не жалею о том, что решила кусаться, вместо того, чтобы заткнуться.
Ничего все равно бы не вышло. Мы слишком разные. И он несвободен.
Привычная тоска скручивает грудь.
Дурочка.
Кто вообще влюбляется с первого взгляда?!
Ведь я именно это и сделала. Не знаю, что в нем нашла! Это… необъяснимо…
Все это к лучшему. Мне не придется страдать, как маме, потому что я тоже выброшу его из головы.
— Алло? — хрипло говорю в трубку, откопав в кармане куртки свой трезвонящий телефон.
Номер был неизвестный, но вопрос на том конце провода все равно застает меня врасплох.
— Это парикмахерская? — интересуется женский голос.
— Что? — спрашиваю настороженно.
— Куда я попала?
— В булочную, — отвечаю резко.
— Извините, — кладет трубку.
— Достали, — возвращаю телефон в карман, готовясь к тому, чтобы сойти с автобуса.
Теперь я настороженно отношусь ко всему. Даже к звонкам с неизвестных номеров.
В бухгалтерии фирмы Фроловых как обычно сосредоточенное стучание по клавишам.
Все время, пока переставляла ноги, добираясь до нее, игнорировала тот факт, что ЕГО машины на стоянке нет.
Ну, и ладно, черт возьми!
— Это вам… — останавливаюсь над столом Ирины, потроша свой пакет.
Вручаю ей оплетку для цветочного горшка, которую сделала сама.
— Это для вашего цветочка, — пытаюсь улыбаться. — Ручная работа.
Сегодня последний день моей работы. Я планирую задержаться насколько это возможно, чтобы добить этот проклятый архив и навсегда забыть о том, как пахнет вековая пыль.
— О, какая прелесть! — изумляется она, поперхнувшись своим чаем.
Рассматривает мой подарок, щупая нитки и плетение.
Она здесь далеко не “первый” человек, но она поила меня чаем и угощала конфетами. Думаю, что она это заслужила.
— Спасибо, Карина, — ее щеки слегка розовеют. — Сейчас примерю!
Расстегивая куртку, плетусь к своему столу. Пока загружается компьютер, грею дыханием замерзшие руки.
Сегодня механическая работа радует меня как никогда.
Я просто вбиваю эти чертовы буквы и цифры в таблицу, не думая.
— Двери закрывают в девять, — сообщает Ирина, надевая перед зеркалом пальто.
— Хорошо, — бормочу, посмотрев на часы.
Уже почти восемь, и кроме нас с ней здесь никого нет.
— Если захочешь подработать еще, обращайся, — говорит, довольно улыбнувшись мне напоследок.
— Спасибо…
Щуплая стопка документов на краю стола выглядит, как последний рывок, но моя скорость явно падает.
В половину девятого я не чувствую свою задницу и моргаю, когда рабочую область монитора компьютера вдруг заслоняет всплывшее окно какого-то внутреннего чата “Пряничного домика”.
Я этим чатом никогда не пользовалась и даже не знала, что он у меня есть.
“Ты собираешься сидеть здесь до утра?”, — читаю висящее на экране компьютера сообщение.
Карина
Пару раз моргнув, я кусаю губы и перечитываю сообщение опять и опять.
Ник отправителя не говорит мне ровным счетом ничего. Это просто набор случайных цифр, но сердце уже подскочило к горлу и вовсю колотится о ребра.
“Зависит от того, кто это спрашивает”, — стучу пальцами по старомодной клавиатуре выделенного мне компьютера.
В тишине опустевшей бухгалтерии эти звуки отражаются от потолка и стен и сыплются мне на голову, заставляя ерзать по стулу. Кажется, для меня весь мир вдруг резко перестал существовать.
“У тебя много вариантов?”, — получаю логичный вопрос.
Нет. У меня, черт возьми, совсем не много вариантов. Если бы их было много, меня бы не выворачивало наизнанку, как сумасшедшую.
“Чокнутый сталкер, сумасшедший маньяк, Денис Фролов…”, — решаю все же набросать вариантов и жму “энтер”.
“Последнее”, — отвечает он. — “Так что, ты собираешься здесь заночевать?”
Я сглатываю.
Черт, как же я волнуюсь!
Решаю не задавать ему дурацких вопросов, вроде “почему ты интересуешься” или “зачем тебе эта информация”. Он здесь. Возможно, за стеной. И он явно не заблудился.
“Я почти закончила”, — отвечаю на его вопрос.
“Что для тебя значит “почти”?”, — читаю на экране.
Тоскливо посмотрев на стопку оставшихся документов, печатаю:
“Это приблизительно пятнадцать минут”
“Ок”, — получаю ответ.
Чтобы вернуться к работе мне требуется титаническое усилие над собой. Буквы и цифры разбегаются из головы, особенно когда пять минут спустя он появляется в дверях кабинета.
Смотрю на него через всю комнату, сжимая бедра и почти не дыша.
На нем толстовка без капюшона и джинсы, которые сидят потрясающе на узких тренированных бедрах. Подмышкой зажата парка, лицо гладко выбрито, волосы небрежно зачесаны набок, ссадины на скуле почти не видно.
Он красивый настолько, что у меня в глазах слепит.
Линолеум скрипит под его ботинками, когда шагает ко мне, обводя помещение таким взглядом, будто видит все это впервые.
Я не спускаю с него глаз, а его глаза падают на меня.
Остановившись над моим столом, Денис изучает мое лицо, персиковый пушистый свитер, в который я одета, лежащую на груди косу, в которую я кое-как собрала свои волосы.
Смотрит в мои глаза, и я почти лишаюсь дара речи.
— Привет… — вылетает из меня.
Повернув голову, он смотрит вокруг себя и, бросив свою куртку на подоконник, отвечает:
— Привет.
После этого берет свободный стул и усаживается в двух метрах от меня. Вытянув вперед длинные ноги и забросив за голову руки, принимается молча на меня смотреть, будто пришел в кино.
Переведя глаза на монитор, пытаюсь работать, но за мной пристально и расслабленно наблюдают два голубых глаза, и это, твою мать, нервирует!
Возможно, я вбиваю в таблицы абсолютную белиберду, но меня почти не мучает совесть.
— Что с твоей машиной? — слышу и поднимаю глаза.
Черт, черт, черт!
Он такой привлекательный, что мне хочется его съесть.
Я напоминаю себе о том, что парням не нужны проблемы девушек. Этому и подавно! Но он интересуется моей машиной, потому что в тот день, когда Васька застряла у черта на куличках, я обмолвилась о том, что моя машина сломалась.
Он запомнил.
Почему бы и нет, он же не идиот.
На меня обрушивается слепая потребность высказаться, черт возьми.
— У нее что-то стучит, — снова смотрю в свой монитор.
— Где стучит? — уточняет Денис.
— Где-то справа…
Он молчит, а я не могу себя заткнуть.
— Еще, у нее шины проколоты, — впиваюсь глазами в экран. — Даже не знаю, чем можно проколоть шины? Вдруг я тоже захочу кому-нибудь их проколоть?
Я закипаю. От собственного бессилия и
