и в этой могиле лежал, а я бы пришла и плюнула на нее! - она орет, и весь яд ее слов я порами впитываю, он мне в кровь поступает, отравляет меня, в ее глазах вспышками взрывается злость, она рубит эти фразы не сгоряча, она как фанатичка, как одержимая желает похоронного марша в мою честь, а я только теперь, глядя на нее понимаю, что это самая настоящая, бесконечная вражда, ей края не будет, и я сам ее развязал, и это нас двоих уничтожит, как полгода назад нас уничтожила любовь, мы уже не дышим.
- Ира, - делаю шаг ближе к ней.
Она замахивается букетом.
Перехватываю ее руку, сжимаю. Она вскрикивает, цветы сыпятся на нас, царапают шипами, я просто удержать ее пытаюсь, но она словно дикая кошка, вырывается, щеки блестят от слез, она с ожесточением топчется по моим ногам, и я в этой краткой борьбе устоять не могу, мы вместе валимся назад, на земляной холм.
Водка расплескалась, залила нас, перед глазами пелена, это слезы, кажется, сквозь их муть смотрю в синее небо, лежу на спине.
Она лежит рядом, слышу, как давится рыданиями, безостановочно твердит:
- Что ты сделал, что ты сделал, это могила моего отца, ты чудовище, Илья.
Сползаю на землю, покачиваясь, встаю на ноги, за руку, рывком поднимаю ее.
- Все, Ира, - притягиваю ее к себе, вжимаю в грудь.
Она цепляется за меня, по рубашке размазывает тушь и слезы, захлебывается, бездумно глажу ее по волосам, беззащитную, сейчас она прежняя, моя маленькая девочка, смотрю на фото ее отца и мне мнится укор, ведь я обещал, я клялся, что она будет счастлива, и я не справился, мы принесли друг другу лишь боль.
- Ира, - ладонями веду по ее спине, - прости меня, не сейчас, но когда-нибудь, через год, два, десять лет, Ира, простишь?
Она стихает у меня в руках, на дереве поют птицы, мы оба мокрые, от нас разит алкоголем.
Она поднимает голову. Встает на носочки, тянется к моему уху и выносит приговор:
- Ни за что, Илья. Никогда.
Полтора года назад, февраль
ИРА
Не смотрю под ноги и спотыкаюсь, журнал падает из рук, шелестит страницами и шлепается на пол, я равновесие пытаюсь удержать, но покачиваюсь, вот-вот носом встречусь с плинтусом, но меня подхватывают теплые сильные руки, прижимают к себе.
- Любимая, если нос сломаешь, - в ухо забирается его шепот, - я отменю свадьбу.
- Не хочешь переломанную невесту, словно только на ринге боксировала, - качаю головой, прижимаюсь к нему. - Гад ты, Илья.
- Что там? - он смотрит нам под ноги, на разворот журнала со свадебными платьями. - Не выбрала до сих пор?
- Все красивые, - руками обвиваю его шею. - Но я хочу знаешь...- поднимаю глаза к потолку, в воображении рисую образ, - такое...чтобы полупрозрачный верх, расшитый цветами. И очень пышная алтасная юбка, - опускаю голову и смотрю на него.
Илья кивает с серьезным лицом.
- Ну хватит, - шлепаю его по груди и смеюсь. - Если неинтересно - зачем спрашиваешь?
- Я не разбираюсь в платьях, Ира, - он целует в нос, в щеку, разворачивает, спиной вдавливает в свою грудь и вместе со мной медленно двигается на кухню. - Но я знаю - моя будущая жена будет самая красивая.
- Подлизываешься.
- Да, - его язык, лизнув мою шею, касается мочки уха, он шепчет, - ты голодная? Может...
Внезапно во всей квартире гаснет свет.
Вздрагиваю, быстро моргаю в темноте. Его тело вплотную прижато, чувствую, как вздымается грудь.
- Что это? - спрашиваю шепотом.
- Свет отключили, Ириш, - он хмыкает мне в волосы. - Тогда...не против ужина при свечах? А свечи у нас...
- На балконе, - заканчиваю его раздумья. - Те вонючие, кокосовые. Ты их в прошлый раз зажег, и потом еще весь следующий день воняло, и я спрятала коробку туда в шкаф.
- А почему не сказала? - он горячо, влажно, целует шею, - что тебе запах не нравится?
Вспоминаю ужин на прошлой неделе, Илью в поварском колпаке, и как он суетливо, чертыхаясь, возился с зажигалкой, и по нему видно было, что он всю эту романтику хочет послать подальше, но он старался для меня, и я промолчала, что у меня от той кокосовой отдушки голова кружится, и что меня тошнит, а потом отвлеклась на ужин, на поцелуи, на ночь и постель, на его объятия.
- Сейчас за телефоном схожу, - он отстраняется, - включим фонарик.
- Нет, давай свечи, - удерживаю его руку, в потемках, наощупь, шагаю по коридору. - Я схожу.
Он прижимает меня к себе. Медленно плетемся по коридору, языком он раздвигает мои губы, я набрасываюсь в ответ. В глубине поцелуя тону и крепко обнимаю его, он все мысли из меня выбивает, вытравливает своим жаром, забыла уже, что целый час доставала его вопросами, когда будет ужин готов, не хочу ничего, лишь его.
Он поворачивает ручку, распахивает дверь. На балконе прохладно, но светлее, в доме напротив горят окна, к нам в стекло бьется неугомонная метель, охапками снег швыряет, воет вьюга.
Переминаюсь с ноги на ногу в мягких теплых тапочках с висящими по бокам кроличьими ушками, в губы ему шепчу:
- Вот ты тоже Зимин, Илья, твоя фамилия холодная, как февраль, почему тогда...
Его ладони сжимают ягодицы, и я замолкаю.
- Что почему? - в полумраке слабо светится его улыбка, он вдавливает меня в себя, и я ощущаю нарастающую под домашними брюками эрекцию, хочу спросить, почему он такой горячий, но не могу, с жадностью отвечаю на его поцелуй, и мне воздуха не хватает, меня штормит, уносит куда-то.
- Ира, что замолчала? - он улыбается мне в губы, резко разворачивает и толкает на узкий подоконник.
Ладонями впечатываюсь в стекло, он быстро сдергивает с меня пижамные брюки вместе с бельем, коленом ввинчивается между моих ног, заставляя расставить их шире, пальцами скользит в промежность.
- Хорошо? - говорит он в ухо, и я знаю, он не про нашу позу спрашивает, он про то, что мы вместе живем месяц, ждем свадьбы, каждый день просыпаемся рядом, и я готовлю завтрак. А он ужин, когда с работы вовзаращается, а я с учебы, мы засыпаем обнявшись.
Мы вместе.
- Я счастлива, если ты счаслив,
