Зажмуриваюсь на пару секунд и резко поворачиваюсь к Бушманову лицом.
Кирилл смотрит открыто, как бы говоря: продолжай.
— Он там про развод говорил, врет, наверное... — запинаюсь, чем даю Кириллу возможность ответить:
— Нет. Он действительно разводится.
— Да?
Выходит удивленно, и я сразу об этом жалею. Потому что ответ Кира с размаху бьет меня по лицу леденящим тело вопросом:
— Тебя это радует?
— Что?
— Ты слышала.
Он стоит не шевелясь. Каменная глыба, застывшая передо мной пару сотен лет назад. Трогаю горячие щеки. А внутри так больно. Он же правда думает, что я…
У него есть повод. Точнее, был повод. Но даже осознание этого не может подавить мой внутренний бунт.
— Ты меня сейчас в чем-то обвиняешь? — прищуриваюсь и делаю шаг вперед. Замираю в паре миллиметров от Бушманова. Мои руки по-прежнему болтаются внизу безжизненными плетьми.
— Ни в коем случае, — отвечает с явным ехидством. — Как я могу?
— А говоришь так, будто обвиняешь.
— Тебе кажется, — язвит. И злится. Кожей чувствую, что злится.
Сегодня этот разговор точно не приведет ни к чему, кроме скандала. Поэтому я решаю ретироваться. Только вот углы сгладить забываю.
Не самая умная вещь — говорить ожидающему от тебя правды мужчине что-то вроде:
— Думаю, нам лучше продолжить завтра.
— Отчего же?
Кирилл едва заметно улыбается. Краешком губ, но мне хватает, чтобы понять, что мы начинаем лететь в бездну. Оба.
Он очень медленно проводит ладонью по моему плечу и отталкивает назад. Зажимает у кухонного гарнитура. Край столешницы болезненно впивается в спину.
— Мне больно, — морщусь, чувствуя, как он отстраняется. Совсем немного, но этого достаточно, чтобы не биться копчиком о деревяшку.
— Если ты хотела строить такие, — в последнее слово он вкладывает максимальную агрессию, — свободные отношения, Оля, то лучше без меня.
— Что?
— Я как-то дефектно говорю? Зачем ты постоянно перепрашиваешь?
— Не кричи.
— Я даже голос не повысил.
И правда не повысил, но мне кажется, что наорал.
— Уйди, Кирилл, пожалуйста. Уйди. Я не хочу сейчас ругаться, — прошу его шепотом.
— А мы разве ругаемся? Мы говорим, О-ля.
— Я просто хочу, чтобы ты ушел. Сейчас.
— Ну да, видимо, в гости ты сегодня ждала явно не меня.
Кир ухмыляется. Поворачивается ко мне спиной и идет в коридор. Пялюсь ему в затылок какие-то секунды и, схватив деревянную лопаточку, со всей силы швыряю Бушманову в спину.
17
"Ты не имеешь права предъявлять мне претензии, Кирилл.
Не имеешь. Особенно когда я ничего не сделала!" (с.) Оля
Деревянная лопатка отскакивает от мужской спины и с треском летит на пол.
Кирилл останавливается, я же отшатываюсь к гарнитуру. Вцепляюсь пальцами в немного шершавый край столешницы, наблюдая за тем, как медленно Бушманов поворачивает голову. Смотрит себе под ноги, на лопатку. Потом на меня.
На автомате обнимаю себя руками. Закрываюсь от него. В том, что он не причинит мне физической боли, я уверена. Но страх внутри все равно нарастает.
Я понятия не имею, что теперь делать и говорить.
Чувствую на себе его злой, поблескивающий взгляд и покрываюсь мурашками.
Кирилл разворачивается, теперь полностью. Делает шаг, потом еще один.
Все это происходит в тишине, он не произносит ни звука. Просто сокращает разделяющее нас расстояние. Давит. Не взглядами, не словами, нет. Просто присутствием. Его вдруг становится слишком много. Его фигура словно всю кухню занимает.
Он давит, а я… я теряюсь. Подцепляю зубами шелушащуюся кожу на нижней губе, откусывая кусочек. В этом месте сразу же образуется ранка, из которой начинает сочиться кровь. Металлический вкус обволакивает язык.
Кирилл останавливается ровно в шаге от моей дрожащей, как осенний лист, фигуры. Смотрит. Просто впивается в глаза своим взглядом, будто душу сожрать хочет. Выбить из меня всю правду до самой последней капли…
Я не хочу скандалов, я ненавижу скандалы. Но, вопреки своим же установкам, говорю:
— Ты не имеешь права предъявлять мне претензии, Кирилл. — Голос подрагивает. Держать лицо я не умею. Поэтому как есть. — Не имеешь, — повторяю с нажимом, а может, просто перехожу на крик. Не знаю. — Особенно когда я ничего не сделала!
— А ты не сделала? — он надвигается. Кажется, сейчас ледяной глыбой, и фиг его сдвинешь.
Пространство, что еще секунды назад было между нами, растворяется. Он заполняет его собой. Нависает надо мной, упираясь ладонями в столешницу, тем самым заключая в ловушку.
Его руки лишают путей отступления. Бежать больше некуда, а прятаться бессмысленно…
Внутри зарождается огненный шар, в котором концентрируется вся моя злость. Агрессия из-за ложных обвинений. Обида, что просится выплеснуться наружу.
И я позволяю. Позволяю себе не сдерживаться в словах. Если он думает обо мне в таком контексте, то я просто скажу ему то, что он хочет услышать.
— Сделала, переспала с ним в туалете ресторана, доволен?! — ору Бушманову в лицо, но он даже бровью не ведет. Как стоял с каменным лицом, так и продолжает. Ну только если едва прищуривается.
— Прямо в туалете?
Мне кажется или его губ коснулась улыбка? Точнее, усмешка. Наглая, еще сильнее выводящая меня на эмоции.
— Да, — цежу сквозь зубы. Смотрю ему прямо в глаза.
— Понравилось?
— Очень. Было феерично, — толкаю Кирилла в грудь. — Так что вали отсюда. Слышишь? Проваливай.
— Обязательно, — кладет ладонь на мою талию и тянет меня на себя.
Я впечатываюсь ему в грудь. Запрокидываю голову и почти сразу ловлю его губы. Он делает это с напором. Это даже на поцелуй не похоже. Скорее, какое-то клеймо.
Тяну носом воздух, потому что его катастрофически не хватает, обшаривая мужские плечи руками.
Мысли снова путаются, а злость угасает. Огненный шар заливает волной Бушмановской самоуверенности.
— Думаю, начнем с этого, — приподнимает бровь и стягивает с меня кофту. — Можно еще вот так, — подхватывает под задницу и усаживает мое ошеломленное от прикосновений тело на столешницу.
— Дверь там, — бормочу, все еще стараясь упираться руками в его грудь.
— Амнезии у меня нет, — хмыкает и снимает с себя футболку, игнорируя мои протестующие пальцы.
— Зато до чертиков самоуверенности, — заглядываю в его глаза.
Кирилл едва заметно улыбается, устраиваясь между моих ног.
— Могу поделиться, — щелкает резинкой моих домашних шорт. — Без проблем…
Он так смотрит, что все внутри меня переворачивается. Я снова кажусь себе беспросветной дурой из-за того, что устроила все это представление. Можно было же просто сказать, еще днем. Поговорить с ним нормально. Он же все знал, все-все знал. Пришел сюда с четким пониманием, что я ему врала.
— Поверь мне, — прикасаюсь к теплой коже на его груди. — Я ничего не сделала, ушла. Не сразу, но ушла. Он просто застал меня врасплох, я растерялась, а потом… потом испугалась твоей реакции. Не знала, как сказать, чтобы…
Договорить он не дает. Затыкает мой словесный понос из объяснений поцелуем.
Прижимаюсь к нему сильнее. Трогаю его. Дышу часто-часто.
Меня слегка ведет, тело становится ватным. Поцелуев и прикосновений становится слишком много. Голова кругом идет.
Я даже не сразу воспринимаю звук пряжки ремня, а когда доходит, быстренько снимаю с себя шорты и снова заглядываю в его теплые глаза.
— Ты же мне веришь? — упираюсь ладонью в твердый живот.
— Верю, — прижимает ладошку к моей щеке, аккуратно поглаживая. — У тебя кровь, — смотрит на покусанную губу.
— Не обращай внимания, — накрываю его руку своей, продвигаясь немного вперед.
Кирилл бегло оценивает мое белье и теперь уже резко тянет на себя. Без всяких нежностей.
Его руки творят с моим телом просто невообразимые вещи. Дыхание сбивается. Сердце колотится как ненормальное. И только пальцы уверенно зарываются в его темные волосы.
