Я в шоке. Взрослый парень тащит беременную тётку в магазин в Новый год, чтобы купить банку горошка. Тем не менее, я понимаю, что спорить с ним — себе дороже. Кирилл — типичный телец. Упёртый, идущий до конца. И если в его прекрасную голову уже взбрела какая-то офигенная цель, то он лоб расшибёт, но добьётся её исполнения.
В этом я смогла убедиться ещё с первого дня нашего знакомства. Хмыкаю, а от мыслей меня отрывает звонок на телефоне Кира.
— Алло… Да, пап, привет… — Кир бросает на меня быстрый взгляд, отвечая на звонок. — Да ничего, сейчас в магаз собираюсь… В офис?.. До следующего года не терпит? — хмыкает Кир. — Ладно, заеду. В какой, говоришь, папке лежит?.. Да, захвачу. Отбой, — парень кладёт трубку и поворачивается ко мне. — Алис, проедем через папин офис, ладно? Он просит какую-то папку забрать, ему завтра отвезти.
Киваю и сажусь в машину. Мы едем, и я с удовольствием отмечаю, как на город постепенно опускаются сумерки и вдоль дороги зажигаются гирлянды, предвещая наступление незабываемой ночи.
— Подожди, ладно? Я быстро, — Кир выскакивает из машины и бежит в офис.
Буквально через пару минут парень возвращается, а я, задумчиво глядя на здание, верхушка которого теряется где-то в облаках, с укором замечаю:
— Ай-яй-яй, Кирюша-забывуша, — смеюсь и показываю пальцем на окна. — Кто-то забыл выключить свет.
— Фак! — ругается Кир, но заводит машину. — Ай, пофиг. Не хочу возвращаться.
Я удивлённо смотрю на него:
— Кир, ты серьёзно? То есть, свет, по-твоему, всю ночь так будет гореть?
Внезапно Кир раздражается:
— Да! — выпаливает он нервно и громко. — Значит, он будет гореть всю ночь. Хочешь — иди, выключи.
— Офигеть… — бормочу я, выхожу из машины и направляюсь к офису. Поднимаюсь на лифте на нужный этаж и захожу внутрь. Замечаю, что в кабинете Пушкина горит не только свет, но и включен компьютер. Подхожу к столу, и вдруг из соседнего кабинета появляется… Пушкин.
— Алиса?
— Саша?
Мы с удивлением смотрим друг на друга.
— Ты почему не у Орловых? — одновременно выпаливаем эту фразу, а в следующую секунду слышим поворот ключа в замочной скважине.
Глава 37
Мы с Пушкиным стоим и растерянно смотрим друг на друга, а в следующее мгновение за дверью раздаётся насмешливый голос Кира:
— Уважаемые дамы и господа, минуточку внимания! Вы оказались здесь лишь по одной простой причине: вам крайне не повезло с компанией на новый год. Ты, пап, — Кир обращается к отцу, а Пушкин кидает гневный взгляд на дверь, сжимая кулаки, — был уверен, что Алиса поехала к Орловым, поэтому решил встречать Новый год в обнимку со своей любимой работой. А ты, Алис, — я, как кукла, растерянно хлопаю глазами, — тоже думала, что папа у Орловых и не поехала туда, понадеявшись, что я составлю тебе компанию. Но нет! — парень хохочет. — У меня есть Ляля, с которой я намереваюсь провести эту ночь. А не с вами, ребята. Поэтому придётся вам довольствоваться компанией друг друга.
Я растерянно смотрю на Пушкина, пытаясь понять, был ли он в курсе “гениального” плана Кира. Но Саша вдруг срывается с места, бежит к двери и со всей дури бьёт по ней кулаком:
— Кир, ты вообще придурок, что ли?! — Пушкин орёт на весь офис. — Ты понимаешь, что Алиса беременна?! Открывай немедленно!
— Не надо так кричать отец, — Кир говорит с укором, словно бы делает замечание. — Во-первых, Алиса чувствует себя хорошо. Алис, правда же? — Кир задаёт вопрос, а я тупо киваю, хотя парень, разумеется, этого не видит. — Во-вторых, мы с Орловыми будем недалеко и, если что, звоните. Хотя, надеюсь, связь вам не понадобится, — хихикает парень. — А, в-третьих, отец, в холодильнике у секретаря лежит полный набор продуктов для встречи нового года. Там даже “горячее” есть, в микроволновку закинете. Ну, всё! — Кир выдыхает. — ЦУ раздал, счастливого Нового года! Алиса, папа, я вас люблю. Встретимся в новом году.
Слышим, как под громкий хохот Кир спускается по лестнице. Бросаю взгляд на Пушкина и по его сжатым до побелевших костяшек кулакам понимаю, что он в ярости.
А я…
А я, видя Пушкина даже таким, — злым, рассерженным — понимаю, как сильно по нему соскучилась. Всё сразу становится как будто бы таким мелочным и не нужным. Все эти ссоры, обиды, недопонимания. Медленно опускаюсь на мягкий, белоснежный диванчик, роняя по щекам такие счастливые слёзы.
— Алиса, что?! Плохо?! — встревоженный Пушкин моментально оказывается у моих ног, со страхом заглядывая в глаза. — Лисёныш, дыши, всё хорошо, слышишь?! Я выломаю дверь… сейчас… — он нервно оглядывается по сторонам в поиске подручного инструмента, но я перехватываю его ладони, заставляя посмотреть на себя.
— Пушкин… — всхлипываю. — Какие же мы… дураки.
Реву, сползая на пол, прямо в объятия Саши. Пушкин тут же прижимает меня к себе. Крепко, надёжно. Я в шубе и мне становится жарко от наших объятий, но я так боюсь пошевелиться, чтобы не нарушить эту призрачную, невесомую идиллию.
Да, наверное, я растеряла всю свою гордость. Да, я вновь решила быть слабой, и, кто знает, пожалею ли я об этом когда-нибудь или нет.
Но я просто отчаянно хочу быть счастливой. Вот сейчас. В эту самую секунду. Я просто хочу, чтобы меня любили. Такое вот несложное и вполне себе исполнимое желание.
Дедушка Мороз! Ты такой мудрый и сильный. И всё можешь. Пожалуйста, сделай так, чтобы меня любили. Ты помнишь, я редко у тебя просила подарки, даже когда была маленькая. А сейчас прошу. Я сейчас зажмурюсь и загадаю. А когда открою глаза, ты уже исполнишь мою мечту, ладно?
Я же хорошо себя вела в этом году. И тридцать лет подряд.
— Алиса, я… Я не могу без тебя, — Саша одной рукой прижимает меня к себе, а другой зарывается в мои волосы, а я крепко обнимаю его за шею, боясь отпустить. — Совсем не могу. Просыпаюсь с одной мыслью: как бы поскорее тебя увидеть. Понимал, что мучаю. Тебя и себя. А всё равно так хотел увидеть. Хотя бы издалека, — я замираю, чувствуя, как на моих щеках переплетаются слёзы Пушкина и мои. — Прости меня, любимая. Умоляю, прости. Я всю жизнь буду доказывать тебе и нашему ребёнку, что могу быть хорошим мужем и отцом. Но я не смогу без вас. Погибну, — Саша дышит тяжело и часто. — Люблю тебя. Больше всего на свете.
Дышу им. Своим мужчиной. Глубоко, жадно. Надышаться не могу. Провожу губами по его влажной от слёз щеке:
— Я тоже тебя люблю, Саша. Безумно, — чувствую, что мужчина словно бы замирает. — Мне так плохо без тебя. Ты, конечно, тот ещё говнюк, Пушкин, — тихо хихикаю. — Но мой говнюк. И я тебя никому не отдам.
— Это я тебя не отдам, — грозно говорит Саша. — Запру в доме. Привяжу к кровати. Навсегда.
Я чуть отстраняюсь и с улыбкой смотрю в любимые, карие глаза. Пушкин жадно скользит взглядом по мне, берёт мою ладонь и, прикрыв веки, подносит к губам, целуя каждый пальчик. А мне уже так этого мало. Наклоняюсь и прижимаюсь к губам. Остро, горячо, без тормозов.
Пушкин рычит и усилием воли остраняется:
— Лисёныш… — вопросительно смотрит. — Нельзя же?
— Всё мне можно, Пушкин, — усмехаюсь, сбрасывая с плеч шубу. — Или ты разучился?
Пушкин рвано выдыхает.
- “Запрещено цензурой” тебе, Лисёныш, — хрипит Саша и, подхватывая меня на руки, несёт на диван.
Дорогой Дедушка Мороз!
Теперь я точно знаю, где прячется счастье.
Счастье прячется под пледом на уютном, тёплом диванчике, когда всё тело тянет, как после марафона, а шея покрыта бесстыдными пятнами, которые ещё долго придётся прятать под шарфом.
Счастье прячется в подарках под ёлкой от самых близких и родных людей.
Счастье прячется в сверкающих глазах Кира и в лукавой улыбке Саши, когда они оба, с теплотой и любовью, смотрят на меня.
Счастье прячется в огромном воздушном шаре, которым уже всем не терпится лопнуть. Оно прячется даже в споре двух коалиций: кого же мы больше хотим — мальчика или девочку. Причём коалиции образовались весьма неожиданные: мы с Киром — за мальчика и Саша с Катей — за девочку. Как подметил Пушкин “мальчик у меня уже есть и весьма посредственный”, за что и получил от “посредственного” мальчика в бок.
