— А Образцов мог бы тихо фапать на твой светлый образ, да? — спрашивает он, спустя время.
Я перестаю всхлипывать к этому времени,прижимаясь носом к его плечу. Несмотря на произошедшее и слезы мне спокойно сейчас из-за пустоты внутри. Кажется, что я высказала все, не отделяя одного от другого.
— Да, — отвечаю ему в плечо, мечтая, чтобы это состояние и момент длился вечность.
— Ты правда поехала бы спасать ее вместе со мной?
— Наверное, — отвечаю я, отстраняясь.
Мечты мечтами, а надо бы идти домой и сделать что-то с лицом.
— Вернулся, чтобы сказать тебе кое-что.
Ты не открыла. Я ещё посидел на крыльце в надежде, что откроешь, а потом пошел к дому, услышал крики придурка и двинул к вам. Не ошибся.
Он идёт вместе со мной к дому, объясняя и избегая слов "ты ещё считаешь, что ты права в своем нежелании мстить кому бы то ни было".
Я уверена в своей правоте на пятьдесят процентов, но я знаю, что скажет Пашка заткнись я о том, что людям нужно давать второй шанс.
— Бери все, что считаешь необходимым и пошли ко мне. Я не оставлю тебя здесь. Этот урод может вернуться в любое время.
— Считаешь?..
Вместо ответа Буров награждает меня красноречивым взглядом.
— По уму, нам надо бы пойти в полицию. Ты ведь не пойдёшь?
Я не отвечаю, выкладывая необходимые вещи.
Пошла бы к блюстителям правопорядка, но... Тогда мне нужно забыть о планах на завтра. Я не встану, а если и так, то усну прямо на храмовой циновке.
Глава 16
Глава 16
— Вид у тебя, как у меня в лучшие времена — говорит Пашка, убирая ватку с перекисью о моего лица.
Взгляд у него серьезный, несмотря на сказанное.
— А сейчас? Какие у тебя времена?
Я спрашиваю, сидя на бортике ванной.
В моем домике не оказалось ничего подобного.
Мой отдых исключил все привычные для меня вещи.
— Я на пенсии и отошёл от мрачных дел, — отвечает Пашка, прижимая ко мне мешочек со льдом. — Хочешь наберу тебе ванну?
Качаю подбородком. Хочу спать и ничего больше. Этот день закончится порцией сна.
— Нет.
— Чай с ромашкой? — спрашивает он, а получив ответ продолжает. — Могу принести бокал вина.
Буров возникает на пороге моей спальни и сыпет предложениями, когда я уже переодевшаяся сижу на краю кровати.
— Не надо, — говорю я, опуская взгляд на него. — Достаточно воды на сегодня.
Он присаживается рядом и молчит, разглядывая меня.
— Тогда у меня остался лишь один способ успокоить и уложить спать.
— Обнимашки? — уточняю я, укладываясь и сминая под собой подушку.
— Тогда два, — шутит он с самым серьезным выражением лица.
Я хмыкаю, отмечая за собой состояние, которое редко, но посещает меня и раздражает безмерно. Хотя, "раздражает" — это не то слово. Оно беспокоит меня тем, что при всей вымотанности я не могу уснуть и промучаюсь так до самого утра.
— Соглашусь, но с одним условием, — говорю я, вспоминая его прошлые слова.
Он скучал по мне и потому крутится возле меня. Как ребенок, которому принесли щенка и, который не может сомкнуть глаз, потому что не может насмотреться на него.
— Что я не стану склонять тебя к сексу? — предполагает Буров, убирая волосы с моего лица.
Я знаю что он не станет делать этого даже не потому что мое лицо разукрашено синяками. Пашка пойдет на близость только, если я сама проявлю инициативу. Так уж повелось в наших отношениях ещё со времён наших отношений.
— Почти.
— Окей. Только проведаю Софью. Дождешься меня?
— У тебя есть время до приезда "Ночного рыцаря".
Я жду Бурова. Уснуть не получается и я очень надеюсь, что его объятия помогут мне в этом. О храме придется забыть. Точно.
— Не спишь? — шепчет Буров, останавливаясь рядом сквозь продолжительное время.
Я придумала уже, что он не придет, отправившись мстить инструктору.
— Кажется, что и не усну. Что Софья?
— Вошкается. Нянька говорит о том, что это зубы. Разве они вылезают так рано?
Я задумываюсь и дёргаю плечом.
— По-моему они могут прорезаться, как угодно рано. Говорят, что есть такие младенцы, которые рождаются зубастыми.
— Походит на сюжет из фильма ужасов, — откликается Буров, укладываясь рядом.
— Если только слышать и не видеть, а ещё обладать воображением то да, — откликаюсь я, едва ли не замурчала от удовольствия.
Пашка запустил пальцы мне в волосы, принявшись копаться в них. Это ужасно приятно и расслабляет. Он не забыл этого.
— Что это было за условие моего пребывания в твоей кровати? Ты так и не сказала.
— Надо было не ходить передо мной голым.
Буров тихо смеётся.
— Я почти угадал. Всё-таки я волную тебя, Ветрова. Да?
Я отвечаю, но не сразу.
— Ты прекрасно знаешь, что да. Но ведь дело не в этом, понимаешь?
— Скажешь мне? — осведомляется он, целуя мое плечо.
Я собираюсь с духом. Это не просто. Его ответы прояснят реальность и уже некуда будет сбежать от них.
— Если мы сойдёмся, ты готов к тому, что я периодически стану вспоминать твой поступок, обсуждать и пытаться вызнать подробности?
Такие вещи не проходят бесследно.
— Если речь не идёт о плане, а необходимостью выговориться то да.
Он не идеальный. Я знаю его. Но в этих изменениях нет загадки.
— Ты все ещё общаешься с психологом?
— Да. Созванивался на днях, чтобы понять почему нельзя сказать сразу, чтобы я пошел лесом.
Пожалуй, я хочу познакомиться с этим специалистом. Эта тетка уже бесит меня. Какого черта она такая умная?
С этими мыслями я всё-таки засыпаю, сквозь сон улыбаясь тому, как шумно вздыхает Пашка, гладя меня по бедру, животу и сжимая грудь, а утром я понимаю что пропала всё на свете и вдобавок ко всему сплю одна под яркий свет солнца и плачь ребёнка.
— Можно я подержу ее? — спрашиваю я у женщины, которая, словно не замечая ушераздирающих звуков, копается у малышки во рту.
— Говорят, что надо сделать кусь? — спрашиваю я, прижимая к себе кудряшку с мокрыми от слез глазами. — А как делать кусь, если больно, правда?
Я говорю с маленькой куколкой, вновь ощутив это непередаваемое очарование ребёнком. Не могу описать, что происходит со мной, когда я держу на руках малышку. Наверное, тоже самое происходит и с ней, потому что она замолкает, когда я вытираю ее мокрые щеки.
— А где твой папа? — спрашиваю я, обрисовывая ее раскрасневшиеся губы с вздернутой верхней губкой. — Хочешь пойдем искупаемся?
Я бы с удовольствием поплавала с девочкой, но в другой раз, когда спадет температура. Я спрашиваю у няньки, что сделали, чтобы сбить температуру. С ней я общаюсь на одном языке, а с Софийкой на русском.
— Скоро приедет врач и пропишем тебе панадол или аспирин в нужной тебе дозировке. Твой папка боится или, совсем не понимает...
— Я могу достать местное снадобье, — вмешивается сурового вида нянька.
Я слушаю женщину, которая расхваливает продукт местной нетрадиционной медицины.
— Принесите, пожалуйста.
Надо, чтобы был выбор для борьбы с хворью. Аллергия может обнаружиться на все, что угодно. На лекарства или на травы.
— Где пропадает твой папка? Поищем его? Где он пропадает? Неужели отправился чистить морду горе-инструктору? Ты знаешь эту историю? Я расскажу тебе ее. Ой!
Возглас вырывается из меня как раз в тот момент, когда я приближаюсь к комнате из которой слышится голос Бурова и ещё кого-то. Он кажется мне знакомым и я не ошибаюсь в этом ощущении.
— Кусь-кусь? — говорю я, опустив глаза на девочку.
Она жмакает мою фалангу, вгрызаясь в нее, что есть силы.
— Сразу видно, что ты Бурова, — оттирая палец от влаги о собственную рубашку. — Хватка у тебя, что надо.
— Почему бы тебе не спросить у Смородиной? Ты же не думаешь что она оказалась там случайно? Не случайно.
Все в комнате понимаю это.
— Не хочу, не могу, не стану — отвечает Пашка, поднимая взгляд от смартфона на нас. — Это принципиальный момент.
