его бойцовые сперматозоиды достигнут цели. Тогда у меня появится и смысл в жизни и стимул ее менять.
До душа мы добрались много позже и там, стоя с ним под теплыми струями воды, я впервые коснулась его лица, разглядывая его и очерчивая пальцами под стекающими ручейками.
Я его и била, и царапала, и кусала, и гладила повсюду, кроме лица, но сейчас мне было необходимо как воздух вот это простое прикосновение. Медведь терпеливо ждал, пока я изучала черты его лица, молча глядя на меня, лишь иногда моргая, сгоняя капли воды с ресниц. И я молчала, сказать мне ему нечего, то есть, чтобы я ни сказала, это никак не повлияет на его отъезд.
– Kak ti zhila bez menya? – пробормотал что-то Медведь.
– Переведи, – вцепилась я в его плечи, измучившись гадать, что он все время говорит.
Илья только улыбнулся, наклоняясь надо мной и загораживая собой не только потоки воды, но и освещение. Мой громадный русский сувенир. Жаль, что не удалось приковать его надежнее.
Уставшие и расслабленные, мы лежали на моей маленькой кровати, которую Медведь обозвал «лежанка хоббита», тесно прижавшись друг к другу.
– Я тоже фанател от «Мьюз», – признался Сладкий, рисуя что-то на мне пальцами.
– Архитектор-градостроитель, – утолила и я его любопытство.
Медведь аж на локте приподнялся, глядя на меня, будто ждал со мной встречи давно и я нужный ему специалист. Может, дом собрался строить?
– Только… я не работала по специальности никогда, – поспешила сознаться и сменить тему, пока не спросил мое портфолио. – Какая у тебя была любимая песня?
– «Time is running out», – окончательно сразил меня Илья. – Мама гоняла меня полотенцем, когда я забирался на кухонный уголок и, ставя ногу на стол, играл на воображаемой гитаре и горланил на весь дом.
Мама! Боже мой, только сейчас до меня дошло, что его родители с ума сходят из-за меня. У них сердце кровью обливалось все это время, пока я держала его взаперти. Я чудовище!
От мыслей о его близких, которые места себе не находят так же, как и я все шесть лет, рыдания вырвались из груди неожиданно и так громко, что я от стыда закрыла лицо ладонями и отвернулась, утыкаясь лицом в подушку.
Я так давно запрещала себе плакать, что вырвавшиеся слезы хлынули из глаз, словно прорвало плотину.
Илья не дергал меня, не спрашивал, почему я рыдаю, содрогаясь под его теплыми ладонями, успокаивающе поглаживающими спину. Дождался, когда я перестану дрожать, и обнял так же молча. Настоящая мечта каждой женщины – спрятаться от всех невзгод в сильных и надежных руках мужчины, укутаться его теплом и довериться ему полностью.
– Расскажи мне все, Лин, – обдало теплым воздухом мой висок. – Куда он уехал, что говорил, все, что вспомнишь.
И я рассказала. Все. От того момента, как папа улетел в Москву, как много времени и средств я потратила на поиски, где он там жил, пока не пропал. Обзвонила и объехала все отели, гостиницы и даже хостелы с переводчиком. Пыталась подкупить полицию, нанимала частных сыщиков. Искала сама.
Он слушал молча, никак меня не поддерживая и не подбадривая, но у меня было ощущение освобождения, словно навалившиеся за эти годы камни исчезают и с каждым словом становится легче.
– То есть он не поселился в гостинице, но некоторое время его телефон был еще в сети? – уточнил Сладкий.
– Последний раз я с ним поговорила, когда он прилетел, но телефон из сети вышел через семьдесят три часа после этого и с него были звонки еще кому-то.
Илья все выпытывал у меня подробности, а я все больше убеждалась, что он не знает, где мой отец, и в той канаве оказался случайно. Происки судьбы, не иначе.
– Шерше ля фам! – с улыбкой заключил Илья, расспросив меня и о личной жизни папы.
Я, безусловно, догадывалась, что в то время, когда папа пропал, в свои сорок пять, он имел связи с женщинами, но постоянной у него не было, это точно.
– Последнее время он изучал период царствования Петра Первого, а точнее – загадку переноса столицы из Москвы в Санкт-Петербург.
– А что в этом загадочного? – кружа своими неугомонными пальцами по моим бедрам, спросил Сладкий. – Построил город на болотах да переехал.
Его желание постоянно меня трогать к серьезным разговорам не располагало, но я не хотела, чтобы он прекращал, пряча глубоко в душе эти минуты и ощущения.
– Да… многое. Начиная с того, что совсем не на болотах. На тот момент там были и фортификационные сооружения, населенные пункты шведов. Территория просто на отшибе. Столицу Петр перевез, когда Санкт-Петербургу было всего восемь лет, и более того, тогда эта земля еще не была признана Российской.
– Ну, у нас всегда так. Бумажки опосля, – спорил со мной Илья.
– Да? А как объяснить, что он перевез столицу в разгар Северной войны со шведами? Ни дорог еще толком не было, ни флота, о котором грезил ваш Петр. То есть вывез из Москвы, из города в несколько колец обороны, с налаженными поставками, на территорию, легко доступную для нападения? У папы были, как он говорил, сенсационные выводы, но нужны были какие-то доказательства, поэтому он уехал в Москву.
– Вот ведь прохвост, – закинув руки за голову, рассмеялся Илья, скорее всего, сопоставив то, что знаю я, со своими фактами о папе.
До рассвета оставалась пара часов, а мы все разговаривали, спорили, и я незаметно для себя разболтала все не только о папе, но и о себе. Благо хватило ума остановиться и не рассказать, почему Стив сказал обо мне «никчемная» и «ненужная».
Громкий звонок в дверь напугал меня не только потому, что сюда давно никто не приходит, а потому, что я сразу решила, что это Стив, и, возможно, не один.
– Это ко мне, – натягивая брюки, по-солдатски подскочил Илья и вышел, расправив свои плечи вместе с крыльями татуировки.
Стоя у приоткрытой двери в спальню, я прислушивалась к разговору Ильи с приехавшим к нему мужчиной. Задаваться вопросами, каким образом и когда Сладкий успел сообщить кому-то свое местонахождение, я не стала. Тягаться с его способностями мне точно не по плечу. Говорили они тихо и у входной двери, но я услышала, что Илья улетает из аэропорта Шарль-де-Голль, что рядом с Парижем, через шесть часов.
– Лин… – застукал меня Илья у двери. – Оденься, у нас гость!
Возмущенно отпихивая меня от двери, Сладкий командовал, как у себя дома, при этом не забыв облапить меня и шлепнуть по голому заду, напевая
