— А вас, наверное, звали Эйприл (28)? — Тихо спросил он.
У Микеланджело оказался отличный слух:
— Нет. Она всегда была Малявкой.
Что ж, подумал Александр, он бы тоже с удовольствием называл ее так.
Вторая рюмка пошла не хуже первой, а третью он поставил перед собой, собираясь завершить ею сегодняшний вечер. Кэти тоже не торопилась пить. То ли оттого, что девушка была довольна проделанной работой, то ли чувствовала себя в безопасности в окружении парней, она не выказывала признаков беспокойства от близости Гловера.
— Между прочим, — объявила она, — мой босс тоже закончил Кингстон.
— Значит, мы выпорхнули из одного гнездышка? — Удивился Лео.
— Но я, сами понимаете, учился на факультете журналистики.
— А у меня было программирование.
— А кто у вас вел статистику? Как там Дуглас, еще жив?
Леонардо оживился:
— Был живее всех живых, когда я выпускался. Что ему сделается?
Гловер сам удивился, насколько приятной показалась ему эта болтовня о студенческих годах.
— И что он теперь делает? Дергает себя за подтяжки или пинает плинтус?
— Пинает. Значит, ты помнишь?
Еще бы Индеец не помнил. Билл Дуглас, преподававший статистику, имел неприятную манеру во время лекции расхаживать перед кафедрой и совсем отвратительную привычку дергать себя за подтяжки, когда затруднялся подобрать нужное слово. Щелчок резиновой ленты об округлое брюшко стимулировал умственную деятельность преподавателя и болезненным звоном отдавался в похмельных головах студентов.
— Я сидел во втором ряду, когда подтяжка сорвалась и щелкнула Билла по лбу. Конечно, мы все заржали. А он обиделся. И когда в следующий раз остановился, чтобы щелкнуть подтяжкой, мы даже дышать перестали.
— А он? — Кэти улыбалась от уха до уха.
— А он подумал и пнул плинтус.
— И пинает его до сих пор.
Пришлось повторить эту историю дважды. Пока все хохотали, Кэти тихо спросила Гловера:
— Вы следите за мной, босс?
Он молча кивнул. Глупо было бы отрицать очевидное. Девушка пыталась осмыслить ситуацию, и пока ее брови не успели сдвинуться к переносице, Александр поторопился добавить:
— Предлагаю сделку.
— Еще одну? В дополнение к тем, что уже были раньше?
— Именно. У вас ведь была возможность убедиться, что я держу свое слово, так?
— Ну, дааа… А что за сделка?
— Я могу приходить к вам. А вы можете потребовать, чтобы я ушел, как только мое общество перестанет вам нравиться. Идет?
И почему ей все время казалось, что Индеец играет краплеными картами? Может быть потому, что его общество ей действительно нравилось? Собственно, а что она теряет?
— Оставайтесь, мистер Гловер. И спасибо за виски.
* * *
Обратно возвращались пешком. Дом Кэти находился в трех кварталах от Хампстед Хай стрит, и Гловер счел для себя совершенно естественным проводить девушку, тем более, что его так и не попросили уйти. Они с Кэти незаметно отстали.
Мик с Лео шли в обнимку, а Раф сохранял с ними дистанцию ровно в один шаг, так что Гловеру уже было понятно, кто кому здесь мылит спинку в душе. Стало быть, Кэти не живет с двумя парнями. Она делит дом с двумя парнями, которые живут друг с другом. Совсем другое дело.
Когда дошли, стало совсем темно. Свет лампы перед дверью был таким мутным и тусклым, что Александр не утерпел, и, подхватив Кэти за талию, утянул ее в благоухающую жасмином темноту. Девушка не вырывалась, только чувствовалось, как настороженно она прислушивается к звяканью ключей на крыльце. Гловер не торопился целовать ее, тоже ждал. А, вот оно, со стороны дома донеслось:
— Не целуйтесь, а то меня тошнит (29).
Кэти не могла видеть, как у Александра поползли на лоб брови.
— Сестренка, умри, но не отдавай поцелуя без любви (30). — Еще один пьяный голос.
До этой минуты Гловер был уверен, что сумасшедший здесь только он один.
— Что это с ними? — Его губы почти касались уха девушки, а кудрявые волосы щекотали подбородок.
Ее сердце быстро билось под его ладонью, а беззвучный смех ощущался серией коротких толчков.
— Это они демонстрируют знание русской литературы. Грамотеи.
— Причем здесь русская классика?
— Совершенно не причем. Вы хотели мне что-то сказать, мистер Гловер?
Говорить ему совершенно не хотелось. Только гладить ее кожу под рубашкой, такую тонкую и горячую, словно тающую от внутреннего огня. Проникнуть в нее через уши, глаза, рот… через… Тут его довольно чувствительно хлопнули по руке, и почти в ту же секунду откуда-то сверху раздался дребезжащий старческий голос:
— Кэти, что там делает этот симпатичный молодой человек?
Александр растерянно огляделся: неужели здесь живут говорящие совы? Кэти тоже смотрела куда-то вверх:
— Добрый вечер, миссис Симмонс. Этот молодой человек делает мне неприличные предложения.
— О, дорогая, — чувствовалось, что старушка взволнована не на шутку, — обязательно соглашайся. Иначе потом пожалеешь.
Спасибо вам, миссис Симмонс.
— Предлагаю перебраться в более уединенное местечко, — тихо попросил он.
Лицо Кэти смутно белело перед ним в темноте. Затем она склонила голову:
— В конце концов, что я теряю? Так, мистер Гловер?
Он сразу почувствовал, как отпускает напряжение, давившее больше месяца.
— Александр, — он легко коснулся губами ее рта. — Меня зовут Александр.
Ее губы шевельнулись в ответ — то ли поцелуй, то ли тихий смех:
— Мне больше нравится Индеец.
* * *
Утром Гловер попытался присоединиться к ней в душе. Пришлось, хоть и с шутками-прибаутками, но решительно вытолкать его из ванной. Все-таки пятница не суббота, не получится ни отоспаться ни отдуться от работы.
Кэти с насмешливой улыбкой оглядела женский шелковый халат, висевший на крючке для полотенец, а в верхнем ящике шкафчика обнаружила крем для лица и тела. Воротник халата пах терпкими духами, слишком пряными, слишком тяжелыми. Впрочем, она не собиралась брать чужое, будь то одежда или мужчина.
Таким образом, вопрос о дальнейших отношениях с Индейцем разрешился сам собой, и Кэти уже с чистым сердцем голосила под горячим душем «Правь, Британия, морями».
Александр с улыбкой прислушивался к происходящему в ванной. К моменту, когда Кэти появилась на пороге кухни, на столе ее ждал стакан апельсинового сока и тарелка с омлетом. Честно говоря, он бы предпочел увидеть ее в своей рубашке на голое тело, но Кэти в очередных невероятных джинсах, состоящих из одних заплаток и дыр, и свободной белой блузке с жемчужными запонками выглядела не менее желанной. Рыжие волосы, брови и ресницы — на девушке сейчас не было ни грамма косметики, и, похоже, это ее совершенно не беспокоило.
Девушка жадно втянула в себя насыщенный запахами еды воздух и, словно гончая по следу, уверенно прошла к своей тарелке. Омлет с зеленью и толстым слоем сыра сразу вызвал обильное слюноотделение, рука сама потянулась к вилке.
— Я не знал, любишь ли ты омлет, — в голосе индейца звучало смущение. — В прошлый раз он тебе не понравился.
— Омлет я обожаю. — Кэти вскинула на него горящие предвкушением глаза. — Особенно тот, который готовлю не сама. Спасибо тебе.
Александр с облегчением вздохнул. Вчера они начали целоваться уже в подземном гараже. Потом с трудом выбрались из лифта и, наконец, оставив половину одежды в гостиной на полу, наконец добрались до спальни. Поговорить в постели хотя бы об омлете так и не получилось — нашлись другие, более важные, дела.
Значит, они теперь на «ты»? Это не могло не радовать. Тем не менее, следовало закрепить успех.
— Кэти, у меня к тебе просьба.
— Да? — Донышко стакана звякнуло о столешницу.
— Больше не называй меня мистером Гловером.
— Эээ? — Вилка зависла над омлетом.
— Даже если мы поспорим, или будем друг другом недовольны, называй меня Индейцем. Или Александром, на худой конец.
Рыжие брови поднялись выше, а зеленые глаза взглянули на него недоверчиво.
