– О Боже, – шепчет он. – Ну же, Иден, встряхнись. Ведь ты же была в порядке, когда я тебя сюда привез.
Она издает какой-то нечленораздельный тягучий звук.
– Но я-то знаю, что ты просто притворяешься, – говорит он, сажая ее прямо. Одной рукой придерживая девушку в таком положении, другой он берет с подноса пластиковый кувшин и пытается заставить ее сделать несколько глотков. Вода стекает по подбородку на ее пропитанную потом футболку.
– Пей! – приказывает он. – А то у тебя наступит обезвоживание организма.
Ему удается влить ей в рот немного воды. Она захлебывается. Он чувствует, как во время кашля напрягаются ее истощенные мышцы.
– Пей! Или сдохнешь.
Он силой откидывает ей голову и заливает в рот воду. Она вновь захлебывается и начинает отталкивать его своими обессиленными руками. Ей удается проглотить лишь ничтожно малое количество жидкости.
Взбешенный, он отшвыривает в сторону пластиковый кувшин, который, ударившись о стену, падает, не разбившись. Он специально подобрал только небьющуюся посуду. Брызги воды попадают на безвольно обмякшее тело девушки.
Она по стенке заваливается на бок. Он отходит в сторону и растерянно смотрит на нее. Так ее фотографировать нельзя. Она кажется мертвой.
А на снимке она не должна выглядеть мертвой.
Наконец он придумывает выход. Достает из кармана нож. Его руки начинают дрожать.
Он кладет девушку на спину. Ее бледное, как у призрака, лицо время от времени подергивается.
Руки у него страшно трясутся, дыхание прерывистое. Усилием воли он заставляет себя сосредоточиться. В каморке стоит ужасная вонь. Этот запах напоминает ему другие кошмарные места, места, где царили боль и смерть.
Он отделяет прядь ее волос и резко проводит по ним лезвием ножа. Но дрожь в руках делает его неловким. Острие ножа задевает щеку девушки, и на ее влажной коже мгновенно выступает алая лента крови.
– Черт!
Сглатывая от волнения, он широко раскрытыми глазами смотрит на кровь. Во рту пересохло. У него в руке прядь черных волос. Не отдавая отчета своим действиям, он протягивает руку и смачивает волосы кровью.
Окровавленная прядь черных волос… Это подействует сильнее, чем фотография.
Коста-Брава
Майя спустилась в зал плавательного бассейна и скользнула в голубую прохладу кристально чистой воды.
Когда только разрабатывался проект дома, было решено, что бассейн станет составной частью сооружения. Он разместился в центре здания, между спальными апартаментами и прочими помещениями, предназначенными для работы и отдыха, и представлял собой просторный зал, покрытый сверху высоким стеклянным куполом.
Для Майи бассейн был маленьким раем на земле. Здесь всегда стояло благодатное лето. Ванну плавательного бассейна окружали густые заросли всевозможных тропических растений – настоящие джунгли, которые Майя сотворила собственными руками и за которыми она продолжала ухаживать. Некоторые из этих диковинных деревьев даже цвели и плодоносили.
Она еще хотела посадить здесь лианы и населить свой сад обезьянами и экзотическими птицами, но Мерседес подняла ее на смех. Как бы там ни было, в этой части дома Майя каждую неделю проводила огромное количество времени, ухаживая за тем, что Мерседес называла ее тропическим лесом.
Проплыв длину бассейна, она остановилась перевести дыхание и увидела высокую фигуру Хоакина де Кордобы, стоявшего на бортике и наблюдавшего за ней. На нем был банный халат, в руках он держал полотенце, очевидно, намереваясь составить ей компанию. Майя улыбнулась ему.
– Эй, – крикнула она. – Присоединяйтесь! Поплаваем!
– Не хотел вам мешать…
– Вы мне не помешаете.
Он тоже улыбнулся.
– Ну и хорошо.
Аргентинец просто излучал уверенность в себе, которая успокаивала Майю и располагала ее к откровенности. Она инстинктивно симпатизировала и доверяла полковнику.
Бок о бок они несколько раз переплыли бассейн. Хотя де Кордоба был, безусловно, крепким мужчиной, он пробыл в воде совсем немного. И к тому времени, когда Майя решила, что ей пора вылезать, он уже сидел на краю бассейна и вытирал полотенцем спину.
Улыбнувшись, Майя подошла к нему. Мокрый купальник подчеркивал совершенство ее прекрасной фигуры, облегая изящные груди, плоский живот и точеные бедра. У нее были длинные и тонкие ноги, но, в то же время, с прекрасно развитой мускулатурой.
Де Кордоба протянул ей полотенце. Пока она вытиралась, его карие глаза любовались ее легкими уверенными движениями.
В некоторых женщинах, размышлял он, красота совершенно очевидна – так же естественна и проста, как цветок маргаритки. Красота же Майи Дюран несла в себе печать некой буйной изысканности. Словно тропический цветок.
– Это изумительное место, – сказал он ей. – Кажется, будто попал в джунгли Перу.
– Несколько необычно, не правда ли? – Она снова улыбнулась. – Отчасти это моя заслуга. Ведь я же здесь главный садовник.
– У вас замечательный дар обращения с растениями!
Она присела рядом с ним.
– А у вас – делать комплименты.
– Если вы думаете, что я пытаюсь вам польстить, то вы ошибаетесь. Наверное, это самый чудесный сад из всех, которые мне доводилось видеть.
Чувствовалось, что Майе было приятно это слышать.
– А скажите, – продолжал де Кордоба, – где живет муж сеньоры Эдуард?
– В Санта-Барбаре, в Калифорнии.
– О, я отлично знаю Санта-Барбару. Прекрасное место. А когда они развелись?
– В 1966 году. – Майя помедлила. – Ко всему происшедшему он не имеет никакого отношения, полковник.
Он посчитал ее слова излишними, однако спорить не стал.
– Понятно.
– Она вышла за него замуж в Майами. Там-то Иден и родилась. В 1952 году. Потом они переехали в Калифорнию. Но этот брак не был счастливым. И в конце концов все кончилось полным разрывом. Доминик оказался плохим отцом. У него уже не осталось настоящих чувств к Иден. Сейчас Мерседес почти не поддерживает с ним никаких контактов и даже имени его не хочет слышать. Она не доверяет ему.
– И, несмотря на это, оставила с ним дочь.
– Есть несколько причин, по которым Мерседес хотела, чтобы Иден жила в Америке. Прежде всего, она считала, что там для девочки будет больше возможностей. Тем более что Иден настоящая американка. В то время Мерседес казалось, что она поступает правильно. Сейчас, конечно, во всем случившемся она винит только себя.
– Вы сказали, Доминик ван Бюрен был для Иден плохим отцом?
– Да, потому что он думает лишь о собственных удовольствиях. Ничто другое его не интересует. Когда оформлялось дело о разводе, Иден училась в школе-интернате. Было условленно, что Доминик станет брать ее в Санта-Барбару на уик-энды, а каникулы она будет проводить в Испании. Но Доминик пренебрег своими обязанностями. Он был слишком занят собой. И она перестала ездить в Санта-Барбару на уик-энды. Обычно она говорила отцу, что хочет остаться в школе со своими подружками, однако, одному Богу известно, что она делала на самом деле. Порой они не встречались по многу недель. Она просто одичала. К тому времени, когда Мерседес узнала, что, в действительности, происходит, было уже поздно.
