— Он мне изменяет.
— Глупости!
— Такое бывает.
— Но не с тобой.
— Нечасто, готова признать. Но не за пределами возможного.
— Скорее за пределами вероятного. Сегодня вы разговаривали?
— Он обещал позвонить и забыл.
Непохоже на Аарона, так что все это выглядело довольно скверно, но нельзя же допустить, чтобы Кэссиди сидела одна и рисовала себе картины одна мрачнее другой. По части мрачных картин специалист в нашей троице я, и конкурентов не требуется.
— Уверена, всему есть разумное объяснение — может, и правда с кем-то из студентов стряслась беда. Забыла, сколько раз мы плакались декану Самсону в жилетку — в любое время дня и ночи? — Наш спокойный, благожелательный декан шаг за шагом проходил с каждой из нас все душевные потрясения первых студенческих лет. — Ты можешь упрекнуть его в том, что в данном случае он не посчитался с твоими чувствами, но в измене — вряд ли.
— Да, я бы предпочла, чтобы это было так, — ответила Кэссиди, и печаль в ее голосе выдала: наконец-то наша подружка по-настоящему влюбилась. — Беги давай на свой завтрак. Смотри только, чтобы папарацци тебя с полным ртом не застукали.
— Не будет там никаких папарацци.
— Будут-будут. Позвони мне потом. — Я расслышала негромкий смешок и обрадовалась: пусть уж лучше смеется надо мной, чем вовсе разучится смеяться. Хотя, по правде говоря, что она тут нашла смешного, этого я понять не могла.
Никак не могла понять, пока такси не притормозило у входа в «Ле Паркер Меридиен», и я, к своему ужасу, разглядела с полдюжины человек в дверях — отнюдь не проголодавшихся завсегдатаев, но фотографов! Странное совпадение, подумала я, вылезая из такси. И тут они бросились наперехват и принялись щелкать, не подпуская меня к входу.
Терпеть не могу фотографироваться — вам бы тоже не понравилось, будь у вас злосчастная привычка щуриться и открывать рот как раз в тот момент, когда «птичка вылетает». В моих девичьих мечтах напрочь отсутствовал церемониальный проход по красной ковровой дорожке под вспышки фотокамер, и пройти мимо этих придурков для меня было все равно что пройти сквозь строй. Сделать лицо как у Гвинет Пэлтроу — вежливая улыбка на губах, взгляд устремлен в пространство? Но едва я ступила два шага, как до меня дошло, как же все это глупо, и я резко остановилась, сбив на три секунды с толку моих самозваных приятелей — они даже щелкать перестали.
— Зря вы это, — спокойно сказала я (попробуем для начала взять их любезностью). — На фига вам мои снимки?
— Не стоит грозить нам, крошка, — крикнул мне крепкий бородатый парень в жилетке военного образца. «Год опасной жизни»[17], просмотренный в восприимчивом подростковом возрасте, — и вот результат.
— Не смейте называть меня крошкой. — Я все еще пыталась соблюдать вежливость, честное слово. — И хватит меня снимать: не знаю, за кого вы меня принимаете, но я — не она.
— Ты — новая крошка Джордана Кроули. — Бородатый с садистским удовольствием повторил обижавшую меня «крошку».
— Нет, Адама, — возразила высокая тощая тетка с прямыми волосами до талии.
— Оба ошиблись, — заявила я твердо. — Спасибо за внимание.
Я развернулась к ним спиной и в течение двух секунд и одного шага к дверям наслаждалась сознанием, что сумела разумно и достойно разгрести неприятную ситуацию. На третьей секунде кто-то подошел ко мне сзади и облапил. Камеры застрекотали как исступленные. Еще бы: на мои плечи опустилась рука Джордана Кроули.
— Достают тебя, крошка? — ласково осведомился Джордан.
— Эй, Джордан! — завопили со всех сторон.
Джордан приподнял руку, попросил всех заткнуться:
— Не могли бы оставить нас в покое? Леди пришла по делу.
Холодная волна паники в животе. Ой нет, Джордан, только не это…
— Она выяснит, кто убил Рассела Эллиота, — возвестил Джордан, и фотоаппараты чуть не взорвались в руках корреспондентов. — И заранее могу сказать: преступник — тот же самый человек, который убил моего отца.
Изредка мне изменяет дар речи. Терпеть этого не могу, вроде как остаешься совершенно беспомощной, а если еще и на глазах абсолютно незнакомых людей… Но от наглости Джордана я буквально онемела и не сразу нашлась с ответом.
— Нет, ну такая подлость! — рявкнула я, выныривая из-под его лапищи. И то пришлось подождать, пока мы отойдем от фотографов. Лично мне драматические сцены ни к чему.
— Чего-то я не понял. — Джордан без смущения уставился мне прямо в лицо. Он не отводил взгляд, на голубом глазу (ох ты, плохой каламбур) доказывая свою искренность. Наконец отвернулся: подозвал официантку и сообщил, что мы завтракаем с Оливией. Девушка повела нас в глубь зала.
Джордан двинулся за официанткой, мне ничего не оставалась, как идти за ним вслед. Пока шла, прикидывала, как ему, дураку, объяснить, чем я недовольна. Люди за столиками оглядывались, узнавали Джордана, кое у кого расширялись в изумлении глаза или приподнимались брови, но это не папарацци — с безумными воплями к нам никто не бросался. И на том спасибо.
Нагнав Джордана, я тихо сказала ему:
— Вы так легко во всеуслышанье рассуждаете о смерти двух самых близких вам людей — и не понимаете, почему это противно?
— Я стараюсь быть во всем честным. Обоих убил один и тот же человек. Почему это следует замалчивать — теперь, когда Оливия наняла вас для расследования?
Мы как раз подошли к столику, официантка тут же растворилась в воздухе — побежала звонить кому-то по сотовому? Оливия поднялась нам навстречу, дрожащими пальцами смяла салфетку.
— Джордан? — Она с упреком посмотрела на меня, я выразительно покачала головой — мол, я тут ни при чем. — Ты что тут делаешь?
— Мама сказала, что ты завтракаешь с Молли, и я подумал, что мне стоит к вам присоединиться. Вчера вечером не удалось поговорить с ней. — Джордан прочно уселся и раскрыл меню. Ему наплевать, что мы с Оливией остались стоять, что Оливия готова силой воли перебросить его миль за пять от ресторана.
— Молли пришла поговорить со мной. — Салфетка того и гляди порвется в ее не знающих покоя руках.
— А папарацци кто навел? Джордан или его мамочка? — поинтересовалась я.
Джордан и ухом не повел. Зато Оливия как глянула в сторону двери, так залилась краской и тяжело рухнула на стул. Жестом она попросила меня сесть, подалась вперед и прошипела прямо в лицо Джордану:
— Тебе обязательно во все влезть?
— Полно, Оливия, — снисходительно отвечал он. — Просто до сих пор я думал, только мне одному кажется подозрительным то, что стряслось с твоим отцом. Я на вашей стороне, девочки.
