бородатый коренастый мужчина, окидываю его невидящим взглядом, смотрю в спину Илье...
- Ирка! - гаркают над ухом, и я чувствую, как сильные руки смыкаются на талии, а меня поднимают воздух. - Да ладно, я думал, обознался, сто лет тебя не видел, - исренне радуется он, и я смутно вспоминаю, он приятель Ильи, работают вместе, единственный из его окружения, кто не капал Илье на мозг, мол тебе надо бросить эту малолетку, шли ее на фиг. - Ты чего такая пасмурная? - он ставит меня на пол, все держит за талию. - А я Илья, чертяка, молчал, ну не идиот ли, скажи, девочку такую отпускать. Помирились, значит? Ай, молодцы.
Слабо улыбаюсь, его добродушное лицо как привет из прошлой жизни, в которой я счастлива была, всего несколько месяцев прошло, а мне удалось все, что с Ильей связано черным закрасить, все, кроме самого Ильи.
- Вова, - мужчине на плечо опускается ладонь с пластырем, Илья за его спиной мрачно цедит. - Иди куда шел.
- А ты, хитрый жук, - Вова оглядывается, тона его не распознал, ледяного взгляда не видит и как маленькому грозит пальцем. - Почему не сказал, что опять вместе? Жена все про тебя спрашивает, - он поворачивается ко мне, весь светится, - так, сегодня пятница, может, на ужин к нам и...
Илья грубо толкает его в бок, равняется со мной и хватает за руку, по парковке тащит к машине. Замечает мою зеленую малолитражку и швыряет меня к дверце.
- Проваливай отсюда, Ира.
- А что так? - сдуваю волосы со лба, смотрю ему за спину на растерянного Вову и напоминаю. - Ты меня на работу, кажется, к себе взять хотел? Я подумала и согласна.
- Если бы ты одна на свете осталась, а у меня бизнес загибался, - его руки ощупывают мои бедра, лезут в карман моих брюк. - То я бы и тогда на работу тебя не взял, - он достает ключи и пикает сигнализацией. Распахивает дверь. - Не появляйся здесь больше. Вали, я сказал.
- Почему? - слежу, как от тяжелого дыхания поднимается его грудная клетка и понимаю, что он тоже самое подумал, про нашу прошлую жизнь, ему напомнили, и ему, оказывается, тяжелее, чем мне. - Что не так, Илья? Ты отсосать тебе за документы предлагал, что тебя так взволновало? Вова?
Он смотрит на меня несколько секунд. Хватает за воротник пиджака и швыряет в машину.
- Никогда, - он наклоняется и рывком поднимает меня в кресле. - Я просто понял, Ира, - его голосу возвращается спокойствие. - Что я лучше куклу надувную трахать буду, чем тебя. Меня воротит от тебя. Пошла вон отсюда.
Он хлопает дверью.
У меня в глазах закипают слезы. Судорожно открываю окно и выплевываю ему вслед:
- Ты моего отца убил, Илья. Только попробуй навредить еще и моему мужу. И тогда, я не шучу, я убью тебя.
ИЛЬЯ
- Бутылку водки, - говорю продавцу и кидаю на прилавок купюру.
Женщина в синем переднике, с выженными вьющимися волосами и боевой раскраской на лице ставит передо мной бутылку, отсчитывает сдачу.
Ладонью разрезаю воздух, отмахиваясь, забираю водку и выхожу из магазина.
На улице жара, тополиный пух, пятница и скоро вечер, и значит, город до утра не уснет. Но здесь, на кладбище, безлюдно и тихо, еле слышно от ветра шумит листва, щебечут птицы.
Шагаю к воротам, на ходу скручиваю крышку с бутылки и прикладываюсь к горлышку. Горло обжигает горечь, огонь несется по пищеводу и согревает желудок, делаю еще один глоток паленого пойла и толкаю калитку.
Иду между могил, смотрю на памятники, пью водку. Полгода здесь не был, на похоронах мать Иры закатила истерику, билась в припадке, тыкала в меня пальцем и на все кладбище орала, что я убийца.
Этой женщине не объяснить, что будь я убийцей - я бы в тюрьме сидел, а не на свободе гулял, это трагичная случайность, я не виноват.
Или виноват.
Ведь все вышло так, как говорил ее отец, нельзя идти против родителей, против судьбы, мы с Ирой не две половины целого, наш союз всех на горе обрек.
Останавливаюсь возле черной ограды, она блестит на солнце. Свежевыкрашенная. Памятника нет, простой крест с фотографией, со снимка на меня смотрит ее отец.
И такие у него глаза.
Давлю в себе желание поздороваться, ведь он меня не слышит все равно, в загробную жизнь никогда не верил, но на кладбище сама атмосфера поднимает изнутри какие-то нелепые чувства.
- Сегодня видел твою дочь, - говорю вслух и перешагиваю через железную цепочку, отряхиваю лавку от засохших лепестков и сажусь. Глотаю водку. - Она сказала, что убьет меня.
Молчу, смотрю на цветы. Настоящие, не пластмассовые, тянутся к небу.
Они часто здесь бывают, ухаживают за мужем и отцом, вспоминают меня, быть может, во всем винят. И никому в голову не приходит, что Ира та еще стерва, можно ли уравнивать случайную смерть и предательство?
Я считаю, что нет.
Предательство гораздо хуже.
- Вместе с тобой и любовь умерла, ты был прав, - говорю фотографии, пью водку. - И что сильное чувство не потухнет, оно лишь переродиться - я на своей шкуре испытал, Денис, - говорю ему. - Я ненавижу твою дочь, представляешь? Я из нее душу вытрясу. И что ты мне сделаешь? Восстанешь, чтобы наказать меня? А ведь это просто расплата.
Делаю глоток. И давлюсь, когда меня чем-то бьют сзади по голове. Машинально завожу руку наверх и поднимаюсь, оглядываюсь. И мрачно усмехаюсь.
Она стоит за оградой, вся в черном, в ладони сжимает красные розы, и я вижу красную кровь на коже, выступившую от шипов.
Веду ладонью по шее, она и меня уколола, с плеч смахиваю бархатные лепестки.
- У тебя совести хватило сюда прийти, - она не спрашивает, утверждает, недоверчиво качает головой и обходит забор, так же, как я, перебрасывает ногу через цепь, не открывая. Оказывается рядом с лавкой и холмом, поросшим травой.
Мы на улице, на открытом пространстве, но сжаты этим забором, куском земли, словно от всего мира отрезаны, на краю необитаемого острова посреди океана стоим.
Мне душно, и я распахиваю пиджак.
- Я хотела лишь договориться с тобой, надеялась, что в тебе хоть крупицы чего-то хорошего остались, но ты дьявол, Илья, лучше бы ты тогда сдох
