Джинни смотрела во все глаза, а в голове возникали сюжеты. Серебряная нить хороша будет для окантовки силуэта зайца или оленя, а золотая для рыси и даже — слона!
— Вот это — прицельная планка. Думаю, тебе не надо объяснять, как целится стрелок.
— Да, я не раз ходила с отцом на охоту. А с Генри Мизерби в тир. Это было в Лондоне, мы тогда поехали в компании прогуляться и решили пострелять. И знаете, Лиз, я стреляла довольно метко.
— Ага, стало быть, ты знаешь, что на конце ствола есть мушка, которую надо совместить с целью и с прорезью на прицельной планке.
— Лиз, а вы сами-то умеете стрелять?
— Ну, можно сказать, да. В молодости я ходила в тир и даже на охоту, с первым мужем. — Она вздохнула. — Но потом жизнь сложилась так, что удалось заняться вот этим искусством. Мой второй муж был знаменитый мастер-оружейник. Он обнаружил у меня талант. Для нашей работы нужно терпение и аккуратность. Знаешь, некоторым лень заточить инструмент лишний раз. И вся работа идет насмарку.
Джинни кивала, наблюдая, как Лиз готовит поверхность металла к работе. Она уже отполировала стальную поверхность до чистоты и тонкой кисточкой нанесла слой клеевых белил. Твердым, остро отточенным карандашом она переносила узор с эскиза на изделие. Затем принялась осторожно обкалывать рисунок легкими ударами граверного молоточка по кернер-игле.
— Чем острее вот эта игла и мельче точки, тем изящнее получится насечка. Когда я обколю весь контур рисунка, смою краску, мы просушим то, что сделали.
Тонкие пальцы Лиз двигались быстро и точно. В который раз Джинни удивилась — какая нежная кожа у нее на руках. Обычно у художников она грубая от соприкосновения с красками, растворителями.
— Лиз, можно вопрос не по теме?
Не поднимая голову от работы, Лиз ответила:
— Да, конечно.
— Как можно сохранить такую кожу?
— Ты о какой коже, девочка?
— Я о ваших руках.
— А, это старинный рецепт моей бабушки. Хочешь его узнать? Только не смейся. Он очень простой.
— Ну, какой же?
— Всегда досуха вытирать руки. Никогда не сушить их на воздухе.
Джинни разочарованно хмыкнула.
— Не может быть...
— А знаешь, как это трудно? Попробуй последить за собой, тогда поймешь.
— И никаких кремов?
— Нет, почему, но они одни не дали бы такого эффекта. Уверяю тебя. Опыт, милая, опыт.
Джинни наблюдала, как Лиз взяла в руки острое трехгранное зубильце с отполированными до зеркального блеска гранями и поставила его под углом к поверхности стали. Легким ударами молоточка по зубильцу она нанесла по рисунку тонкую линию.
— Видишь? Чем тоньше, тем лучше: золотая нить орнамента прочнее сцепится с поверхностью металла. Теперь мы выгнем из проволочки узор по контуру насеченной поверхности...
Джинни внимательно следила за магическими действиями Лиз. Замечательная работа!
— Лиз, что вам больше всего нравится в вашем деле?
— Восторженные глаза мужчин, которые смотрят на результат моей работы. Знаешь, когда я была молодой, они смотрели на меня такими глазами. А теперь — на мои орнаменты. — Она засмеялась. — Это шутка, Джинни. На самом деле я люблю весь путь — от замысла, рожденного в уме, до результата — украшенного оружия.
— Я в восторге от вашего «Золотого слона»...
— О, я получила за него приз на выставке. — Лиз поправила красную кепочку, в которой обычно работала. — Я благодарна тебе за то, что ты вставила то ружье в свою книгу. Ну а теперь берись-ка за работу. Вот тебе золото, вот тебе серебро...
— Мам, а когда ты была мною беременна, ты случайно не проводила слишком много времени в компании индейцев? — со смехом спросила Джинни, приехав на выходные домой. — Представляешь, Лиз Хемлин поинтересовалась, нет ли во мне индейской крови. Но поскольку я точно знаю, что нет, то, может быть, имеет смысл поискать причину в окружающей обстановке? Ведь чем-то это можно объяснить?
Джинни говорила и не смотрела на мать, разбирая папку с рисунками. Она не видела, что руки Марсии слегка задрожали.
— А почему Лиз спросила тебя об этом?
— Да вот из-за этого рисунка.
Джинни вынула лист, на котором был изображен парящий орел.
Марсия внимательно посмотрела на рисунок. Несомненно, это священная птица шаста... А вслух сказала:
— Думаю, наша земля дает тебе такие сюжеты.
— Я тоже так думаю.
— Да, кстати, Лиз довольна тобой? — спросила мать, желая увести разговор подальше от опасной темы.
— Конечно, — самоуверенно ответила Джинни.
— Она берет с тебя деньги за уроки?
— Нет. Она благодарна мне за славу. Теперь, благодаря моей книге, про нее узнают везде. Я думаю, Генри Мизерби заинтересуется ее работами. А у него большая оружейная фирма. Заказ от него был бы большой честью для Лиз. Да и для любого, кто занимается этим искусством.
— А не сделает ли он заказ тебе, девочка?
— Надеюсь. Но я жду от него другого предложения. — Она засмеялась.
— Джинн, неужели ты до сих пор хочешь выйти за него замуж?
— Да, мама. Несмотря на то, что он сейчас... женат.
Мать покачала головой. Нет, ее родное дитя не могло бы так сказать.
Глава десятая
Вкус поцелуя
Это был настоящий успех. Парижские газеты пестрели фотографиями Леди Либерти, рядом с которой был снят Майкл Фадден. Он казался невероятно счастливым рядом со своей огромной женщиной. Журналисты ехидничали: «Майклу мало наслаждаться женой-королевой, он воспроизвел ее в гигантских размерах и оплодотворил семенем искусства...»
Карен хохотала.
— Подумать только, они считают, что это я!
Майкл пожимал плечами.
— Дорогуша, им виднее...
Свою победу, свой триумф Майклу Фаддену хотелось бы продлить до бесконечности, но время выставки было ограничено контрактом. Три недели истекли, и местные власти любезно предложили продлить выставку: туристский сезон, Париж заполнен народом.
— Нет, — неожиданно для всех отказался Майкл. — Моя женщина должна прожить ровно столько, сколько я отвел ей времени. Она уезжает из Парижа в Лондон. Ее там ждут.
«Скучные англичане поимеют большую американскую женщину!» — ерничала бульварная французская газетенка.
Карен ухмылялась. А Майкл разозлился.
— Эти французы невыносимы. Они все видят ниже талии.
— Майкл, но ведь ты почему-то решил сделать выставку в женщине, а не в мужчине.
— Да потому что Статуя Свободы — женщина! — начал заводиться он. — Не моя идея сделать тетку символом Америки!
— Но наверняка какого-нибудь мужчины. Прости мое невежество, но...
— Ты, стопроцентная американка, не знаешь, кто все это придумал?
