Мария позвонила в клинику, желая убедиться в том, что с женщиной и детьми все в порядке. При этом она слышала, что в дверь кто-то стучит, но она игнорировала внешние звуки. Телефон оказался спрятан под кроватью на специальном выдвижном механизме, который она обнаружила не сразу.
— Добрый день, я звоню по поводу женщины с подозрением на туберкулез или рак…
— Да, я все понял, не кладите трубку, я все узнаю.
Прошло пять минут. Она неотрывно следила за стрелкой на настенных часах, изображающих затонувший в семнадцатом веке корабль «Васа». Стрелки передвинулись еще на пять минут. Стук в дверь не прекращался, но она спокойно ждала ответа. Прошло около часа, когда наконец послышалось чье-то дыхание.
— Алло. Мария, Вы слышите? Она умерла через два часа после того, как ее привезли.
— Вы ошиблись! О ком Вы говорите!? Уточните еще раз, я подожду еще, — ее уже нервировал стук в дверь, а то, что она услышала, совсем никуда не годилось.
— Нет, я не ошибся. Сожалею, видимо она была Вам близким человеком.
— Да, очень близким, — и добавила чуть слышно: — Она была моей линькой. Но подождите, а что с девочками, которые были при ней?
— Девочки? Ничего не знаю об этом.
Мария остановила разговор и набирала номер санатория.
— Скажите… Как те две девочки, что к Вам поступили по направлению от вашей же клиники? Мне сказали, что их мать умерла, — она не знала, как правильно подобрать слова, чтобы ей быстро сообщили все новости. Мария изнемогала от чувства вины, ей казалось, что надо было поехать с ними, и тогда все было бы в порядке.
— А кто Вы им? Родственница?
— Практически родственница, я собираюсь над ними взять опекунство, — на ходу придумывала она, понимая, что по телефону незнакомому человеку не дадут информации о несовершеннолетних детях.
— К сожалению, мы не разглашаем информацию, но в качестве опекуна Вы опоздали. Право опекунства уже получил один человек, который очень быстро сообразил, что девочки — беженки. Недавно здесь скончалась его собственная дочь, и он приходил каждый день уже почти год к кровати, где она лежала под капельницами. И тут он увидел этих милашек-сестренок. Документы еще оформляют, но ему официально выдали разрешение увезти домой их раньше…
Дежурная медсестра любила раскрывать чужие тайны и совсем забывалась, когда ей выпадала возможность с кем-то обсудить чужую жизнь. Она уже перешла к высказыванию собственного оценочного отношения к этому «странному мужчине».
— А не педофил ли он на самом деле?! Здесь и других детей полно, а он выбрал именно сестренок!
— Да что Вы за женщина такая?! Бог Вам судья! Спасибо за информацию! — Мария не могла это слышать, ее сердце разрывалось от подобных слов, ей хотелось на воздух, бежать, бежать как можно дальше!
Она подошла к окну, и перед ней открылся потрясающий вид. Шпили соборов, дома, разные люди, спешащие куда-то, — все это впечатляло ее так, словно она впервые видела окружающий мир.
— Как ужасно, наверное, Аиша никогда не видела церковь святой Гертруды с высоты. Возможно, она никогда не спала на такой мягкой кровати и не ела таких чудесных яблок, как те, что мне принесли сегодня утром в номер. Но она всегда улыбалась. Аиша, я знаю, ты умерла счастливой, покидая этот мир со спокойствием.
Мария удивлялась потоку своих собственных мыслей. Она с замиранием впервые в жизни прислушивалась к собственным словам, и они приносили ей странное ощущение, похожее на радость и облегчение. В то же время ей было невыносимо больно, но она чувствовала, что теперь ее кожа становится не только защитной пленкой от окружающего мира. Ее змеиная кожа становилась чувственной, позволяющей проникать внутрь самым различным эмоциям. Мурашки бегали огромными слоновьими стаями по всему телу так, что становилось жутко.
— Меня нет. Меня больше нет. От меня ничего не осталось. Все ушло с тобой, Аиша.
Она втянула руки вверх и стала изгибаться, изображая змею.
— Но я не буду ядовитой змеей.
В двери снова кто-то стучал. Она равнодушно подошла к двери и облокотилась на нее всем телом, словно это была ее кровать.
— А ведь иногда ничего родней стен нет. Они — самые близкие. Причем, любые, — с этими словами она неистово стала колотить двери и стены. Когда она замолчала и немного успокоилась, за дверью послышался громкий ответ на ее стенания: «Кто там?».
Мария не выдержала и открыла дверь. Человек рывком отодвинул ее в сторону, видимо ему очень надоело ждать ответ на свой клич. В его руках были огромные сумки из вельветовой материи, обшитые бисером. На сумках был изображен осенний солнечный пейзаж и морды несуществующих животных.
— Что тебе надо? — спокойно и равнодушно спросила она. — Я никого не ждала, и нет таких людей, которых бы я сейчас хотела видеть, уходи. Впрочем, мне все равно, если ты останешься, я могу сама уйти.
Может быть, тебе нужен душ? Или ты хочешь спать? Хочешь, обед закажу в номер или, наверное, стоит тебя выслушать. Говори, что ты хочешь.
— Я знал, что ты странная. А теперь вижу, что все намного хуже! — кукловод, улыбаясь, протянул руку Марии, чтобы поздороваться. Она ухмылкой ответила на этот жест.
— Так зачем ты пришел?
— Ты ведь сама меня звала. Я почувствовал и пошел тебя искать.
— Уже поздно, я вчера тебя звала.
— Понимаю, понимаю, но я уезжал на похороны одной знакомой. Очень ранняя смерть, я считаю.
— У тебя тоже кто-то умер, очень жаль. Наверное, это просто осень. Все начинает тихо умирать.
— Нет, не все! Я не думаю, что моя знакомая умерла навсегда. Я уверен, что она уже завтра разольется солнечным светом вокруг всех людей. Ее душа очень добрая. — Он улыбался все шире с каждым сказанным словом.
— То есть ты совсем не сожалеешь о том, что рядом с тобой больше не будет этого человека?
— Не буду тебе врать! Я очень грущу по этому поводу. Но это лишь от того, что я не совсем хорошо умею чувствовать души на расстоянии. И, кстати, когда люди физически живы, они очень часто отвлекаются на всякую ерунду и их душу сложнее прочувствовать!
— Хороший повод умереть. Сейчас мне кажется, что все в этом мире ерунда, пустяк!
— Так и есть, Мария. Все ценно настолько же, насколько и не имеет никакого значения. Даже все наши слова сейчас.
— Совсем? Ничего? — Мария вновь смотрела пристально на этого человека. И видела в нем какой-то особый огонек жизни, который вчера кукловод подносил ей сам, раскрыв широко объятия души и сердца, но она его отвергла. Он потупил взор и осматривал ее ноги, как знающий свое дело массажист, который мысленно расставляет приоритеты: с какого места начать массаж сегодня.
