мы так до утра и бухали. Потом разъехались, твой в гостиницу, остальные — пару часов поспать.
— Можешь даже не рассказывать, — демонстративно отмахиваюсь я от запаха перегара. — Про тебя и так всё ясно. Ну и где тогда он? — выглядываю я в окошко. — Наш общий родственник?
— Без понятия, — пожимает Ростис могучими плечами. — Но должен был приехать.
— Что значит должен был? И где вообще все? — с удивлением обнаруживаю я, что среди гостей в оранжерее нет ни Елизарова, ни Майи Аркадьевны, ни тёть Лизы. Только мои, да с десяток гостей, которых я первый раз вижу. — Рос, что происходит?
— Лан, да не знаю я ничего. Я только приехал. И сразу сюда. Боялся опоздать.
— Вернее, конечно, и опоздал бы, если бы не эта какая-то непонятная мне заминка.
— Так, а твой-то здесь? — интересуется он многозначительно. — Или может, не явился?
— Здесь. Видела я его. С час назад, может, больше. Он должен был у центрального входа встречать гостей.
— Так нет там никого, у входа. Только прислуга или как правильно сказать: обслуга?
— Да похеру мне как, — нервно сцепляю я руки. — Ты бы ещё позднее явился. Конечно, уже там никого нет. Гости собрались. Пора бы жениться уже что ли.
— Ну давай я схожу узнаю…
— Нет! — вцепляюсь я в его руку. — Одна уже ушла и с концами. Ты стой здесь!
— Ладно, — легко соглашается он. И когда я отпускаю рукав его костюма, слоняется по комнате: то проверит пыль на подоконнике, то перевяжет подхват на шторах, из-за которых я нервно выглядываю.
— Ну наконец-то, — подскакиваю я к двери, когда в ней появляется Лиза.
Вот только рано радуюсь. С ней Майя Аркадьевна.
И я не могу пошевелиться с места, потому что она… заплаканная.
— Артём?! — хриплю я, резко потеряв голос от ужаса. — Где… Артём?
— Он — там. Пойдём, — увлекает меня под руку его мама.
— Он… жив? — упираюсь я, предположив самое страшное, что только могло прийти мне в голову.
— Жив, — уверенно качает она головой.
И я не иду. На ставших непослушными, тряпичных ногах я двигаюсь, перемещаюсь, переставляю себя в пространстве за ней и то исключительно благодаря поддержке Ростиса.
А, проходя мимо входа в галерею, слышу, как Лиза приносит извинения гостям, поясняя, что свадьбы не будет.
Будь на улице дождь, снег, град, ураган, землетрясение в десять баллов я бы всё равно не заметила. Как не заметила кто накинул мне на плечи горжетку. Не обращаю внимания на сияющее на ярко-синем небосводе солнце. И не вижу ничего, кроме машин у центрального входа, к которым я не иду, бегу по аллее вдоль особняка, придерживая свои «меха».
— Артём, — шепчу я, увидев его, стоящего у полицейского УАЗика — Артём! — кричу, почему-то испугавшись, что он меня не заметит.
— Лана! — разворачивается он, дёргается ко мне, но двое доблестных служителей правопорядка в форме его останавливают.
Я ничего не понимаю, сначала глядя на его руки с разбитыми костяшками в наручниках, потом на заляпанный кровью жилет, и, наконец, на лицо. Несчастное, с потухшим, обречённым, больным взглядом. С воспалёнными глазами, которые наполняются слезами, из-за которых он не может даже говорить.
— Лана, — выдыхает он. Нет, судорожно глотает воздух. И не находит слов. Первый раз не находит, что мне сказать. — Только не делай глупостей. Я тебя умоляю. Не делай глупостей.
— Артём, что происходит? — ничего не понимаю я и не могу отвести от него глаз. — Что…
Хлопнувшая дверь и взревевший двигатель отъезжающей машины «Скорой помощи» заставляют меня повернутся туда, а потом на Вальку, сжавшего мою руку.
— С этим я разберусь, не переживай, — но его ободряющий голос, не придаёт спокойствия. — Я поеду с ним и всё порешаю.
— Валь, что происходит? — теперь я обращаю свой вопрос ему, хотя смотрю по-прежнему на Артёма, которого заталкивают в машину.
Заталкивают, потому что он сопротивляется, чтобы ещё раз повторить мне:
— Лана, умоляю тебя. Только не делай глупостей!
В этом театре абсурда, каким всё происходящее кажется мне сейчас, мы с ним словно два актёра, плохо выучивших свои роли.
«Не делай глупостей!» — единственная фраза, что говорит он.
«Что происходит?» — единственный вопрос, что задаю я.
Ему. Себе. Всем.
— Майя Аркадьевна, мама, Валя, — словно умалишённая поворачиваюсь я, всматриваясь в их лица, когда чёртов полицейский экипаж отъезжает и увозит того, кто должен был стоять со мной у алтаря. — Захар. Захар! — кидаюсь я к нему, сидящему на ступенях.
В белой рубашке, с разбитым лицом он морщится от боли, прижимая к себе заляпанный кровью гипс. Его разорванный смокинг, что валяется рядом, поднимает Валентин. И только сейчас я замечаю, что они все, как гусары после дуэли или пьянки: потрёпанные, в одних рубашках, в крови.
— А кого увезли на скорой?
— Твоего отца, — морщится Захар. — Артём его избил.
— Лан, Майя Аркадьевна тебе всё объяснит, — слегка обнимает меня за плечи Валька. — Прости, я поеду. Я сейчас нужен ему там.
И уже руки Майи Аркадьевны держат меня за плечи, направляя вверх по ступеням крыльца, по коридору, а потом заводят в открытую дверь комнаты.
Первым ударяет в нос удушливый запах корвалола. А потом только я вижу разбросанные стулья, сдвинутую мебель, разбитое стекло шкафа. Большой овальные стол, на котором валяются какие-то бумажки. И Елизарова, трясущейся рукой запивающего водой тот самый корвалол.
— Сергей Иваныч? — без приглашения падаю я на стул напротив него. — Что…
И чёртов застрявший у меня в горле, в уме, словно выступающими объёмными буквами в пространстве вопрос «Что происходит?» так и не задаю.
— Лан, он тебе брат, — Рос подталкивает ко мне по столу бумажки.
— Кто? — всё холодеет у меня внутри.
— Артём.
Мамин тихий вскрик, тёть Валино «О, господи!», какие-то другие звуки, столь же придушенные, глухие из-за прижатых ко рту рук — всё это я как ни странно слышу, но вижу, смотрю только на Ростиса, что забирает у Елизарова стакан, наполняет водой из графина и подаёт мне.
Но я не двигаюсь, не издаю ни звука, даже не моргаю, буравя его глазами.
— Мы сделали это в шутку, — виновато пожимает он плечами. Засовывает руки в карманы, потом вытаскивает, и рассказывает не глядя на меня, пока идёт по комнате. — Это было дней десять назад, когда они у меня познакомились. Отец сказал: «Ну надо же! Тоже Танков?» Мы поржали, поговорили о том, как тесен мир. А потом кто-то предложил сделать тест, просто из интереса. Это же сейчас так просто — выяснить родственники мы или нет. Вызвали прямо
