когда думаешь обо мне?
Меня охватило смущение. До этого мы с Джексоном никогда не говорили о таких вещах.
— Ну-у…
Он рассмеялся.
— Не нужно смущаться. Мы же знакомы целую жизнь.
— Поэтому я и смущаюсь. — Для подростков нашего возраста, особенно если это мальчик и девочка, непривычно так открыто говорить о подобных вещах. Мы вместе познавали себя. В нашей жизни не было взрослых, которые могли бы помочь нам в этом. Мы с Джексом растили и воспитывали друг друга.
Дело было не в том, что он делал или, о чем спрашивал. А в том, что он мог спокойно сказать об этом мне, человеку, о котором он фантазировал, и при этом знать, что все будет в порядке, что я пойму его. Осознав это, я полюбила его еще больше.
— Я просто надеюсь, что ты думаешь обо мне. Я очень скучаю по тебе, вот и все, — сказал он.
— Да я только о тебе и думаю круглые сутки, дурашка.
— Ха! Вот это моя девочка. Так что, завтра в новую школу, верно?
— Ага.
— Круто. Пожалуйста, держись от всяких Хантеров Пылесосов подальше.
— Я позвоню тебе завтра.
— Хорошо.
Прошло несколько секунд тишины, пока я не прошептала:
— Спокойной ночи.
— Сладких снов, Эм.
Мы разъединились. Я уснула со сложенными на животе руками, представляя, что лежу рядом с Джексоном, и это его руки обнимают меня.
На следующее утро меня разбудил запах французских тостов и бекона. Еще даже не распахнув глаз, я уже улыбалась.
— Чему это ты улыбаешься? Ты чуть не спалилась. Я прикрыла твой зад.
Я открыла глаза и обнаружила серьезную Софию.
— Что? Ты о чем это?
— Утром мы с миссис Келлер принесли тебе выстиранные вещи, и телефон торчал у тебя из-под одеяла. Я завернула его в рубашку, но ты была на волосок от катастрофы.
Я села в постели и прижала руку к груди.
— Ох, дерьмо.
— Следи за языком, — прошептала она. — Мистер Келлер не терпит дурную речь.
— Я смотрю, мистер и миссис Келлер вообще ничего не терпят.
— Послушай, это место — единственный дом, что я когда-либо знала. — Она заговорщически наклонилась ко мне. — Но я слышала много историй от детей, которые здесь жили, и я не хочу знать, что там происходит, хорошо? Мистер и миссис Келлер строгие, но не злые, и я думаю, что они хорошо заботятся обо мне. Я не хочу все испортить. Есть какое-то высказывание… ну, знаешь, о зле?
— Знакомое зло лучше неизвестного?
— Да, вот именно.
— Ты пробыла здесь долгое время, поэтому так считаешь. Спасибо, что прикрыла меня, но не надо в следующий раз подставляться.
— Все в порядке. Не хочу, чтобы тебя выгнали в первую же неделю. Ты единственная, кто захотел пойти со мной в библиотеку.
Я выскользнула из постели и натянула джинсы из сложенной стопки на комоде.
— Во сколько мы уезжаем?
София взглянула на часы.
— Без десяти восемь. Сначала мистер Келлер завезет тебя, а потом меня.
— Что насчет мальчишек?
— Миссис Келлер обучает их на дому.
— Почему?
— У Томаса аутизм, а близнецы очень отстают от сверстников, потому что их обучением никто раньше не занимался.
— Оу.
Мистер и миссис Келлер кажутся ангелами, если забыть про их сумасшедшие правила. То, что они делали, было достойно уважения. И наверняка у них были существенные причины ввести все эти правила. Но лично я просто не могла вообразить свою жизнь без Джексона. Они просто не понимали, как сильно мы с ним нуждались друг в друге.
Пока я расчесывала волосы перед зеркалом, висящим над комодом, в его отражении София смотрела на меня с неприкрытым любопытством.
— Что?
— Кому ты вчера звонила? Ночью? — голос ее был мягким, неуверенным.
Я развернулась к ней лицом.
— Своему парню.
— У тебя есть парень? — ее щеки заалели. Она подошла к моей кровати и плюхнулась на нее с легкомысленной улыбкой. — И какой он? Как его зовут? О Боже, а вы уже целовались?
Я направилась к ней с расческой в руке. Она уже была одета и готова к школе, но на голове образовался колтун. Расчесывая ее, я рассказывала абсолютно все о Джексе, будто мы с ней были давно потерянными сестрами.
— Он высокий, красивый и мускулистый, — хихикала я. — Отличный пловец и великолепный писатель. У него сияющие темные глаза, золотисто-каштановые волосы и загорелая кожа. Он правда очень красивый.
— Ну, а поцелуи? Расскажи мне о них, прошу тебя. Я просто умираю, как хочу узнать. Каково это?
— Девочки! — прогремел голос миссис Келлер снизу.
София выскочила и бросилась к двери.
— Завтрак! — она повернулась в дверном проеме. — Мы должны спуститься. Обещай, что расскажешь мне после школы!
— Обещаю.
Внизу меня поджидали новенькие рюкзак и свитер.
— Тебе это подойдет? — спросил мистер Келлер, стоя, как статуя, у входной двери.
— Да, они чудесны, спасибо.
Он кивнул:
— Тогда бери и ступай завтракать.
Мы заглатывали французские тосты за большим овальным столом, в то время как мистер Келлер выкрикивал поминутный обратный отсчет. Томас несколько раз повторял за ним голосом маленького робота.
— Десять минут до отбытия машины. Десять минут, девочки, — повторял Томас снова и снова, соскребая с тоста подгоревшие кусочки и выкладывая их на салфетке.
После трехминутного предупреждения Томас спрыгнул со стула и подошел ко мне, его лицо было в нескольких дюймах от моего.
— Три минуты до отъезда. Три минуты, Эмерсон. Тебе лучше идти.
Он выглядел напуганным, хотя и не смотрел в глаза. Брэндон и Дэниэл тихо сидели по другую сторону стола. Из-за взлохмаченных волос и пристальных взглядов, когда они наблюдали за Томасом, близнецы выглядели так, словно были персонажами одной из тех картин с «большими глазами». Два маленьких оборванца с гигантскими инопланетными блюдцами вместо глаз.
Дэниэл выпалил:
— Он так ведет себя, потому что не любит, когда люди опаздывают.
— Все в порядке, — сказала я, наклонилась и приподняла лицо Томаса за подбородок, чтобы наши лица оказались ближе. — Томас?
— Да.
Он все так же не смотрел мне в глаза. Его взгляд бегал от пола к потолку и к стенам, но не задерживался на мне.
— Посмотри на меня, пожалуйста, — сказала я, и он послушался, но явно чувствовал себя при этом крайне некомфортно. — Все будет в порядке. Мы с Софией приедем в школу вовремя, — я улыбнулась.
В его глазах вспыхнуло безмятежное выражение. Он улыбнулся в ответ, а затем посмотрел в пол и пробормотал.
— Хорошо, но теперь у вас осталось только две минуты. Лучше вам поспешить.
Мы все засмеялись, кроме Томаса, который вернулся за стол и схватил
