— С мужем?
— Да, но вам лучше об этом расспросить у Вершининой Галины Анатольевны. Она должна прийти через полчаса. Дело в том, что именно Вершинина играла большую роль в Ларочкиной жизни и очень переживала в связи с ее внезапным отъездом. Ведь Лариса была очень способной девочкой…
Пришлось ждать Вершинину.
Когда она вошла, учительская словно осветилась изнутри. Галина Анатольевна, казалось, ступала не по фиолетовому от мастики вытертому паркету, а летала по воздуху… Высокая, изящная и удивительно стройная для своих лет (а ей было уже наверняка за сорок), она носила туго стянутую на затылке прическу, отчего ее глаза казались подтянутыми к вискам и напоминали кошачьи. Розовое кашемировое платье облегало ее, словно вторая кожа.
— Вы ко мне? — спросила Вершинина низким бархатистым голосом.
Наталия попросила ее рассказать о Ванееве.
— Он просто с ума сошел, когда увидел Ларочку…
— А как он ее увидел? Он пришел на спектакль?
— Дело в том, что наших девочек пригласили выступить перед губернатором и его высокими московскими гостями. В числе приглашенных к губернатору на прием был и Ванеев.
Красивый мужчина, приятный, ничего не скажешь, но он и слушать не хотел о том, чтобы дать Ларочке возможность продолжить занятия в училище. Ему, казалось, было глубоко наплевать на ее будущее… Мужчины, они же все страшные эгоисты… Для него главным было, очевидно, увезти ее с собой, как дорогую роскошную вещь, и запереть в золотой клетке. История старая, как мир. Он влюбился…
— Он что, после спектакля или выступления, как угодно, нашел ее в училище?
— Да не то слово! Он поджидал ее каждый вечер в машине, а когда она появлялась из дверей, выходил и подносил ей роскошные букеты роз… Подружки, конечно, завидовали Ларе, да и она уже стала колебаться…
Единственное, что ее поначалу сдерживало, так это то, что Ванеев все-таки работал в Вязовке. Но, по ее рассказам (а она была очень откровенна со мной), в случае ее замужества, они с мужем в течение ближайших трех-четырех лет переехали бы в город, а то и в Москву… Ванеев — перспективный и умный хозяйственник… Я читала о нем в газетах. Да он чуть ли не в губернаторы метит, между нами говоря… Хотя, собственно, все об этом знают.
— Директор Вязовской птицефабрики — и в губернаторы?
— А вы что думали?! Связи, дорогая, они и в Кремль приведут за ручку.. Главное, поддерживать Москву… Так что с Ларочкой?
И Наталия рассказала о ее смерти. Затем спросила, не мог ли Ванеев как-то спровоцировать ее смерть, давя чисто психологически на ее оставшиеся неудовлетворенными амбиции, связанные с балетом, со сценой.
— Понимаете, все завязалось на этих вот костюмах… — Она достала содержимое пакета. — Ее нашли вот в этом…
— А вы — следователь?
— Да, если угодно, могу показать удостоверение…
— Пожалуйста, не надо. Не знаю, что и сказать вам… Зачем ему было устраивать провокации?
— Но ведь зачем-то он взял эти костюмы?
Один вы видите перед собой, второй — нашли после смерти Любы Прудниковой, девушки, которая, говорят, очень любила Ванеева… Где костюм, там и труп. Осталось еще два костюма (ведь он взял в прокате четыре), значит, еще два убийства? Но кто следующий и почему у всех женщин, которые погибли при очень странных обстоятельствах, истерты ступни? Скажите мне, как специалист по танцам, сколько по времени надо протанцевать, предположим, тарантеллу, чтобы сбить себе пятки до посинения?
— Недолго, — сразу ответила Вершинина. — Хотите, я вам покажу, как ее танцуют?
И Вершинина, сняв с шеи легкий газовый шарфик, вышла на середину учительской и принялась отплясывать тарантеллу, напевая при этом себе под нос. Ее ноги, обутые в красные туфельки на шпильках, отбивали чечетку, она то кружилась на месте, то, поднимая руки вверх, прихлопывала себе в такт музыке…
Двигалась она раскованно, свободно и удивительно гармонично.
Наконец она остановилась и перевела дух.
По ее лицу струился пот, подмышки на платье потемнели, она сбросила туфли и, усевшись на диван, демонстративно подняла ноги пятками вверх, чтобы Наталия смогла увидеть их.
— Смотрите, я танцевала всего четыре минуты, я засекала время… А пятки горят, видите, красные. И руки тоже…
— Но перед кем и по какой причине Лариса могла танцевать так долго? Кто ее заставил?
— Никто. Вы просто ее не знаете. Она никогда и ничего не будет делать, если попытаться ее заставить. Она свободолюбивое существо. И тот факт, что она вышла замуж за Ванеева, ни в коей мере не опровергает это, напротив: она полюбила и бросила все ради любимого человека.
— Но почему вы так уверены?
— Да потому что она приезжала ко мне иногда, когда у Ванеева здесь были дела.
Он сам привозил ее, а забирал уже к вечеру.
Я знаю, как жила Лариса. Она была счастлива.
— Но я не верю…
— А я не верю, что ее нет… Это ужасно, то что вы мне рассказали.
Глава 12
МАЛЕНЬКИЙ МИР ДОКТОРА ОШЕРОВА
Она остановилась перед дверью своей квартиры и вдруг поняла, что боится ее открывать.
Боится застать там Логинова вместе с Соней.
Измены, которые она позволяла себе, доставляли боль теперь ей самой. Неужели она потеряет и Логинова?
И словно в подтверждение ее мыслей, открыв двери своими ключами и войдя на цыпочках в прихожую, она услышала Сонин веселый смех и даже визг, который может издавать женщина в минуты полной раскрепощенности и любовно-щенячьих игр…
Чувствуя, что от вчерашней Наталии Ореховой осталась лишь тонкая оболочка, она, прислонившись к стене, чтобы не рухнуть без чувств, вплотную приблизилась к щели, оставшейся от не до конца закрытой двери, ведущей в гостиную, и заглянула в нее… В розовом свете ночника на разложенном диване устроили возню два человеческих существа, одно из которых было Соней, а второе — явно мужского пола, но лица разобрать было невозможно…
* * *
«Я знала, что когда-нибудь мне придется за все расплачиваться: и за Ядова, и за Жестянщика, и за Ошерова… Но, Боже, как же мне больно…»
Она мчалась по шоссе прочь от города, который кишел теперь не только преступниками, но и подлецами, первыми из которых были Валентин Жуков и Игорь Логинов. Все потеряло смысл. Оставалось одно: работать и работать. И многое за этот день она уже успела сделать. Но вот стоит ли рассказывать Ведерникову с Селезневым о пункте проката и про Ванеева? Желание во всем разобраться самой взяло верх. И поэтому, когда Наталия свернула на дорогу, ведущую в Вязовку, никаких сомнений в том, что она будет хранить молчание и действовать, по возможности, в одиночку, уже не было. Она скорее вытянет все, что только можно, из них, этих, как теперь ей стало ясно, аморфных и вялых следователей или инспекторов («Какая, к черту, разница?!»), чем поделится своей информационной добычей. Да и кормить она их не будет.
