крепче…
Вот только она всё-таки отвисает и резко с места поднимается.
— У меня смена скоро начнётся, — хмуро бросает, не глядя на меня.
Ну а я тоже встаю и быстро сокращаю между нами расстояние — прежде, чем Милка успевает до двери дойти.
Встаю прямо перед ней, с трудом удержавшись, чтобы снова не зажать её между собой и дверью, как утром. Мысль, конечно, заманчива, но бессмысленна. Сейчас ни к чему девчонку злить. Важнее видеть её глаза.
Слегка наклоняюсь к ней, застывшей передо мной, смотрю на губы. Мила мигом напрягается и отводит взгляд. Хотя не то чтобы до этого она не была напряжена. И я не сдерживаю усмешки, получая особенное удовольствие от её реакции. Непривычное даже.
— Боишься? — вкрадчиво спрашиваю.
— Работать? — холодно уточняет Мила, усиленно делая вид, что не понимает намёков. — Нет. Ты правильно заметил, мне восемнадцать, уже давно пора.
Ну вот. Она не только морозится, но ещё и напоминает о том моменте, когда наши отношения в лучшем случае было бы назвать отчуждёнными и напряжёнными. А по сути даже враждебными.
Какие они сейчас? Без понятия. Но, кажется, не стоит продолжать дразнить Милку — ещё больше в себя уйдёт. И так ледышка пока.
— Я побуду в клубе, — заявляю, настраиваясь на насущные вопросы. — Надо обговорить нюансы с администратором, вникнуть в кое-какие дела, прежде чем передать тебе владение им. Ну и посмотрю, чтобы у тебя смена нормально прошла, провожу тебя потом до дома.
Эти все решения не то чтобы только что в голову пришли, я их принял ещё когда узнал, что Мила тут смену ночную работать собралась. Сначала хотел препятствовать этому, потом решил, что зря и неуместно будет. Девчонка хочет самостоятельность проявить, может, отвлечься от нас с Лёшей и подзаработать. Лучше подстрахую, чем буду мешать.
Но ей всё это слышать явно странно. Не ждала она, что я тут ночь быть собираюсь, чтобы потом домой проводить. Стоит вся такая растерянная, слегка растрёпанная, губы приоткрыты, а ресницы подрагивают. Такая милая, что аж хочется прижать к себе. И не только, конечно.
— Моё мнение не учитывается? — её голос становится увереннее, чёрт. Мила окончательно приходит в себя.
Хотя это даже кстати, потому что и мне пора.
— Не в этом вопросе, — твёрдо сообщаю.
Она нахально фыркает, но ничего не говорит. Просто мимо проходит и даже дверь за собой не закрывает.
Работать оказывается довольно легко. Хотя количество столиков не позволяет ни на минуту передохнуть, несмотря на наличие ещё трёх официантов на смене; я почти не устаю. Время бежит довольно быстро. И всё бы хорошо, если бы не одно существенное «но».
И его составляет даже не Макс, который продолжает быть в главном зале. Сидит там с Эдуардом Сергеевичем, решает что-то. Они ещё и едят, но их обслуживает другой официант. Мой зал поменьше.
И вот как раз именно в нём сидит Лёша. И ладно бы просто отдыхает, вынуждая меня обслуживать его, но ведь не один. Подсел к какой-то девушке почти сразу. А когда я впервые подошла, стал очень мило спрашивать её, что она хочет. И предлагать, чтобы не скромничала, брала что угодно, он угощает.
С этим я ещё справилась. Взяла заказ, даже поулыбалась той девушке — она сделала мне комплимент. На
