Надо было избавиться от той рыжей сразу, а не просто отпускать.
Арина
– Ты дома, что ли, не ночевала?
– С чего взяла?
– Да мы утром заезжали с Маратиком, хотели тебя до бара подкинуть.
– Гуляла, говорят с утра полезно.
Докурила, выкинула сигарету в урну, выдохнув дым, который тут же унес холодный ветер. Осень рано началась, не люблю ее, всегда в это время грустно, еще больше грустно. Виолка снова в кудрях, на щеках румянец, а на шее засос, она прикрывает его платком, словно никто не заметит.
Не хочу говорить, с кем была, никогда у меня не было такой привычки – рассказывать о мужиках, да и был он один, и все его знали. Ненавижу его, а еще больше себя, что как наивная дурочка повелась, что так хотела ласки и заботы, которой никогда не было.
– Виссарион у себя, ты не видела?
– Тут один парень с утра о тебе спрашивал.
– Высокий, здоровый, с короткой стрижкой?
– Да, – Виолетта округлила глаза, приоткрыла рот, пепел с сигареты упал на белую блузку.
– Все нормально, я знаю его, одноклассник мой бывший, Вадим, жену свою ищет, та сбежала с любовником и обокрала его на пять миллионов.
– Да ладно! Такой красавчик, а жена сбежала? И чего бабам надо?
– А твоему чего надо было?
– Ой, сравнила, мой мразь конченая.
– Виола, дай позвонить, я быстро.
– Да, конечно.
Она дает мне свой простенький смартфон, без всей этой навороченной блокировки, набираю одиннадцать цифр, слушаю гудки, они есть, и это радует.
– Алло, если вы не по делу, то катитесь к черту, у меня выходной.
– Нинка, Нинка, привет.
Улыбаюсь, забыла, когда это делала, с Нинкой всегда так, она полна позитива и настроена на лучшее, этакая мартышка с барабаном на батарейках. Но она, конечно, против этого сравнения, но мне бы такой позитивный настрой.
– Рыжая, ты? Черт, Аринка, ты что опять натворила? Господи, где ты, что вообще произошло?
Никифоров звонил ей, искал, может, даже угрожал или обещал что-то, он это умеет – в барской манере, словно ему все должны. Нинка волнуется, говорит, не замолкая.
– Все в порядке, Нин, у меня все хорошо, я вырвалась и начинаю новую жизнь, ты не представляешь, как это круто.
– Это ты не представляешь, что он с тобой сделает, когда найдет, а ведь он найдет, Арин, злой как собака. Приезжай ко мне, я на даче тебя спрячу, у Валеры прекрасная дача, там красиво.
– Валеру твоего точно впутывать во все мои приключения нельзя, не хочу, чтоб у тебя были неприятности. Слышать хотела просто родной голос, все хорошо, реально, Нин, у меня все отлично.
Отключилась, пока не расплакалась, какая-то сентиментальная тоска в это время года, а может, после нашего секса с господином Покровским, который так нежно обнимал, целовал в висок. Сила, забота и уверенность в одном мужчине, это было необычно и непривычно.
Наверное, поэтому психанула, накричала, а еще дернулась и ушла, отказавшись от помощи. Но мне действительно нельзя быть с ним, а еще я не люблю людей его склада, не выношу, когда командуют, решают, как лучше для них.
– Арин, все в порядке? Ты так уже пять минут стоишь.
– Да, хорошо, спасибо, держи.
Отдала Виолетте телефон, вытерла слезы, слишком часто что-то они последнее время у меня. Главное – не вспоминать Артемку, не думать о том, что все могло быть иначе, будь мама с папой живые.
Узкий темный коридор, дверь, небольшой кабинет Виссариона, сам он, сидящий за столом, склонивший голову.
– Привет, ты узнавал про документы? Мне очень они нужны, ты обещал. Если нужны фотографии, они есть. Сколько надо?
– Присядь, не тараторь, девочка.
Вздыхаю, как же мне надоело это все, задушевные беседы – это прекрасно, но не сейчас.
– От кого ты бежишь, зачем? Расскажи мне.
И почему все хотят знать то, что я пытаюсь оставить уже наконец в прошлом и не вспоминать? Это один из разновидностей закона подлости?
– Мне просто нужен новый паспорт. Разве это такая великая проблема? Дай мне контакты людей, я сама к ним пойду и обо всем договорюсь. Сколько нужно заплатить? Назови цену, я найду деньги.
Пришла пора поработать сережкам с бриллиантами на мою свободу, а не просто быть подачкой на двадцать четвертый день рождения. Татуировки я люблю больше украшений, они как-то ближе.
– Деньги тут ни при чем.
– А что при чем? Почему ко мне все лезут в душу? Почему просто нельзя выполнить просьбу или сказать, что не сможешь?
Мужчина смотрел на меня уставшими глазами, я повысила голос, но прикусила язык, добрый он, и сын у него придурок и наркоман.
– А ты ему все простил? Простил, да? И разрешил торговать здесь дальше? Ну, это ожидаемо, мы всегда прощаем тем, кого любим, все. Печально, но факт.
– Дочка, нет, нет, все не так, все сложно.
– Да, все сложно, все пиздец как сложно, и мы все в дерьме по самые уши. Мы знаем это, мы даже не отрицаем, мы барахтаемся в нем и считаем это нормой. Но я устала, устала это делать, поэтому хочу выбраться, а для этого мне нужны, мать его, гребаные документы.
Я снова пытаюсь что-то кому-то доказать, паршиво все.
Смотрим друг на друга, двое измученных людей, у меня душа возраста Виссариона, я очень старая.
– Это адрес, зайдешь завтра с фотографиями, я все оплатил.
А вот это свет в конце тоннеля, это что-то после ничего.
– Спасибо.
Ответила коротко, вышла, плотно прикрыв дверь, тут же была прижата к стене в темном коридоре.
– Привет, сучка, ты сегодня такая же дерзкая?
Терпкий запах парфюма смешан с чем-то сладким, изо рта Кобы пахнет едой и перегаром, вот сейчас меня точно стошнит, уже подкатывает к горлу, зря дома ела.
– Я сегодня еще хуже, а у тебя стальные яйца?
Коба еще не успел принять, даже в полумраке вижу, как блестят капли пота на лбу, как дрожат губы, изогнутые в улыбке, но хватка на шее железная.
– Я ведь узнал, узнал, кто ты такая и откуда.
Похолодела, поднимаясь на носки, стараясь освободиться, он не мог ничего узнать, Коба слишком тупой и примитивный, с засыпанными, как новогодняя елка, дурью мозгами.
– Отпусти больно, – хриплю, цепляясь руками за куртку Кобы, он немного выбил меня из колеи.
– Арина Корнилова, правильно? Шлюха детдомовская.
Откуда? Черт, откуда?
Резкий выпад коленом, снова удар по яйцам, он сыплет проклятиями на своем языке, сгибается, а меня накрывает паника. Нет,
