— Знаешь, Алис, — он поднял на меня глаза, — я понимаю, что в тебе сейчас говорит обида. И нежелание прощать. Я понимаю, что он причинил тебе боль, и что именно он виноват в том, что случилось. Но поверь старому мудрому волку, — я хихикнула, а Денис улыбнулся, — мужику твоему ещё хуже, чем тебе сейчас. Он же понимает, что просто “запрещено цензурой” как накосячил. И он не знает, что дальше делать, поэтому и творит всякую дичь.
Я дышу и, чуть хмурясь, смотрю на друга, обдумывая его слова, а Денис продолжает:
— Я не говорю, что ты должна сейчас всё забыть, простить и броситься ему в объятия — нет. Просто дай время. Себе. Ему. Если сможете друг без друга, значит, и “не твоё” это было. А, вот, если нет, — Денис разводит руками, — тогда без вариантов.
Когда Денис уходит, я всё ещё обдумываю то, что он сказал. Может быть, действительно, не стоит рубить с плеча. Я и так сказала Саше слишком много лишнего.
И кольцо. Моё обручальное кольцо, которое я даже не смогла положить на полочку, а продолжала носить при себе, на цепочке, сейчас валялось где-то на дороге. Я даже выбегала, искала его потом, но, разумеется, ничего не нашла. Колечко было дорогим, даже слишком, но для меня его ценность заключалась в другом. И я всю ночь плакала, жалея о своём поступке.
А утром я узнала, что Саша заболел. У него высокая температура, и он в полубессознательном состоянии. Сразу поехала к нему. Меняла полотенца, поила, молилась… Он приходил в себя, но, думаю, воспринимал всё, как сон. Я уехала только тогда, когда удостоверилась, что ему действительно стало лучше.
А потом внезапно плохо стало мне.
И вроде бы ничего особенного: просто закружилась голова, и я, не удержавшись на ногах, опустилась на асфальт. И вдруг рядом со мной раздался такой тихий, такой родной голос:
— Лисёныш, плохо?!
А дальше я даже не успела сообразить, что происходит. Саша подхватил меня на руки и понёс к машине. Я даже возразить не успела. Он привёз меня домой и вызвал врача. Анастасия Петровна (так звали врача) уверила нас, что всё в порядке. Она поставила мне укол, и пока Пушкин провожал её, я задремала. Проснулась от таких приятных, вызывающих трогательные слёзы на глазах, прикосновений:
— Прости, Лисёныш. Прости меня.
В груди разлилось что-то нежное и сладкое. Мгновенно появился порыв повернуться и увидеть его глаза. Те коричневые бриллианты, которые, когда-то, так безжалостно захватили моё сердце в плен. Хочу увидеть и…
— Шурик, ты дома?!
Этот голос я узнаю из миллиона.
Алла.
Значит, он её не выгнал?
Значит…
Пушкин дёргается и выбегает из спальни, а все цветы, только что раскрывшиеся в моей груди, тут же превратились в ледяные статуи.
Сглатываю болезненный, горький комок и тянусь за телефоном.
— Алло, Денис? Не занят?.. Сможешь меня забрать?.. Да, спасибо. Адрес сейчас скину.
Глава 33. Пушкин
Не знаю, как мне удаётся себя сдержать. Наверно, это присутствие рядом Лисёныша на меня так влияет.
Выбегаю из спальни, осторожно прикрывая за собой дверь. Вижу, как эта мерзкая “запрещено цензурой” Алла стоит и, нагло ухмыляясь, смотрит на меня.
Не церемонясь, хватаю её за волосы и со всей дури впечатываю в стену, от чего дрянь визжит:
— Пусти, идиот! Больно!
Смотрю на неё, а кулаки чешутся. Реально же могу “размазать” её по стене.
— Какого “запрещено цензурой” ты заявилась в мой дом?
— Такого, Шурик, — мерзко скалясь, Алла смотрит мне в глаза. — Новости тебе принесла, — проводит языком по губам, а меня от этого жеста выворачивает наизнанку. — Я беременна.
Замираю. Но лишь на секунду. Кобра моментально впечатывается в меня взглядом, сканирую мою реакцию.
Но я, в этом плане, уже наученный опытом. Сколько раз в своей жизни я слышал эти слова. И если во времена моей беззаботной юности я не знал, как реагировать, то сейчас уже выстроил специальный алгоритм по “раскалыванию” ушлых девиц.
— Беременна, говоришь? — девица, ухмыляясь, кивает, а я, прищуриваясь, смотрю ей в глаза. — Что ж. Отлично. Поедем сейчас к врачу, подтвердим беременность.
— Проверяешь? — сжимая зубы, интересуется Алла, а затем расплывается в удовлетворённой улыбке. — Поехали. К любому. К какому захочешь. Можешь даже лично на осмотре присутствовать, — и вновь выжидательно смотрит, как я отреагирую.
Моя уверенность немного подшатнулась. Не похоже, что эта дрянь блефует. Слишком уж уверенно предлагает все эти действия.
Похоже, что действительно беременна.
Но теперь моё время следить за реакцией.
— В таком случае, тебя ждёт два варианта развития событий, дорогуша, — противно ухмыляюсь. — Если выяснится, что ребёнок — мой, то я его у тебя заберу.
Выдра разряжается громким смехом:
— Ой, Шурик, не смеши! Ни один суд не встанет на сторону отца, — сжимает челюсти и цедит, — в алиментах погрязнешь.
— Это мы ещё посмотрим, чью сторону примет судья, — нагло заявляю ей. — А, вот, если ребёнок не мой, то всё, что я потрачу на него за это время, вернёшь в полном объёме. Плюс моральный ущерб, который будет, ой, каким заоблачным.
Да! Есть! Алла резко бледнеет, явно не ожидая такого исхода. Искривляется в злобной гримасе, понимая, что я не вру. Как я и предполагал, к этой самой беременности я не имею никакого отношения.
— Тварь, гад, ненавижу тебя, ублюдок! Да, не твой! Какая разница, чей ребёнок — с тобой я тоже спала! — кричит она, пытаясь колотить меня по лицу, но я тут же скручиваю её руки и выталкиваю за дверь.
— Ещё раз появишься, — смотрю на эту дрянь так, что она съёживается под моим взглядом, — пожалеешь. Ясно?
Она ничего не отвечает, лишь осторожно кивает и, стуча шпильками, бежит к выходу.
Возвращаюсь в дом. Надеюсь, что Алиса не проснулась. Захожу в спальню, а там…
Пусто.
Сердце мигом разгоняется до предельных значений. Бегу на кухню:
— Дарья Андреевна, а Вы Алису не видели?
Женщина растерянно смотрит на меня:
— Ой, Александр Сергеевич, а Алиса зашла, попрощалась со мной и сказала, что за ней машина приехала.
Выбегаю во двор. И вижу, как за воротами с заднего выхода подъезжает автомобиль, и к нему направляется Алиса.
— Лисёныш! — подбегаю и ловлю её за руку, разворачивая к себе. Алиса смотрит на меня с грустью и тоской. — Ты куда это собралась? — смотрю хмуро и недоумённо. Киваю в сторону удаляющейся Аллы, — Я не знаю, откуда она взялась. Она здесь больше не появится и больше никогда нас не побеспокоит.
— Алис, помощь нужна? — из машины выходит тот самый парень, с которым я подрался, и сурово смотрит в нашу сторону.
— Нет, Денис, я сейчас подойду. Подожди в машине, — кричит ему Алиса и разворачивается ко мне. Я вижу, что у неё красные, опухшие из-за слёз глаза, и у меня всё внутри сжимается. — Не надо, Саш, — качает головой.
— Что не надо? — спрашиваю, сжимая руки в кулаки от бессилия.
— Ничего не надо. Дело не в Алле. Или в ком-то ещё. Дело в нас с тобой, — Алиса опускает глаза, а я беру у неё руку. — Не будет никакого будущего без доверия. А мы с тобой не доверяем друг другу.
— Это неправда, — слегка сжимаю её ладошку, заставляя Лисёныша посмотреть на меня. — Я доверяю тебе. И хочу, чтобы ты верила мне, — пауза. — Снова.
Алиса слегка поджимает губы, глядя на меня.
— Саш, у нас с тобой скопилось слишком много обид друг к другу. Слишком много всего произошло. Дело не в Алле, — вновь упрямо качает головой. — Если бы мы доверяли друг другу, то никому бы не удалось встать между нами. Я бы никогда не поверила в то, что ты способен мне изменить, а ты бы не допустил мысли, что я могу у тебя что-то… взять.
Мне больно.
Я не хочу так.
Не хочу принимать её слова. Не хочу допускать мысли, что ничего нельзя вернуть.
— Алиса, прости меня, — медленно опускаюсь на колени и вижу, как глаза Лисёныша расширяются. — Я всё сделаю, что вернуть твоё доверие. Я люблю тебя, моя маленькая. Я верну твою любовь. Я клянусь тебе.
