убедить Хэла вносить новшества, если ты собираешься через несколько недель развернуться и закрыть винодельню?
Натали обошла скамейку и опустилась на нее:
— Ты и правда мне не доверяешь, да, Таннер?
— Уверен, что мы это уже установили.
Таннер устроился на подлокотнике старой скамьи и вопросительно уставился на Натали.
Она вздохнула и сняла темные очки:
— Знаешь, поскольку мы, похоже, находимся в таком положении, что нам придется пересекаться, немного вежливости не помешало бы.
— Я вежлив.
— Это ты называешь вежливостью? — Она подняла бровь. — Иногда мне трудно поверить, что когда-то мы были друзьями.
— Аналогично.
Он отошел к розовым кустам, высаженным по границе патио, и замолчал.
Натали сдалась. Она не знает, что сказать этому угрюмому мужчине, который в каждом ее действии видит угрозу.
— Не уверен, что ты понимаешь, что стоит на кону, Натали.
Он явно еще не закончил.
— Речь идет о том, чтобы лишить людей работы, выселить семьи, которые жили здесь много лет, включая мою. Я понимаю доводы твоего отца и что бизнес должен приносить прибыль, но не похоже, чтобы он был готов дать нам шанс. Вы, богачи, не думаете дважды, прежде чем поставить подпись. Вам плевать, кто пострадает в процессе. Что ж, можешь сказать своему старику, что мы тут не закончили. Я хочу шесть месяцев. Если к тому времени дела не улучшатся...
— Ладно, хватит. — Натали подняла руку. Таннер навис над ней, ожидая. — Таннер, я вижу, что стоит на кону. Дело в том, что мой отец может говорить сколько угодно, но у него нет права закрыть винодельню. Ты знаешь, кому принадлежит больше половины акций «Майлиос»?
— Тебе.
Его взгляд искоса говорил: «Я не дурак».
— Именно. Так что, если винодельня несет убытки, то и я тоже. Разве не целесообразно с моей стороны сначала разобраться? Посмотреть, сможем ли мы найти способ увеличить доходы?
— До сих пор винодельня тебя не интересовала. Зачем беспокоиться сейчас?
— Пока не знаю. И я не знаю, почему отец так сильно хочет закрыть это место, если не считать финансовых убытков. — Таннер обдумывал ее ответ, и Натали видела, как играют желваки на его скулах. — Как ты, вероятно, знаешь, другие держатели акций — мой отец и дядя. Чтобы закрыть «Майлиос», мы все должны быть согласны. Я понятия не имею, где сейчас дядя, и не думаю, что отец пытался с ним связаться. Если ты и правда так переживаешь за свое положение, почему бы просто не предложить выкупить отцовскую долю?
У Таннера отпала челюсть.
— Ты шутишь? — Он хрипло рассмеялся. — У меня нет таких денег. Да даже если бы и были, сомневаюсь, что твой отец согласится мне руку пожать, не говоря уже о продаже доли в винодельне. Но я не недооцениваю твое влияние на Хэла. Он прислушивается к тебе. Я только что это видел.
— Это плохо?
— Нет. Но тебе придется быть немного более убедительной, если хочешь, чтобы я поверил, что ты действительно желаешь помочь.
Вокруг тяжело легла неуютная тишина, не давая вздохнуть.
— Не уверена, как смогу это сделать, если ты ясно дал понять, что не будешь работать со мной.
Наконец он рвано вздохнул.
— Да. Об этом. — Таннер пожал плечами, еще недоверчивый, но в его глазах сверкнул новый свет. — Если ты правда серьезно, я дам тебе шанс. Можем поработать над кое-какими идеями, если хочешь. Заставить Хэла осознать серьезность ситуации — первое препятствие. Согласна?
— Думаю, да.
Сердце Натали забилось чаще. На что именно она подписалась?
— Попросишь отца дать нам послабление? Поговори с Хэлом. Заставь его внять здравому смыслу. Дай мне шесть месяцев, чтобы внедрить изменения, и я обещаю, ты увидишь совсем другие цифры.
Натали кивнула:
— Судя по тому, что я успела увидеть, это будет не просто. Но я думаю, что все еще можно исправить. Хотя отцу это не понравится.
— Какие у него претензии к этому месту?
Таннер сунул руки в карманы.
— Не знаю точно. — Натали потерла нос. — Он не любит терять деньги, это точно. Я знаю, что у них с дедушкой не лучшие отношения. Но, полагаю, в каждой семье есть свои проблемы, верно?
— Да. Есть. — Его глаза затуманило не понятное ей выражение. Но он быстро улыбнулся, сверкнув ямочкой. — Ты правда подумала, что я женат, а? Кто станет связываться с таким типом, как я?
— Никто в здравом уме, это точно.
Пошутила она лишь наполовину.
— Вот это я себе и говорю. — На его лице промелькнула ирония. — Послушай, я не могу обещать, что перестану быть полным мудаком, но буду лучше работать над вежливостью.
Она со смехом отмахнулась:
— В этом нет необходимости. Я просто буду надевать лишнюю куртку, когда завижу тебя.
От его улыбки по ее телу пронесся жар, от которого загорелись щеки.
— Пароль, который ты выбрала, вернул меня на несколько лет назад.
Натали кивнула:
— Да. GodsWinepressRev141920. Я подумала, что ты можешь помнить.
Натали не знала, значит ли это что-нибудь для него до сих пор.
Лицо Таннера смягчилось.
— «И в глазах голодных зреет гнев. В душах людей наливаются и зреют гроздья гнева ― тяжелые гроздья, и дозревать им теперь уже недолго» [3]. «Гроздья гнева». Я помню.
Стейнбек не тот автор, который заинтересовал бы среднестатистического школьника, но у бабушки было собрание его сочинений. В то последнее лето Натали заинтересовалась им, начала читать и подначивала Таннера присоединиться к ней. К ее удивлению, он согласился. Они много времени проводили вместе, обсуждая роман, споря и постепенно разговаривая и о другом. О том, чем она не делилась ни с кем, даже с Ник.
— Мы часами разговаривали об этой книге, — сказал он, врываясь в ее мысли. — После того лета я перечитывал ее, наверное, раза три.
— Я больше никогда ее не перечитывала.
Прошлое снова настигло ее без приглашения. Натали хотелось бы, чтобы оно исчезло навсегда и позволило ей начать с начала.
— Почему ты перестала писать мне, Мышка?
— Что?
Этот вопрос ее напугал.
Таннер пожал плечами и оттянул воротник.
— После твоего отъезда тем летом. Я хотел поддерживать связь. Но потом ты перестала отвечать. — Угрюмое выражение лица вернулось. — Полагаю, ты поняла, что у меня не будет шестизначной зарплаты, как у твоих
