Кивая, она грустно улыбается.
— Технически, нам не разрешено встречаться друг с другом. Это...— она на самом деле поднимает свои руки и медленно делает движение пальцами, показывая кавычки, — ...дружба. Нокс знает, но он сказал, что не может ничего с этим сделать, пока это не влияет на работу, чего, в любом случае, я никогда бы не позволила. И то, что Рок и Нокс — лучшие друзья. Я думаю, Нокс действительно счастлив видеть, что у Рока в этой жизни есть что-то хорошее.
Смущенная последним заявлением, я тихо спрашиваю.
— Что ты имеешь в виду под «в этой жизни»?
Бу некоторое время изучает мое лицо. Она выглядит неуверенной, прежде чем тихо отвечает:
— Малышка, мы не существуем.
Сбитая с толку еще больше, я хмурюсь и спрашиваю:
— Прости, не расслышала?
Она откидывается назад, закидывая руки за голову. Глядя в потолок, она объясняет:
— То, что мы делаем — защита и устранение. Мы ни на кого не работаем. Мы работаем сами на себя. Я думаю, ты могла бы назвать это «вымышленная деятельность». Все мы имеем звания в пределах нашего сектора, но сам сектор фактически не существует. Мы все наняты на работу конфиденциально и нам много платят за то, что мы делаем. Смысл того, чтобы быть нанятым именно таким образом в том, чтобы быть незаметным, и нашу команду делать — недоступной. Поэтому все, кого ты здесь встречала, в них нет ничего из реальной установленной личности. Каждый документ, удостоверение личности, банковский счет, который у нас есть — на подставное имя. — Поворачиваясь ко мне, она заканчивает: — Мы не существуем.
Срань Господня, это же безумие.
Я таращусь на нее и догадываюсь.
— Итак, все, кого я здесь встретила, находятся под вымышленными именами?
Она кивает, а я спрашиваю:
— А что произошло с теми, кем вы были? Ну, понимаешь, кем ты была до этого?
Улыбаясь грустной улыбкой, она тихо отвечает:
— Она умерла, малышка. Мы все умерли.
Мое сердце сжимается, и я шепчу:
— Да уж, это хреново.
Бу поворачивается, и мы мгновение смотрим друг на друга. Между нами немое общение.
Мой рот открывается, и я немного хмурюсь. Мне действительно очень жаль, Бу. И это действительно хреново.
Она слегка пожимает плечами и подмигивает мне. Всё хорошо. Я нормально к этому отношусь.
Перебирая кончиками пальцем, я выпаливаю:
— Констанс? Ты выбрала имя Констанс?
Она прыскает со смеху, и я тоже. Какое-то время мы вместе смеемся, прежде чем она успокаивается и тихо отвечает:
— Это было имя моей матери. Это мой способ никогда ее не забывать. Ее звали Конни, поэтому я всегда считала неправильным, чтобы меня так называли. Однажды Рок сказал мне, что я была тихой как приведение, и дал мне прозвище Бу, и с тех пор я стала Бу. — Неожиданно приходя в чувство, она спрашивает: — А у тебя есть парень?
Качая головой, я говорю ей:
— Нет, разве что вымышленный. В моей жизни — только я и мои книги.
Она становится задумчивой, глаза грустные, и проговаривает:
— Должно быть, тебе одиноко.
Улыбаясь, я также тихо говорю:
— Я могла бы сказать то же самое и о тебе.
Она улыбается мне в ответ.
— Не в бровь, а в глаз.
Мы обе со вздохом откидываемся назад на кровать. Я думаю, моя жизнь не так плоха.
По крайней мере, я не мертва.
***
Извиняясь и говоря, что хочу принести себе и Бу что-нибудь поесть, я бегу на кухню, скольжу по полу в носках и останавливаюсь в дюйме от Нокса.
Его голубые глаза вспыхивают.
— Куда так спешишь, принцесса?
Сегодня один из тех редких дней, когда на нем нет рубашки.
Мои глаза сощуриваются, и я молю их оставаться сфокусированными на его лице, а не на широкой, массивной груди, так восхитительно влажной от пота.
Ням-ням.
— Просто хочу взять что-нибудь поесть.
Кивая, он искренне говорит:
— Рад, что твой аппетит вернулся.
Кивая ему в ответ, я также искренне ему отвечаю:
— Я тоже.
И затем ничего.
Неловкое молчание.
Доооолгое неловкое молчание.
Обхожу его, иду в кладовую, мой мозг напоминает мне, что нам есть что с ним обсудить. Как только он двигается, чтобы покинуть огромную кухню, которая неожиданно ощущается большая как почтовый ящик, я выкрикиваю.
— Вообще-то, я хотела спросить, говорил ли ты с Митчем о том, чтобы я могла поговорить со своей сестрой.
Его лицо полностью лишено всяких эмоций, и он опирается бедрами на барную стойку.
— Нет. Пока нет. — Перегибаясь через стойку, он берет яблоко и начинает играть с ним.
Я немного зла на это. Он говорил, что попытается. Мое лицо каменеет. Я хожу по кухне, хлопая дверью кладовой, открываю и закрываю ящики слишком быстро, желая, чтобы шум передавал мое настроение прямо сейчас.
Нокс смотрит прямо на меня.
— И почему ты сейчас взбешена?
Сбросить бомбы!
Теряя свое терпение, я кричу:
— Знаешь, что бы сделало меня счастливой, Нокс? Знание того, что моя сестра в порядке! Мне нравится Бу, нет, я люблю Бу, но она не моя сестра, и ты думаешь, я не понимаю, что ты делаешь, а это делает тебя еще большим мудаком! Знаешь, что бы сделало меня более чем счастливой? На самом деле поговорить с ней и слышать лично, что она жива и здорова. А не подсовывать мне замену под нос.
Между нами повисает тишина. Нокс разрушает ее, с хрустом вгрызаясь в свое яблоко. Его беспристрастность разбивает мне сердце.
Я шепчу охрипшим голосом:
— Я скучаю по ней, понятно? Она была моим единственным другом и… и я скучаю по ней. — Я не осмеливаюсь посмотреть на него. Если я увижу сочувствие в этих темно-синих глазах, я могу просто захотеть их выцарапать.
Через мгновение беру себя в руки, качаю головой, чтобы прояснить ее, и мне в голову приходит другая мысль. Подхожу к стойке и становлюсь рядом с ним, я решаю попробовать нечто радикальное. Когда я всего в футе от него, запрыгиваю на барную стойку и тяжело вздыхаю. Всё еще жуя свое яблоко, он поворачивается ко мне со скучающим выражением лица, и я тихо говорю:
— Ты мог бы быть со мной добрее, понимаешь?
Он пожимает плечами и продолжает есть.
Мне хочется бросить это яблоко через всю комнату.
Никакой больше игры по правилам. Время включить свое хитрое обаяние. Я хлопаю ресницами и, используя милый южный акцент, говорю ему, заставляя замолчать.
— Я могла бы быть добрее к тебе тоже.
Я когда-нибудь упоминала, что я никогда раньше не флиртовала? Никогда-никогда?
Нокс морщится и бормочет.
— Тебе что-то в глаз попало или что?
Спрыгивая с барной стойки, чтобы скрыть свой румянец, я вылетаю из кухни и кричу:
— Тьфу на тебя!
И топаю под звук глубокого, сексуального смеха Нокса. Уже на лестнице, я кое-что вспоминаю.
К черту мою жизнь!
Я забыла гребаную еду.
***
Знаете, что я люблю в Бу? Я люблю то, что она ничего не принимает близко к сердцу. Мысли о моей сестре испортили мне настроение. Сильно испортили. И я действительно больше не хотела проводить время с Бу, потому что знала, что моя компания была бы не ахти.
Когда она спросила меня, что со мной произошло, я сказала ей, что устала и хотела бы немного почитать, а затем пойти спать. Без вопросов, она обняла меня, сказав мне, что это здорово, что я вернулась домой, и ушла на ночное дежурство.
И вот я здесь, в кровати, притворяюсь что читаю, хотя на самом деле абсолютно безучастна к этому. Мой мозг, поглощенный мыслями о моей семье, даже не издал сигнал тревоги, информируя меня о том, что Нокс стоит в дверях спальни и молча смотрит на меня.
Когда он прочищает горло, я задумываюсь, как долго он стоял там и смотрел на то, как я смотрю на стену.
Глядя вверх на него, я спрашиваю:
— Всё в порядке?
Кивая, он проходит в комнату и садится на край кровати.
— Да.
